Ежи Брошкевич - Тайна заброшенной часовни
Наконец он не выдержал.
— Мой мудрый Пацулка, — прошептал он, — что ты скажешь насчет…
И задал Пацулке несколько вопросов, на каждый из которых тот ответил утвердительным кивком. Потом они обменялись крепким рукопожатием. Это была своего рода клятва — торжественное обещание, что теперь преступнику недолго осталось ждать торжества правосудия. В заключение Брошек поинтересовался мнением Пацулки насчет кое-каких подозрений, возникших у них с Икой относительно особы Толстого.
В ответ Пацулка только негромко хихикнул.
— Вот черт! — тихо воскликнул Брошек.
— Ну, — буркнул Пацулка.
В этот момент в долине раздались радостные возгласы, аплодисменты, а кто-то даже запел. Потому что автобус встал на все четыре колеса. В нем зажегся свет, загудел, поторапливая туристов, клаксон, и зазвучал бодрый металлический голос экскурсовода. Кутерьма продолжалась еще добрых пятнадцать минут, потому что несколько пар затерялись в ночной мгле и теперь бежали к автобусу с разных сторон: от моста, от реки и даже из леса.
Наконец — в двадцать два часа сорок две минуты — долина огласилась ревом заработавшего мотора. Снопы света от фар пробили темноту, и автобус тронулся в путь.
На веранде появился Влодек.
— Все в порядке, — сообщил он. — Уж я глядел во все глаза — как наши девочки на «пана Долецека». Ручаюсь: никто из туристов не мог протащить в автобус предмет размером метр тридцать на восемьдесят.
— Отлично! — тихо воскликнул Брошек.
— А что у вас? — спросил Влодек.
— У нас все спо… — начал Брошек, но не договорил: Пацулка схватил его за руку — а хватка у него была железная.
Брошек замолчал, и все трое обратились в слух.
Рев автобуса уже стих. В долине Черного Камня остались только безмолвные, скрытые ночной темнотой дома, река и лес. Лишь ветер негромко шумел в листве. Но к этой монотонной спокойной мелодии примешивался странный звук. Казалось, плакал ребенок. Или стонал человека. Или повизгивал угодивший в западню зверек.
— Что это?! — одновременно спросили девочки в палатке.
— Что это? — шепнул Влодек Брошеку.
Ребята прислушивались еще несколько секунд, пока Влодек первый не понял, что они на самом деле слышат.
— Это же дверь! — крикнул он. — Дверь часовни! Кто ее открыл? Ветер?!
Пацулка, не говоря ни слова, скатился с веранды. За ним бросились Брошек и Влодек. Услыхав топот, девочки выскочили из палатки, и через минуту вся пятерка уже стояла перед часовней.
Увы! Не ветер распахнул дверь. Ветер только ее дергал, заставляя жалобно поскрипывать железные петли.
Хватило одной вспышки фонарика, чтобы понять, кто побывал в часовне: картины на стене не было!
— Что с магистром? — испуганно крикнула Ика.
Магистр лежал в спальном мешке со связанными руками; голова у него была обмотана какой-то грязной тряпкой. Он извивался, как угорь на прибрежном песке. Едва его освободили, он заревел: «Я их догоню!» — и, не слушая уговоров, вскочил на мопед и помчался вслед за автобусом. Похоже было, он лишился рассудка: выкрикивал бессмысленные, бессвязные слова и, кажется, плакал от ярости.
А ребята, естественно, на некоторое время задержались возле часовни.
— Не уберегли. Конец, — сказал Влодек.
Тогда Пацулка заговорил — во второй раз за этот день.
— Нет, — сказал он. — Все еще впереди. Пошли домой. Надо поговорить.
Разговор продолжался целый час. Следует особо подчеркнуть, что когда Брошек рассказал, о чем они с Пацулкой беседовали на веранде, то, вопреки ожиданию, не услышал протестующих возгласов и не увидел на лицах друзей недоумения, изумления или возмущения. Правда, восхищения он тоже не увидел. Просто все без лишних эмоций с ним согласились.
— Мы с Икой как раз говорили об этом в палатке, — сказала Альберт.
А Влодек добавил:
— И я почти целый вечер об этом думал. Только не был уверен…
Потом приступили к составлению плана действий на следующий день — день решающей схватки с некой персоной, которой решено было отомстить за ложь, мошенничество, преступления и подлость.
Задания всем досталсь нелегкие. Даже Ика в ту ночь долго не могла заснуть. Один Пацулка, надевая пижаму, вздохнул с искренним облегчением.
— Хорошо, что не пришлось ждать до рассвета, — сонно пробормотал он. — Украли… значит, можно поспать.
— Ты что, спятил? — возмутился Брошек.
Но Пацулкино замечание вовсе не было лишено смысла.
В ВОСКРЕСЕНЬЕ — СОЛНЦЕ!
В доме на холме в то утро никого не потребовалось будить, хотя только мама накануне легла рано; кстати, лишь они с Пацулкой спали крепко и ничего плохого во сне не видели.
Остальные же вначале долго не могли заснуть. Потом их всю ночь терзали кошмары: погони, преследования, опасности… Даже отца (который отправился спать только на рассвете, начертав на последней странице рукописи слово «КОНЕЦ!») мучили страшные сны. Он сдавал вступительные экзамены в лицей, и препротивная преподавательница физкультуры заявила, что ему не удастся открыть теорию относительности и посему придется стать оперной певицей и выступить на ближайшем фестивале в Сопоте. Затем она велела ему спеть песню «Зачем ты уходишь в синюю даль», а он никак не мог вспомнить мелодию этого известного шлягера.
Ика дважды пронзительным криком будила Катажину, однако объяснить, почему она визжала «ай-яй-яй!», так и не сумела.
А Влодеку снился кулачный бой с огромным и полосатым, как тигр, утенком Дональдом, завершившийся тем, что Влодек изо всех сил саданул кулаком по стене, и это было вовсе не так забавно, как могло бы показаться со стороны.
Ночь вообще была очень неспокойной. В долине бушевал прилетевший с Великих Гор ветер, и каждая минута без сна была заполнена его ревом и хохотом. Это еще больше усугубляло тревогу и мучительное ощущение потерянности. Правда, незадолго до рассвета ветер стих.
Рассвет занялся туманный, но постепенно туман начал рассеиваться, сползать по склонам холмов и веткам деревьев на влажные луга и наконец погрузился в волны реки, чтобы спокойно в них утонуть.
И над миром засияло солнце!
Утреннее огромное ясное солнце. Было пять часов утра.
Не прошло и часа, как солнечные лучи проникли сперва в спальню мальчиков, а потом и девочек. Пацулка, почувствовав на лице их теплое прикосновение, мгновенно проснулся, радостно засопел и спустил ноги на пол. Потом в спальне раздалось звонкое чиханье. Так прореагировал на солнце Влодек. Чих прозвучал как выстрел. Брошек подскочил на кровати и завопил:
— Руки вверх!
А когда понял, что произошло, завопил еще громче:
— Да здравствует солнце!
Было еще только без двадцати шесть, но кто в такое утро мог долго валяться в кровати! На лугу возле дома ансамбль кузнечиков и шмелей исполнял воскресную утреннюю увертюру. В лесу с самого рассвета гремела мощная птичья оратория. Закружились в утреннем танце белки, а по большой изумрудной поляне на вершине противоположного холма прошествовало небольшое оленье стадо под водительством рогача с серебристой шерстью.
Купанье у колодца на таком солнце доставляло истинное наслаждение, хотя вода была еще обжигающе холодна. Тем не менее возле колодца появились и девочки в купальниках, и в течение последующих пяти минут на обливание, обрызгивание и т. п. было израсходовано не меньше двадцати ведер воды.
Водные процедуры, естественно, сопровождались приглушенными восклицаниями и смехом. Все ночные призраки при свете солнца немедленно сгинули, и несмотря на то, что день предстоял трудный, а быть может, даже опасный, такое утро вселило во все сердца веру в победу.
Потом ребята на скорую руку позавтракали, оставив родителям на столе все, что им причиталось, а также написанную Икой записку, гласившую, что компания спозаранку отправилась по грибы, которые необходимы для улучшения вкусовых качеств Пацулкиного окорока в сметане.
После завтрака (то есть в шесть тридцать) вся пятерка собралась на веранде, чтобы в последний раз обсудить детали предстоящего сражения.
Тут уж было не до смешков, поддразниваний, подначек и прочих развлечений солнечного воскресного утра. Даже Пацулка сидел с серьезным, если не сказать суровым, видом. Больше того: он решил (для блага общего дела) нарушить один из своих нерушимых принципов. И заговорил.
— Что ж, дети! — сказал он. — Игра закончилась. Нам предстоит горячий денек.
Остальные молча на него уставились; никому даже в голову не пришло поинтересоваться, где он увидел детей.
Первой пришла в себя Альберт.
— Пацулка прав, — заявила она. — Сегодня или никогда!
— Ой ли? — усомнился Брошек. — Правда, многое указывает на то, что сегодня все решится. Но стопроцентной уверенности нет. Предлагаю набраться терпения…
