Андрей Федоренко - Щербатый талер
— Помогите, дед Макар, «геологи» ваши забрали Оксану и на поле поехали, а там учитель сейчас может быть, и все! Там экскурсия у нас… раскопки могут быть, а «геологи» могут забрать, им нужна очень…
Чэсь понял, что запутался. На его счастье, дед Макар ни о чем не спрашивал, даже, как показалось, не очень встревожился, словно был готов к таким событиям. Одно сдвинул на переносице косматые брови:
— Все же не убереглись, правду говорил участковый… Давно поехали эти приблуды, «геологи»?
— Недавно. Может, еще ничего страшного, ведь Оксана сама к ним села, но… идем скорее на поле! По дороге расскажу.
— Подожди, я знаю тропу напрямик, через лес. Уже на ходу мельком взглянув на Чэся, посочувствовал:
— Однако ты мокрый весь, замерз, смотри не захворай.
— Ничего страшного, — Чэся трясло вовсе не от холода.
Глава 67. На поле
Сменяя друг друга, Михаль с Дмитрием поочередно обкопали пень, обчистили землю по краям, и пень — широкий, ровный, словно стол, — казалось, у всех на глазах приподнялся, вырос из земли сантиметров на пять-десять. Михаль ковырнул его прутьям:
— Видите, как пилили? Вкруговую, по частям, ручными пилами.
— Все-то ты знаешь, — позавидовал Дмитрок.
— Я что, никогда не пилил с отцом? Вот оттуда и знаю: если руками пилишь — пень ровный, а бензопилой — абы как.
Михаль подспудно ждал, что Борис Григорьевич похвалит его за наблюдательность, поддержит, но учитель как и не слышал парней. Он хоть и не работал лопатой, но устал, казалось, больше парней. Глядя, как они хлопотали вокруг пня, учитель каждый раз прикладывал ко лбу и без того давно мокрый платок.
— Друзья мои, нам и так сегодня очень везло, даже не верится, — взволнованно сказал он. — И все равно так будет обидно, если сейчас постигнет разочарование! Я вот думаю: а вдруг француз не закопал карту в корнях, а спрятал в сухую дуплянку в стволе? А ствола давно нет.
— Я на месте француза тоже не стала бы копаться в земле, — сказала Катя. До этого она тихонько стояла в стороне, ссутулившись, но не жаловалась ни на дождь, ни на холод.
— Тогда бы люди, спилили дерево, обязательно проверили бы все дупла, — не согласился Дмитрок, — и нашли бы карту. Это же интересно, как удержаться, чтобы не залезть в дупло? А если бы карта нашлась, все знали бы об этом, и в музее было бы, и в книжках написали бы.
— Логично! — засмеялся Борис Григорьевич. — Да, часто бывает, что дупло расположена низко, у самой земли, и ведет под землю, так что ему, может, и копать не пришлось. Только что гадать? Сейчас все узнаем. Давай, Михаль, с Богом…
Михаль осторожно, аккуратно, впритык с пнем, по сантиметрам начал протыкать землю, стараясь вгонять острый прут на всю длину. Учитель с Катей молча следили за ним, Дмитрок давал советы:
— Не торопись… Аккуратнее… Отступи подальше от пня, чего ты к нему прилип…
— Не учи ученого. Корни мешают…
— Проверь под корнями.
Вдруг Михалова рука застыла. Сидя на корточках, парень снизу вверх посмотрел на Бориса Григорьевича, сказал удивленно:
— Здесь. Борис Григорьевич, ей-богу, здесь!
— Осторожнее, только осторожнее, Михаль, — еще больше разволновался учитель. — Сосуд может быть глиняный, доставай очень аккуратно, по миллиметру, чтобы не повредить!
Михаль быстро разгреб мягкую землю, полную трухи и щепок. Вот ухватился за что-то пальцами, покачал, чтобы легче вышло. Из гнилого, ветхого корня, чавкнув, словно прощаясь с этой землей, в которой провел столько десятилетий, появился небольшой сосуд с узким горлышком.
— Ваза!
Михаль подал вазу учителю, сам, не поднимаясь, начал шарить в ямке пальцами, углублять ее, подкапывать прутом. Он надеялся, что это только начало и здесь, под пнем, еще полно ценностей.
Борис Григорьевич отнес вазу до межи, вырвал пучок травы, бережно счистил с сосуда землю.
— Ух ты! — выдохнул Дмитрок.
У Кати тоже от восторга светились глаза. Она протянула руку и слегка постучала по вазе ногтем. Или только послышалось, или действительно ваза вдруг зазвенела — еле слышным, тонким, чистым звоном, словно передала нынешним своим хозяевам привет из самых глубин далекой старины…
Подошел Михаль, вытирая руки о штаны.
— Нет ничего более, — и тоже застыл, пораженный. Показалось, даже посветлело вокруг от красоты этого создания обычных рук человеческих. Ваза мягко отливала цветом синей фарфора, по синему — мелкие золотые звездочки. Обычная овальная форма и тонкая шейка, расширяющаяся кверху. Но было в этой простоте формы и обыденности цвета что-то загадочное, даже величественное, как бывает загадочным и величественным привычное небо, если оно после ясного дня начинает синеть и расцвечиваться золотыми звездами. Кем эта ваза сделана? Чьи палаты украшала? Какие руки трогали ее, какие цветы в нее ставили?..
Глава 68. Встреча
— Михаль, подай, пожалуйста, прут, — сказал учитель, когда все налюбовались находкой. — Все так, как мы и думали — горлышко залито воском. В вазе должен быть план настоящего сокровища.
Перевернув вазу вверх дном, он осторожно выковырял черный хрупкий воск из шейки. Встряхнул, постучал по донышку. Из вазы высунулся желтый сверток. Дмитрок схватил, вытащил:
— Смотрите, также воском покрыто! Совершенно целый, только скользкий какой-то, — и передал учителю.
Тот бережно развернул сверток. Бумага, и правда, при такой «консервации» сохранилась прекрасно, почти не пострадала от влаги, была ровно толстая, покореженная и напоминала пергамент.
— Ну, что там, Борис Григорьевич? — Михаль заглядывал учителю через плечо. — О, вот это настоящий план, как раз такой, как сейчас рисуют! — воскликнул он.
— Слова, однако, расплылись… Ничего не разобрать. Да и по-французски здесь…
— Ну и что? Зато посмотрите, Борис Григорьевич: вот река, вот лес, вот какое-то поселение — тут и без слов догадаться можно!
— Пень мы всего по одному слову нашли, — сказала Катя.
— Вот именно!
— Нет, давайте не спешить… спрячьте пока… Дождь идет, я боюсь, бумага может намокнуть, расползется, — Борис Григорьевич, не поднимая ни на кого глаз, скрутил «пергамент», вставил обратно в вазу, положил сосуд в рюкзак.
— Все, друзья мои, — пора домой, — и вскинул рюкзак на плечо. — Дома я вам все объясню.
Михаль с Катей переглянулись. Они ничего не понимали. Что случилось? Почему учитель скрывает от них глаза? Почему у него даже голос стал как-то виноватый, усталый?
Один Дмитрий поведение учителя почему-то никак не заметил. Он уже несколько мгновений стоял, отвернувшись, и смотрел на дорогу.
— Смотрите, машина! — воскликнул он. — Из лесу выскочила, сюда едет…
— Да это же «геологов» машина, — сразу узнал Михаль. Встревожился: — Какого черта им здесь надо?
— Того, что и нам, — улыбнулся Дмитрок.
— Так что же мы стоим? — Михаль схватил прут, лопату, бросил в рожь. — Бежим скорее по ржи!
— Поздно уже, увидели нас — вон как несутся… Да и пень этот раскопан — сразу догадаются, — Дмитрок сошел с дороги к меже, Катя тоже.
Теперь уже ничего не понимал Борис Григорьевич:
— Ребята, что с вами? Кого нам бояться? Я учитель, мы на историко-краеведческой экскурсии…
— Спрячьте хотя рюкзак, Борис Григорьевич! Дайте, я… — Михаль схватился за лямку, но машина была уже совсем близко, и он отнял руку. Как-то успокоился, подошел к Дмитрию с Катей.
Машина остановилась возле них. Из нее сразу же выскочил Сева, подбежал к раскопанному пню, увидел ямку под корнем, присел:
— Нашли-таки! Выкопали! Ну, черти!
И расхохотался. Следом из машины выбрался Паук с костылями, быстро защелкнул за собой дверцу.
— Ты? — Борис Григорьевич остолбенел от неожиданности.
За темными стеклами машины нельзя было увидеть, кто там в ней, поэтому полной неожиданностью было появление старого однокашника, даже друга когда-то.
Скоро, однако, Борис Григорьевич пришел в себя:
— Надо же! — сказал насмешливо. — Столько лет не видеться, чтобы встретиться в дождь, в грязь, на каком-то поле, за двести километров от столицы!
— Чего не сделаешь, когда соскучишься по старому другу? — в тон ему ответил Паук. — Нет побоишься ни дождя, ни грязи. — Оперся на костыли, подковылял ко пню, поцокал языком. — Иди к машине! — приказал Севе и снова повернулся к Борису Григорьевичу: — Что ж, Борис, даже поздороваться не хочешь? — сказал с укором.
Учитель неохотно подошел. Пожали друг другу.
— Так ты нарочно из Минска ради этого? — кивнул на раскопанный пень Борис Григорьевич.
— Говорю же, тебя увидеть захотелось! Молодость вспомнить…
— Не юродствуй.
— Эх, молодость! Помнишь, Борис, когда мы были молодые! Одержимые! Легендами различными интересовались, сокровища какие-то искали… И, как вижу, не зря! — Паук подмигнул Борису Григорьевичу. — В самое время я друга посетил, как раз успел… Нюх у меня на это. Много хотя ценностей было? — по-дружески спросил он. — Только ли план, как мы с тобой когда-то и догадывались? Вижу, вижу — ямка маленькая, значит, один план.