Владимир Кузьмин - Конверт из Шанхая
– Так начните с того, где вы с мистером Ю познакомились.
– Да здесь, в поезде, его и увидел впервые. Но знал о нем раньше. Я за мелкую кражу в тюрьме сидел и свел там знакомство с одним человеком. Дела за ним серьезные водились, ну да и сел он раньше моего намного. Так что на волю выбрались, почитай, что вместе. Он на месяц всего позже. Так я за тот месяц намыкаться успел, на работу не брали, кому поднадзорный нужен.
– Положим, и поднадзорный смог бы работу найти, если бы захотел. Но вы же на грязную работу идти не желали, искали что попроще и почище?
– Тоже верно, – не стал отнекиваться допрашиваемый. – Так это еще не подсудное дело? А тут появляется тот человек…
– Вы уж и его, и себя назовите, а то как-то все непонятно – кто вы, кто тот человек.
– А! Так это запросто. Меня звать-величать Артем Григорьевич Прошкин. Того же человека звали Кубышкин Антон Прокопович. Кличка у него среди блатных Косарь. Встретились мы в одном заведении, куда он обещал захаживать.
– Где это было?
– Так в Иркутске и было. Так вот он меня с ходу и позвал на дело. По его словам, в Шанхае готовились банк взять, и что там уже с месяц человек работает, присматривает и высматривает все, что для дела пригодиться может. Что за человек, не спрашивайте, никто мне его не называл ни тогда, ни после. Косарь мне денег дал, велел приодеться прилично. А через неделю мы в Шанхай выехали.
– Когда, какого числа?
– Да не упомню. Вроде как три недели прошло. Прожили мы там с неделю, все ждали команды от кого-то. От кого, не говорилось, но кто-то прознать сумел, что человек, тот, что команду подать должен, вроде бы китаец. Ребята, как про китайца услышали, роптать стали – чего это, мол, нами узкоглазый командует да еще и ждать заставляет. Косарь тогда одного на встречу с тем китайцем взял, мол, сам и скажи ему. Тот вроде живым вернулся, но тут же слег и помер. После этого уж никто против не заикался. Да и команды мы дождались. В банк тогда Косарь с Рваным и Гнилым пошли, мы с улицы прикрывали. Ну на шухере были с пролеткой, чтобы ноги сделать. Только что-то там неладно пошло, стрельба началась, и попались наши ребята. Нам же удалось скрыться. Мы уж стали думать, как нам домой возвертаться без денег, а тут приходит человек незнакомый, говорит, что от китайца. Дает денег много, по полтысячи, и велит одному ехать в Иркутск и там каждый день ходить на почту и ждать телеграмму. А мне, стало быть, нужно было чуть не на Урал отправляться и тоже на почту ходить. Впрочем, сказал тот человек, нас никто не неволит, но если не согласны, так эти деньги можем считать расчетом и большего не ждать. А коли послушаемся и станем помогать, так все у нас будет наилучшим образом. Жрать там на серебре, в шампанском купаться и прочие фрукты.
– Того вашего товарища, что в Иркутск поехал, не Павлом звали?
– Не-а, Михаил он был. А фамилия Курицын. У него еще кличка Нос. Носатый он. Ну вот, как мы согласие дали, нам еще денег на проезд добавили и на разные расходы. Добрался я до своего города и неделю с лишком без толку прождал. Но тут и телеграмма пришла. Вчерась как раз и пришла. Велено было в этот поезд билет взять, а уж здесь мне все и сообщат, чего далее делать.
– И что же вам было велено? Вы уж не умолкайте надолго.
– Я как китайца здесь увидал, так мне и пароль не понадобился, сам догадался, что это и есть наш главарь. А сказал он, что здесь его не китайцем считают, а корейцем и зовут мистер Ю. Еще сказал, что едут в поезде большущие ценности, но он никак до них добраться не может. Потому решил девицу одну, что у него вечно под ногами путается, в ловушку заманить и допросить. Ежели выйдет, так по-хорошему. А не выйдет, так с пристрастием. А дальше вы уж и так все знаете. Дозвольте папироску выкурить? Ну и на том спасибо.
– Мы с вами еще разок побеседуем, – пообещал Иван Порфирьевич, – а пока извольте сидеть здесь тихо. А то мы вас опять свяжем. Афанасий Николаевич, вы позовите, пожалуйста, наших военных. Придется им теперь в карауле при арестованном побыть, пока его не заберут.
Охранять бандита нашим бравым офицерам не особо понравилось, но они согласились.
У нас же появилась возможность передохнуть и, пользуясь случаем, пообедать. Все эти дневные события расстроили меня не так сильно, как ночные. Вот только спать очень хотелось. Но и есть тоже хотелось.
32
В этот раз вагон-ресторан почти полностью был занят участниками нашей антрепризы. До этого обедали немного вразнобой, а тут как специально собрались все вместе.
– Ну, слава богу, и вы объявились, – воскликнул господин Корсаков, едва мы расселись по соседству с ним. – А то просто неуловимыми стали. Вы не запамятовали о сегодняшнем вечернем концерте?
Вот что мы могли сказать на это? Конечно, запамятовали. И не только о концерте, но и о том, что есть и другие дела, помимо полицейского сыска и ловли опасных преступников. И дела эти куда приятнее. А еще мы подзабыли, что уговаривались до конца поездки оставаться единой труппой и не отлынивать от общих затей. Но сознаваться во всем этом мы с дедушкой не стали. Напротив, уверили, что обо всем помним и что будем готовы. Дедушка выступит со своим номером, а я – выполню любую работу, которую мне поручат.
– Вот и замечательно, – обрадовался антрепренер. – Вы, Афанасий Николаевич, согласуйте с Иван Ивановичем, в котором месте будет ваш сольный номер. И еще, Даша Штольц высказала желание повторить вашу сцену из «Школы злословия». Найдете время? Замечательно. Для вас, Дарья Владимировна, тоже имеются поручения.
– Да, Дашенька, имеются, – поддержала его Екатерина Дмитриевна. – Мы решили, что в этот раз нам понадобится кое-что из гардероба. Я приготовлю список, а вы уж сходите за нужными платьями. Вы помогали все упаковывать, и лучше вас никто не вспомнит, что и где лежит.
– Конечно, Екатерина Дмитриевна! Обязательно все сделаю! – ответила я и решила, что заодно верну на место все взятое для истории с привидением.
От этих привычных поручений на душе стало как-то легко и безоблачно. И пусть возиться с костюмами не совсем мое дело, но и это поручение мне понравилось.
– Даша, – подскочила ко мне моя тезка Даша Штольц-Туманова. – Я тут один очень красивый монолог решила показать. Поможете по старой памяти над текстом поработать?
– Разумеется, помогу, – обрадовалась я.
– Позвольте вас на секундочку задержать, госпожа Туманова? – обратился к Даше Иван Порфирьевич. – Всего один вопрос!
– Да с удовольствием!
– Вы вот Дарье Владимировне передавали приглашение зайти к мистеру Фрейзеру? Он сам вас о том попросил?
– Да нет! Он попросил этого смешного мистера Ю, а тому, видать, было лень, так он мне перепоручил эту просьбу передать. А отчего вы спрашиваете?
– Так, ничего особенного. У нас небольшая путаница вышла, вот я и спросил.
– Даша! – позвала Дашу Штольц госпожа Никольская. – Идите сюда! Давайте, пока здесь все свои, еще раз сыграем!
Даша прошла к пианино, и они с Еленой в четыре руки заиграли красивую мелодию из оперетки Франца Легара. А я сидела и пыталась припомнить, что это за оперетка: «Кукушка» или «Венские женщины»? И думать про это мне казалось куда приятнее, чем размышлять про мистера Ю, пропавший пакет и все такое прочее. Я, можно сказать, наслаждалась такими приятными раздумьями, хотя так и не вспомнила названия оперетки. А еще как-то очень приятно и славно было видеть знакомые лица людей, с которыми рядом мы проработали – нет, прожили! – весь этот замечательный театральный сезон. Может, и не всегда эти люди были приятны в общении, но уж ни от одного из них не нужно было ждать удара палкой по голове, а тем более выстрела в спину. И пусть многие из них имели собственные тайны, но и тайны эти были скорее милы, чем страшны. Вот, к примеру, взять Александра Александровича и Екатерину Дмитриевну. С самого начала и до конца сезона они скрывали свое давнее супружество. Хотя про это знали все и каждый, но все, а главное, они сами выдержали эту игру от и до, то есть до самого момента посадки в этот поезд. А затевали они это с началом каждого сезона, потому что господин Корсаков был не только блестящим актером, но и антрепренером, то есть начальником. Вот они и делали вид, что не женаты, чтобы он мог к Екатерине Дмитриевне относиться так же, как к остальным актрисам.
Леночка Никольская, с блестящими глазами играющая сейчас на фортепиано и поющая куплет, тоже имела тайну. Она скрывала свое имя! По паспорту она была вовсе не Елена Никольская, а Евдокия Дунина, то есть Дуня Дунина! И жутко стеснялась этого столь не подходящего для афиш имени.
У нашего комика Ивана Ивановича Тихомирова тоже была тайная страсть. На Рождество он всем дарил чудные свечки в виде различных фигурок, но ни разу не сознался, что это дело его рук. И так можно было сказать про каждого. Даже про нас с дедушкой. Потому что и у нас была тайна, которая давно перестала быть таковой, но все делали вид, будто ее и нет, будто никто не знает ни о существовании тайны, ни о том, что за ней скрыто. Правда, в отношении дедушки она отчасти стала публичной. Он прибыл с труппой в качестве простого суфлера, а закончил сезон как замечательный актер. И это уже скрыть было невозможно. Ну то, что он великолепный актер. А вот то, что мы уже к середине сезона вновь стали богаты, про это никто и не вспоминал. И про то, что я графиня, не вспоминали. И нам это очень нравилось.
