Лилиан Браун - Кот, который свихнулся на бананах
Но сначала надо было переделать кое-какие домашние дела. Одним из первых в списке значилась покупка продуктов для Полли. У него был ключ от её кондо, и заморозку он мог забросить ей в холодильник. А в награду за свои благодеяния он пользовался приглашениями на импровизированный обед из «сладких остатков». Кроме того, следовало посетить банк, почту, аптеку и супермаркет Тудлов. А теперь у него появился мотив и стимул нанести визит Энди Броуди.
Полицейский участок находился в здании муниципалитета, на один лестничный пролёт вверх.
Сержант из охраны пропустил Квиллера через ворота и взмахом руки отправил к стеклянной клетке – офису шефа, где тот, что хорошо было видно, пыхтел за компьютером.
– Входи, входи, парень! Успокой свои косточки! – пробасил шеф с жутким шотландским акцентом. – Как она, суровая житуха в ваших дебрях?
– Скучаю по нашим импровизированным – раз и примчался! – посиделкам, Энди. И коты по тебе соскучились. Коко просил выяснить у тебя, завершено ли локмастерское дело об убийстве из охотничьего ружья.
– Не-ет.
– Поговаривали, что будто бы там замешан член семьи. Эта версия отрабатывалась?
– А как же. Дело прекращено за отсутствием улик. Следователям приходилось крутиться: подозреваемый принадлежал к элите – именитый горожанин.
– По всей видимости, ситуация в Локмастере стала для него слишком неблагоприятной; именитый горожанин перебрался в Мускаунти. Ты об этом знаешь?
– А как же.
– Здесь он имел колоссальный успех. И вот женился на женщине старше себя, единственной наследнице состояния четырёх поколений Хиббардов. Ты, конечно, знаешь об этом. В прошлую пятницу было объявление в газете.
– А как же.
– Сегодня рано утром новобрачная умерла, – сказал Квиллер. – Сообщение появится во «Всячине» на первой странице. Причина смерти – кровоизлияние в мозг.
– Вот чёрт! А что о таких милых делишках думает твой умник кот?
– Красавчик этот был в амбаре дважды, и оба раза Коко демонстративно отсутствовал. Во второй раз Коко подбросил кожуру от банана, чтобы тот на ней поскользнулся. А выводы делай сам!
Прибыв домой в «Ивы»» Квиллер обнаружил, что в кондо Коко получил просто шикарные условия для выступлений по сравнению с амбаром. Вместо единственного кухонного окна здесь для его кульбитов было целых три сцены: высокий узкий застекленный пролёт за входной дверью; широкое окно с глубоким подоконником в эркере, служившем столовой, а также кабинетом; и ещё одно широкое окно на кухне, над мойкой.
Ещё подъезжая, Квиллер видел, как Коко упражняется одновременно на всех трёх сценических площадках – далеко не легкий номер, но он был искромётным исполнителем кульбитов. Его пируэты означали, что на автоответчике полно сообщений. Они были от Лайзы Комптон, Бёрджесса Кэмпбелла, Ланспиков и других – друзей, желавших услышать голос друга в момент тяжёлой утраты.
Первым делом Квиллер ответил на звонок Мэгги.
– О, Квилл! Я вам так благодарна за всё, что вы вчера мне сказали. Сегодня я чувствую блаженную умиротворенность и решимость заняться чем-то конструктивным.
– Превосходно! Могу я быть чем-то полезен?
– Ваша помощь в поминальной службе будет бесценной. Я – душеприказчица Вайолет, и я хочу сделать прощание таким, чтобы ей понравилось. И я подумала: что если вы произнесёте прощальную речь? У вас такой замечательный голос и такая неотразимая внешность…
– Не преувеличивайте, Мэгги. По-моему, такой человек, как Бёрджесс Кэмпбелл, тут лучше подойдёт. Его семья и семья Вайолет знали друг друга поколениями, он и Вайолет вместе работали в совете ЦЭС. Он превосходно читает лекции в нашем колледже, у него грудной шотландский голос. Александр будет стоять с ним рядом, и это добавит трогательности прощанию с нашей дорогой Вайолет. Она любила собак, вы же знаете.
– Замечательно! Замечательно! Я так рада, что посоветовалась с вами, Квилл.
– И ещё одно предложение, Мэгги. Поэзия и драма были большой любовью Вайолет. Было бы вполне уместно почитать что-нибудь из великих писателей. Полли могла бы почитать из Байрона – что-то из его небольших вещей, а я счёл бы за честь представить отрывок из Шекспира.
Позже днём позвонил Олден Уэйд. Квиллер выразил осиротевшему мужу соболезнования, пообещав в конце разговора продолжить работу над книгой, обновив посвящение: теперь книга будет данью памяти удивительной женщине.
– Это искреннее выражение моих чувств. Могу я чем-нибудь быть полезен? – спросил Квиллер.
– Я хотел бы рассказать вам о разговоре, который состоялся у нас с Вайолет в последний наш вечер. У вас найдётся несколько минут?
– Безусловно. Мы сейчас живем в Индейской Деревне.
Он дал Олдену указания, как попасть в «Ивы», и указания Коко – как себя вести.
– Бедный малый только что потерял жену, Коко! Постарайся выказать чуточку тепла, чуточку понимания.
Коко, склонив голову и поджав хвост, куда-то уполз, и последующие несколько часов его не было видно.
Когда Олден приехал, Квиллер с чувством пожал ему руку и препроводил к одному из мягких кресел. От закуски гость отказался и с места в карьер начал докладывать:
– Вы, вероятно, знаете, что дед Вайолет любил принимать гостей. Именно он построил просторный гостевой дом у подножия холма. Теперь его называют Старой Каменной Грудой – не из презрения, а любя. Гости жили неделями – от двух и дольше, днем наслаждаясь природой, а ближе к вечеру, принарядившись, поднимались в особняк на ужин, а после проводили время за играми. Вы играете в карты, Квилл?
– Пожалуй, нет. Мальчишкой я играл в карточную игру, участники которой много шумят, орут, бьют картами по столу. Мы называли её «пьяницей». Но это всё.
– Так вот, Джеффри предоставил своим гостям целую галерею – Галерею игр, где была на выбор добрая сотня настольных игр – от шахмат до маджонга. Молодежь предпочитала «старую деву», флинч.25 китайские шашки и все такое прочее. Люди посолид-неё могли провести время за домино и вистом. Играли в нарды, парчизи26 , «Монополию» – да во что только не играли! Так было, знаете ли, между тысяча девятисотым и девятьсот пятидесятым годами.
– Похоже, у вас там настоящий музей.
– Вот-вот. Слово в слово с Вайолет. Даже обычные игральные карты хранятся в красивейших шкатулках: резных, ручной росписи, инкрустированных перламутром. Вайолет полагала, что о галерее тоже стоило бы упомянуть в книге, но предварительно нужно на неё взглянуть.
– С удовольствием! Может быть, завтра?
Они договорились. Олден отправился по своим делам. И Коко крадучись вылез из-под кресла.
– Что с тобой? Что тебе не так? – грозно спросил его Квиллер.
Когда тем же вечером Квиллер прибыл к Полли, его встретили Брут, несший охрану, и Катта, которая вела себя этакой пугливой озорницей.
Они надзирали за тем, как он устанавливал складной столик у огромного – чуть ли не во всю стену – окна, расставлял приборы на двоих, выбирал музыкальное сопровождение и ставил на пол тарелки с их ужином. Затем Полли подала горшочки с тушёными «остатками» (чего – спрашивать не полагалось), приправленными мелко нарезанной петрушкой и подрумяненным миндалем.
Пока из магнитофона лились ноктюрны Шопена, они обсуждали прогноз погоды (штормовая) и вопрос о новом статусе Данди.
– Видишь ли, – сказала Полли, – многие приходят в магазин поглазеть на Данди, а уходят с купленной книгой. «Зелёные халаты» клянутся, что пятьдесят процентов продаж следует отнести на счёт профессионального шарма Данди. В плане налогообложения это значит, что мы можем считать траты на его корм, подстилки, туалетные принадлежности и ветеринарное обслуживание производственными расходами. Или же можно рассматривать его как одного из служащих, положить ему жалованье и предложить оплачивать своё содержание и медицинскую страховку. В этом случае встаёт вопрос: должен ли он иметь номер соцобеспечения и подавать налоговую декларацию?
Полли рассуждала об этом совершенно серьёзно, и он ответил ей в том же духе:
– Мне крайне не хотелось бы, чтобы у магазина или у Данди были неприятности. Попроси вашего бухгалтера утрясти это дело с налоговым управлением.
После ужина они выключили музыку и занялись обсуждением отрывков для чтения на прощании с Вайолет.
Полли сказала, что прочла бы стихотворение Байрона «Она идет во всей красе, светла, как ночь её страны».27
Квиллер сказал, что Вайолет напоминала ему Порцию из «Венецианского купца». Он прочёл бы её знаменитый монолог: «Не действует по принужденью милость…»28
Это был тот «книжный» вечер, который оба они так любили, – вечер, которого так недоставало в их жизни всё то время, что Полли входила в книжный бизнес.
Внезапно вспышка синего электрического света озарила ночное небо над «Ивами» и через занимавшее всю стену окно ярко осветила комнату.
