Василий Аксенов - Мой дедушка — памятник
— Эй, девчонка, то есть ваше высочество! — прохрипел он. — Приказано вас препроводить в ваши покои и, будь оно проклято, не отходить от вас ни на шаг.
— Это кем же приказано? — закричала Доллис, пытаясь вырваться.
— Мамашей твоей, то есть ее величеством. Не отходи, говорит, ни на шаг, все равно, говорит, ни на что больше не годишься. И это мне, кандидату в сенаторы! Вот она, монархия, шутить не любит! — Латтифудо икнул, отчего с соседнего дерева сразу поднялось несколько птиц.
— Пустите, чудовище! — крикнула Доллис.
— Не пущу, сокровище, — хмыкнул Латтифудо.
Мы уже знаем, что Чаби Чаккерс опоздал. Что поделаешь — радиосигналы обгоняют даже дельфинов! Получив по радио приказ, «Голубой кит» взял на абордаж мирное научное судно.
Приблизившись к судну, Чаби Чаккерс увидел, что на борту его кипит схватка — безоружные моряки и ученые пытались дать отпор вооруженным до зубов бандитам. Могучий Шлиер-Довейко направо и налево крушил квадратные челюсти «рыцарей Запада». Друг его Володя Телескопов оборонялся плотницким инструментом. Капитан Рикошетников, помполит Хрящиков и несколько матросов героически защищали радиорубку, откуда Витя Половинчатый вещал всему миру о беспрецедентном пиратском нападении на мирный советский корабль.
Надо сказать, что рукопашная схватка складывалась отнюдь не в пользу тренированных по специальной методе ландскнехтов. Особенно туго им пришлось в районе камбуза, где кок Есеналиев со своими артельщиками встретили их остатками вчерашнего борща, кашей, пюре, прочими гарнирами, струями томатного сока и компота.
Однако затрещали автоматы, пролилась кровь, и капитан Рикошетников приказал прекратить бессмысленное сопротивление. Увы, пули есть пули…
Наемники согнали весь экипаж в помещение столовой. Возле каждого иллюминатора встали автоматчики. С подводной лодки на борт «Алеши Поповича» началась спешная погрузка какого-то старого оружия, ржавых винтовок, поломанных минометов и пулеметов. В этом и состоял зловещий план Ричарда Буги: показать наивным эмпирейцам, что «Алеша Попович» набит оружием, что советские моряки вовсе не исследовали прибрежный шельф и впадину Яу, а, напротив, готовились захватить их маленькую страну.
Чаби Чаккерс в ярости от своего бессилия и невозможности помочь друзьям кружил вокруг «Алеши Поповича». Вдруг он услышал крик:
— Эй, да это, никак, ты, сержант?
С борта «Поповича» свешивался долговязый татуированный детина. Чаби сразу узнал его и хрипло выругался.
— Годдем! Это ты, Фрэнки Карбо! Мало тебе Мьетвиня, сукин сын!
— Здесь мне побольше платят! — хвастливо крикнул Фрэнки.
— Чтоб ты подавился этими деньгами, ублюдок! — гаркнул дельфин.
— Плачет по тебе военно-полевой суд, дезертир! — заорал Фрэнки.
— Пусть плачет! — рявкнул Чаби, выпрыгнул из воды, схватил своими могучими челюстями негодяя за чуб и увлек его в пучину. Одним бандитом в мире стало меньше.
Между тем в помещение столовой вошел элегантный господин в светлом костюме, мистер Кингсли Брейнвен Мамис.
— Господин капитан, господа! — вежливо обратился он к экипажу «Поповича». — Вы можете чувствовать себя почти в полной безопасности. От вас требуется очень немногое. Нужно, чтобы по приходе в Оук-порт один из вас — предпочтительно вы, господин капитан, — выступил перед населением и рассказал всю правду.
— Какую правду? — спросил, скрестив руки на груди, Рикошетников.
— Нужно снять маску, сэр, — улыбнулся Мамис. — Рассказать народу о военном характере вашей экспедиции, о планах захвата этих живописных островов. Ведь ваше судно напичкано оружием, буквально нафаршировано им, сэр.
Рев возмущения вырвался из десятков глоток. Рикошетников встал.
— Никто из нас никогда не пойдет на это. Ваша провокация обречена на провал.
— В таком случае вас всех придется уничтожить, — печально улыбнулся Мамис.
— Наше правительство этого так не оставит, — спокойно сказал Рикошетников. — Шутите с огнем, мистер.
— Ваше правительство далеко, а наши автоматы близко. — Мамис посмотрел на часы. — Десять минут на размышление, господа. После этого откроем огонь.
Прошло пять минут. Мамису стало не по себе под взглядами этих словно высеченных из камня лиц.
— Начнем с вас, капитан, — пробормотал он.
— Благодарю за честь, — усмехнулся Рикошетников.
«Крепкие ребятишки, — нервно подумал Мамис. — Неужели придется стрелять? С советскими действительно шутки плохи».
— Отдаю должное вашему мужеству, господа, но я тоже выполняю свой долг.
— Грязный долг, — пробасил Шлиер-Довейко. Прошло десять минут, когда вдруг поднялся плотник Володя Телескопов.
— Ну, ребята, раз уж никто из вас не хочет рассказать правду, тогда уж мне придется, — сказал он, почесывая в затылке.
— Английским владеете? — радостно крикнул Мамис.
— А как же, — ухмыльнулся Телескопов. — Сёртенли12.
— Идите за мной!
Итак, «Алеша Попович» под взглядами тысяч глаз стал к стенке. Еще не были заведены швартовы и спущен трап, когда на палубе появился Кингсли Брейнвен Мамис и Володя Телескопов. Мамис взял в руку микрофон и сказал:
— С праздником, дорогие друзья эмпирейцы!
В толпе возник ропот.
— Кто этот иностранец? Что это за господин неприятной наружности? Что ему нужно на корабле дружественной страны?
Как бы ни были наивны эмпирейцы, но они сразу почувствовали недоброе.
Мамис улыбнулся:
— Господа, я представитель страны, которая ценит юмор, но не любит шутить. Наша довольно-таки мощная держава обожает малые страны. В доказательство этого я приношу на алтарь нашей дружбы этого жирного тельца, — он обвел руками судно, — этот советский военный корабль. Да-да, господа, русские водили вас за нос. Они только делали вид, что исследуют океан, а на самом деле готовили захват Оук-порта. Но смелые люди помешали этим проискам!
— Ложь! — крикнули в толпе. — Русские — хорошие ребята!
— Согласен, — сказал Мамис, — это хорошие ребята, они очень хорошо стреляют из автоматов и взрывают дома. Вы сможете сами убедиться в том, что «Алеша Попович» буквально нафарширован оружием. Но прежде перед вами выступит псевдо-плотник, а в действительности майор советской разведки Владимир Телескопов. Он расскажет вам всю правду. Пожалуйста, Владимир Екатеринович.
Мамис передал микрофон Телескопову. Володя малость засмущался, но потом, откашлявшись, заговорил на прекрасном эмпирейском языке.
— Значит, с праздником! Я тут у вас, товарищи, не первый раз гуляю. Еще в шестьдесят четвертом проездом из Халигалии за рубанком заезжал. Может, кто помнит?
— Еще бы не помнить! — закричали два эмпирейца, слесарь Фирциг и библиотекарь Градус. — Еще бы не помнить Володечку! Смутно припоминаем.
— Это очень даже приятно, что не забыли, — сказал Володя. — Ну, а что касается правды, так этот вот утконосый господинчик, — он показал через плечо большим пальцем на Мамиса, — со своим хулиганьем совершили против нашего корабля науки чистейшую международную провокацию. Никто их не приглашал на наше судно, а тем более с огнестрельным оружием. В таких условиях исследовать океанские глубины довольно-таки трудно, а ведь каждый знает, что океан — это будущее человечества! И насчет майорского звания брехня, потому что я ефрейтор запаса, действительную протрубил на складе «бэ-у», то есть подержанного обмундирования. Прошу представителей органов милиции подняться на борт и составить акт. Спасибо за внимание.
Взбешенный Мамис, не помня себя, выхватил из кармана пистолет и направил на Володю. Володя вытер нос рукавом и, набычившись, пошел на Мамиса.
— Стрелять хочешь, позорник? А ну попробуй стрельни!
Толпа на мгновение оцепенела. Вдруг в воздухе что-то пронеслось, и все увидели на голове Мамиса огромного кота с развевающимся хвостом.
Пуша Шуткин, а это был он, могучими лапами растерзал прическу авантюриста, свалил его на палубу и взволнованно пропел:
Маэстро Шуткин никогдаНе трогал человека,Но сей мерзавец, господа,Духовная калека!Подонок белобрысыйДостоин быть лишь крысой!
Толпа взревела и бросилась по трапу на борт «Алеши Поповича». Ничего не понимающие наемники тут же были разоружены советскими моряками и разгневанными эмпирейцами. Некоторые наемники прыгали за борт на радость Чаби Чаккерсу. Мамис рыдал в железных объятиях Шлиер-Довейко
На набережной творилось что-то невообразимое. Геннадий ликовал. Мадам Накамура-Бранчевска, покусав некоторое время свои прекрасные пунцовые губы, отбросила перламутровый веер и подошла к микрофону.
— Друзья, — сказала она своим глубоким голосом, и толпа сразу затихла, потому что привыкла прислушиваться к словам обаятельной дамы. — Друзья, давайте не будем нарушать нашего дивного, священного праздника. Наш народ издавна любил и понимал музыку. Клавесины баронессы де Клиссон, находящиеся в моем доме, лучше всех слов говорят об этом. Итак, забудем все грубое, жуткое, некрасивое и предоставим слово скрипкам, фортепьяно, арфам, валторнам… Маэстро фон Нофирогерг, вуаля!
