Поль-Жак Бонзон - Тайна «морского ежа»
Прицепляй скорее, они уже идут.
Брошка была очень блестящей и сразу бросалась в глаза. Гиль действительно первый ее обнаружил и весело спросил:
Где ты это нашел, Тиду? Это отличительный знак Сосновой стоянки?
Посмотри поближе, ты ее не узнаешь?
Нет.
Ты никогда не видел эту брошку дома?
Нет, конечно.
Представь себе: мне понадобились иголка и нитка, чтобы пришить пуговицу. Я залез в твой рюкзак и нашел эту коробку. А внутри лежала брошь.
У Гиля округлились глаза.
Ты шутишь? У мамы нет такой брошки! И потом, я сам клал сюда нитки и иголки, я бы ее заметил.
Но тогда как она здесь оказалась?
Не знаю… Может, это чья-то шутка?
Все внимательно рассматривали брошь. Может, она была и золотая, но очень легкая и, кажется, не особо ценная. Но вопрос был не в этом. Чья это брошь? Кто спрятал ее в коробку?
Ну-ка, Тиду, — сказал Гиль, который уже не смеялся, — хватит шутить. Где точно лежала эта брошка?
На дне коробки, под картонкой с иголками.
А где резинка?
Резинка?
Коробка плохо закрывалась. Еще в Лионе я надел на нее резинку. Я точно это помню, мама мне даже сказала: "Молодец, Робер, ты начинаешь становиться серьезным".
Послушай, — сказал Корже, — попытайся вспомнить; ты ведь часто витаешь в облаках, может, ты просто забыл. Ты открывал эту коробку с тех пор, как мы приехали в Пор-ле-Руа?
Я даже не расстегивал этот карман… но, может, это сделал кто-то другой, как Тиду…
Бифштекс, Сапожник и Стриженый замотали головами. Никто не трогал коробку, а я был уверен, что никакой резинки на ней не было.
— Странно, — заявил Корже. — Значит, кто-то подложил нам эту брошь уже после Лиона — и забыл надеть резинку.
Стриженый разразился хохотом.
— А я-то думал, что на стоянке нужно следить за своими вещами! Тут все наоборот, нам тайком делают подарки.
Вдруг Сапожник, который искал что-то между сумок, торжествующе объявил:
— Вот эта резинка! Она лежала здесь, между спальными мешками Гиля и Бифштекса.
Гиль сразу же узнал резинку. Теперь все смотрели на меня.
— Знаешь, Тиду, наверно, ты ее просто не заметил, когда открывал коробку, и она упала.
— Я дам руку на отсечение: ее тут не было! Чтобы убедиться самому, я надел резинку на коробку. Она так крепко охватывала крышку, что я никак не мог снять ее, не заметив.
— Ерунда какая-то, — сказал Корже.
Я взял у Гиля брошь, чтобы рассмотреть ее поближе. К застежке прилипло несколько волосков шерсти, розовых, как мне показалось. Совсем недавно брошку кто-то носил. Я на всякий случай поднес ее к носу, но ничего не почувствовал. И тут я вспомнил о Кафи, чей необыкновенный нюх не раз меня поражал. Я сунул брошку ему под нос; он долго и нерешительно нюхал ее, потом завилял хвостом, и я понял, что он уловил запах. Вопросительно посмотрев на меня, будто спрашивая, идти ли ему по следу, Кафи направился к рюкзаку Гиля и обнюхал карман, где лежала коробка с нитками. Потом он походил по палатке, остановился около выхода, подождал немного и решительно свернул влево. Малыш изумленно крикнул:
— Смотри, Тиду!..
Собака бежала прямо к фургону, в котором жили парижанки.
ВИЗИТ ЖАНДАРМОВ
Кафи не колебался. Значит, парижанки заходили к нам в палатку и подложили брошь в коробку из-под леденцов. Когда они клали коробку на место, резинка выскользнула у них из рук; чтобы не терять времени и не попасться на месте преступления, они не стали ее искать.
Видимо, это произошло где-то между пятью и шестью часами вечера. Обычно женщины спали после обеда и приходили на пляж ближе к вечеру; но сегодня, когда мы пришли на пляж, они были уже там и (Сапожник тоже это заметил) все время следили за нами. А через некоторое время, когда мы пошли купаться, я их уже не видел. Очевидно, именно в этот момент парижанки и исчезли с пляжа, уверенные, что на стоянке почти никого нет.
Но зачем им понадобилось подкладывать нам эту брошь?.. Может быть, они от злости решили обвинить нас в воровстве и таким образом избавиться от нас?
Это вполне возможно, — заявил Корже. — Сколько я ни ломаю себе голову, другого объяснения придумать не могу. Эти дамы действовали очень осторожно. Они засунули брошь не куда попало, а именно в коробку с нитками. Наверно, они думали, что вряд ли шестеро мальчишек часто пришивают пуговицы и мы не будем залезать в эту коробку.
Если я правильно понимаю, — взорвался Стриженый, — они уже заявили в полицию и сообщили, что подозревают именно нас! Так что же, будем сидеть и ждать, когда за нами придут? — Он аж побелел от ярости и мял в руках свой берет, повторяя — Я не могу поверить… просто не могу! Какая подлость!.. Только из-за того, что Тиду и Сапожник нечаянно их разбудили… Что нам теперь делать с этой брошкой? Если полиция найдет ее в палатке, мы погибли.
Давайте вернем ее обратно, — предложил Бифштекс. — То-то они удивятся, когда узнают, что мы их раскусили!
Только не это! — возразил Сапожник. — Они скажут, что мы действительно украли брошку, а потом нам стало стыдно и мы ее вернули… В любом случае им будет интересно, как мы узнали, чья это брошка.
Тогда, — сказал Бифштекс, — отнесем ее в мэрию и скажем, что нашли на пляже.
Тоже могут быть неприятности, — покачал головой Корже. — Они запишут наши имена на тот случай, если за брошкой никто не придет. А если парижанки уже заявили, кого они подозревают, то нас опять-таки примут за воров и решат, что мы просто испугались… К тому же мэрия сейчас закрыта.
А может, и нет, — возразил Гиль. — Попробую-ка я туда сходить. Мы не можем больше держать у себя эту брошку. Я скажу, что нашел ее в песке и что если даже за ней никто не придет, нам она не нужна. Тогда они не спросят, как меня зовут.
Он взял брошь и побежал к выходу, но через пятнадцать минут вернулся. Мэрия была закрыта.
— Делать нечего, — сказал Корже, — избавимся от нее потом. Пока надо ее куда-нибудь спрятать…
Я выкопал достаточно глубокую ямку около центрального столбика и положил туда завернутую в бумагу брошь.
— А теперь, — посоветовал Сапожник, — надо посмотреть, не подложили ли нам что-нибудь еще.
Через четверть часа в нашей палатке все было вверх тормашками. К счастью, мы ничего не нашли. Оставалось только готовить ужин и ждать жандармов.
Уже смеркалось, и после еды пришлось зажечь лампу, чтобы помочь Бифштексу убрать посуду. После этого мы расстелили спальные мешки и, поджав ноги, уселись на них, чтобы все как следует обсудить.
Я не силен в психологии, — сказал Гиль, — но неужели они устроили все это из-за такого пустяка? Они что, с ума сошли?
Вряд ли, — ответил Сапожник. — По-моему, они хотят избавиться от нас… и у них есть на это причины.
Какие?.. Думаешь, это из-за будильника в два часа ночи?
Может, и из-за будильника…
Так мы болтали до полуночи. Сегодня жандармов уже можно было не ждать.
— Ладно, попробуем уснуть, — вздохнул Сапожник.
Мы растянулись на мешках, но было очень жарко и мы никак не могли заснуть. Верный Кафи, чувствуя мое волнение, то и дело поднимал голову и лизал мне руку. Постепенно, один за другим, мы уснули…
…Мм еще крепко спали, когда раздался лай Кафи. Было уже утро, и кто-то тряс нашу палатку.
— Эй там, внутри! Вставайте!
Это были жандармы — правда, не те, которых мы встретили на дороге, но у этих вид был не более свирепый. Кажется, им даже было неудобно, что они нас разбудили.
— На стоянке произошла кража, — объяснил тот, что был пониже, — мы проводим расследование. Покажите вещи.
Они осмотрели наше снаряжение, проверили карманы рюкзаков, открыли все коробки (в том числе из-под таблеток), потом потребовали наши кошельки и ощупали подкладку одежды. Наконец, заглянув под спальники, они задали нам кучу вопросов, спросили, откуда мы, сколько уже живем здесь и, будто случайно, что мы делали прошлой ночью.
Корже им подробно рассказал, как обрушилась палатка, как мы разбежались — одни под навес у выхода, а другие под соседний фургон.
— Мы случайно разбудили тех дам, которые живут в этом фургоне, — уточнил Сапожник, — и они нас выгнали.
— Хорошо, — сказал жандарм. — Достаточно.
Можете прибраться.
Они вылезли из палатки, небрежно отдали нам честь и удалились. Но я услышал их разговор.
По-моему, — говорил один, — они "потеряли свою брошку на пляже. Это часто случается… Ищи ее потом в песке!
Вот именно, — отвечал ему другой. — Они подозревают ребят, но в таком возрасте мальчишки не смотрят на украшения. Я еще понимаю— деньги, но брошь!..
Что и требовалось доказать. Парижанки, подбросив нам брошь, заявили в полицию. Наше счастье, что жандармы поленились пойти к нам сразу же.
— Нас едва пронесло! — Стриженый был в ярости. — Если бы Тиду не решил пришить пуговицу, хороши бы мы сейчас были… Представьте, как вас выводят со стоянки в наручниках… А что бы сказали родители!.. — И закончил, продолжая мять в руках берет — Уезжаем отсюда! Чего-чего, а небольших пляжей здесь хватает. Я видеть не могу этот фургон и его хозяек.
