Александр Кулешов - Как же быть?
Убегали вдаль зелёные холмы, поросшие низким жёстким кустарником.
Когда-то по этой дороге шли караваны, гружённые золотом, и бородатые люди с ружьями сопровождали их, зорко вглядываясь в горизонт. Золотая дорога…
Потом начались предгорья. Просто холмы стали выше и каменистее. А на вершинах их замелькали зелёные, редкие ещё пока ели.
Они остановились у кафе. Зашли, заказали бутерброды, молоко. В кафе было шумно. Такие же голоногие загорелые девушки и ребята сидели здесь, громко разговаривая, смеясь, крича, жестикулируя.
Кто приехал на мотороллерах, велосипедах, мотоциклах, кто на машинах, самую новую из которых видели ещё, наверное, мамонты.
Посидели полчаса, поехали дальше.
Свидетелями трагедии они стали километрах в двадцати от кафе, когда шоссе уже начало втягиваться в одну из горных долин.
На бешеной скорости их обогнал мотороллер. Весёлый широкоплечий парень в шлеме и красивая, спортивного вида девушка в купальном костюме помахали им и понеслись дальше.
А через минуту мотороллер с грохотом и лязгом врезался в неожиданно затормозившую на шоссе машину, и Лори еле успел свернуть, чтобы самому избежать катастрофы.
Он резко затормозил, так, что Кенни ткнулась ему в спину грудью, и, соскочив с мотороллера, побежал обратно.
Старый «форд», в котором ехало двое не очень трезвых парней, внезапно остановился в тот момент, когда к ним на предельной скорости приближался мотороллер с обогнавшей Лори парой. Парень не успел сделать то, что через минуту успел сделать Лори, — свернуть.
Сейчас он лежал метрах в десяти, отброшенный туда неистовой силой столкновения. Шлем куда-то исчез, белозубый рот скалился в последней, предсмертной улыбке, светлые волосы разметались в луже крови, остекленевшие глаза удивлённо смотрели в небо.
Мотороллер представлял собой лепёшку. Можно было подумать, что по нему взад-вперёд прошёлся многотонный паровой каток.
Рядом лежала девушка. Смерть пощадила её красоту. В своём даже не запылившемся купальнике, загорелая и мускулистая, она лежала на животе, подогнув руку под лицо, словно загорала на пляже, И если б не особенная неестественность позы да проступавшая под загаром смертельная бледность, никто бы не подумал, что она умерла. Машина почти не пострадала. Оба сразу протрезвевших её пассажира широко раскрытыми от ужаса глазами смотрели на всю эту картину.
Визжали тормоза, урчали моторы. Всё новые автомобилисты и мотоциклисты останавливались на шоссе. Теперь собралась уже толпа. Некоторые девушки истерично вскрикивали, рыдали. Кто-то, как всегда, авторитетно распоряжался, давая указания.
Убитых отнесли на обочину, лепёшку-мотороллер сбросили в кювет, Не прошло и десяти минут, как с воем сирены примчался полицейский автомобиль, за ним «скорая помощь», ещё какие-то служебные машины. А через полчаса шоссе опустело. Большое кровавое пятно растеклось на дороге и блестело в лучах солнца.
Кенни не плакала. Она только перекрепила мешок с едой назад. А сама села так, чтоб быть как можно ближе к Лори, и обняла его с такой неистовой силой, что он с трудом дышал.
— Задушишь, Кенни, — взмолился он наконец, — вот силища-то! Тебе не официанткой, а молотобойцем работать! Ох!..
— И задушу, — шептала она, — и задушу! Лучше уж я!.. — Но ветер относил её слова, и Лори ничего не слышал.
— Что ты там бормочешь? — кричал он навстречу ветру, — Ну и история, Кенни! А? Надо же так. Хорошо, я успел свернуть… Так я издали их увидел и скорость у меня меньше была, а они мчались будь здоров! И эти болваны остановились. Хоть бы в зеркало посмотрели, нет ли кого сзади. Пьяницы!
— Ты мой любимый, мой родной… — шептала Кенни, прижавшись лицом к затылку своего друга.
— Негодяи! — орал ничего не слышавший Лори. — Вот таких надо в тюрьму сажать. Хорошо, что у меня молниеносные рефлексы. Разз! — и свернул. В боксе мне бы цены не было. Сколько раз говорил: едешь по дороге — пей только молоко! А?
— Да, да, — Кенни вся дрожала, к ней пришла запоздалая реакция, — пей что хочешь, любимый, — молоко, пиво, хоть спирт, — лишь бы ты жил, улыбался, целовал меня, а не лежал, как тот…
Она вся сотрясалась от истерических рыданий. Наступила расплата за первые минуты сдержанности.
— Ну, парень — понятно, — во весь голос рассуждал Лори, то и дело захлёбываясь ветром, — он голову разбил. А что с девчонкой? Я не понял. Никаких следов. Может, внутренний удар какой, а? Так бывает?
Но Кенни молчала. А он не знал, отвечает она или нет, и продолжал кричать.
Слева теперь раскинулось озеро. Его спокойная тяжёлая гладь золотилась под лучами солнца. Светло-зелёные ели весело толпились вокруг. Кое-где на озере белели, алели, желтели паруса яхт. На берегу пестрели палатки.
Справа вверх уходили горы, По ним карабкались к вершинам, постепенно густея, леса. Солнце, процеженное ситом ветвей, раскрасило светлыми зайчиками густой мох у подножий деревьев. Кое-где бурые голые скалистые камни торчали из-под земли или нависали причудливым козырьком над дорогой.
Воздух был напоён ароматом нагретой воды, хвои, дальних снегов, горячего асфальта, свежего дерева.
Наконец возник указатель: «К озеру налево — два километра». Они свернули на жёлтую глинистую дорогу и, проехав обещанные два километра, очутились на широкой травянистой поляне, где стояли палатки, трейлеры, автомобили, В глубине возвышался деревянный домик с рестораном и баром.
Здесь царило оживление. Кто-то ставил палатку, кто-то надувал лодку, слышались звонкие удары но мячу, крики, смех, лай собак.
Но Лори не остановился, Снизив скорость, он углубился в лес и прямо по траве, лавируя между деревьями, поехал дальше, вдоль берега озера.
То и дело им попадался сиротливо прислонённый к дереву велосипед или роллер.
Пассажиров не было видно. Наконец, проехав минут пятнадцать, он затормозил. Остановив машину, они спустились к воде, разложили привезённые с собой одеяла, расставили пластмассовую посуду, распаковали провизию.
Когда очередь дошла до картонной коробки, в гнёздах которой уютно устроились шесть банок нива, Кенни, спокойно, но решительно взяла коробку и, широко размахнувшись, швырнула её в озеро.
Сначала Лори не понял. Он с изумлением смотрел на свою подругу. Наконец сообразил.
— Это же пиво… — заметил он с сожалением, — Пиво…
Кенни сделала вид, что ничего не слышала. Она возилась с портативной газовой плиткой, разогревая сосиски и консервированный горошек, готовила салат, разливала молоко. Лори лежал, закинув руки за голову и устремив взгляд и солнцу. Солнце было скрыто переплетением зелёных ветвей, оно лишь порой пробивалось, слепя глаза.
Вдыхая аромат сосисок и жуя травинку, Лори думал. К нему тоже пришла запоздалая реакция на трагическое происшествие, случившееся на шоссе.
Он не рыдал, как Кенни, но мысли его были мрачные. Вот тебе и жизнь! Едешь с любимой, впереди весёлый день, всё красиво, радостно… Бац! Секунда — и нет ничего: ни тебя, ни её. Вообще ничего…
Стоило столько работать трудиться, чего-то добиваться, о чём-то заботиться…
Вообще зачем в жизни к чему-то стремиться, если в конечном итоге наступает смерть? Ведь сколько ни накопи — с собой не возьмёшь. Чего ни добейся — всё останется. Что ни соверши — тебя забудут.
А может, не забудут? Есть же всякие знаменитые президенты, писатели, учёные, Они чего-то там совершали, и их помнят. Памятники ставят, улицы их именем называют.
Ну и что? Им-то что до этого? Ведь они-то ничего от этого не имеют, спят себе в своих могилах.
Интересно, если б кому-нибудь из них предложить за всю эту посмертную славу продлить на год жизнь, согласились бы они?
И тут Лори пришла новая мысль. А может, когда они совершали свои великие дела, они не думали, воздадут им за это после смерти или нет. Просто делали то, что считали нужным, старались сделать получше. А о благодарности не заботились.
Это как хороший боксёр. Ведёт бой, стремится нанести побольше ударов, а если один из них закончится нокаутом, ну что ж, тем лучше. Но нокаут не главное. Иной же, кто на решающий удар делает всю ставку, так и остаётся с носом. Нокаут не удался, а очков он не успел набрать.
Может, и в жизни так. Работаешь, делаешь дела, потом выясняется, что набралось столько хороших, что стал ты знаменитым.
А если всё время только и думать, как бы заработать славу, можно остаться в дураках, ничего не добившись. Нет, наверное, слава — это не цель, а результат. И Лори, как всегда, унёсся в мечту. Вот он знаменитый полководец. Он возвращается из-за океана (он видел похожее по телевидению). Машины, машины… Ему бросают цветы, все кричат…
Нет, это неинтересно. Когда большой войны нет, полководцам грош цена. А на той войне, что они сейчас ведут, кроме стыда, ничего не заработаешь.
