Александр Преображенский - Рыбалка на живца

— Коль, ты что?

— Не клюет.

— Уходишь, что ли?

— Да. Завтра в Ильинское поеду.

— Опять на живца?

Залыгин только что-то буркнул в ответ и пошел прочь.

— Угрюм, он и есть Угрюм, — подвел итог дядя Гена. — Да, о чем это мы? Ах да. Так ты завтра утром сюда же приходи рыбу ловить, я тебе стропу-то принесу. Придешь?

— Приду.

Я был доволен. Угрюм явно заглотил наживку. Только что он теперь будет делать?

Мы еще половили минут сорок с дядей Геной и тоже собрались, действительно клевало неважно, не то что под Ильинским.

Остаток утра прошел спокойно, я общался с Женькой, катался на велосипеде, но теперь меня все больше охватывали сомнения. Я все больше волновался, чем для меня кончится эта авантюра. Мрачный Залыгин маячил в моем воображении все чаще и чаще. До меня все яснее доходило, что удочку-то я закинул и живца, то есть себя, насадил, как полагается, но должен еще быть рыбак, который вытащит эту удочку вместе с опасной рыбой. А рыбака-то и нету. Мне стало необходимо открыть свой план еще кому-то. И я знал кому. Вечером я решил обо всем переговорить со своим отцом с глазу на глаз.

Но за обедом мама огорошила меня неожиданной вестью:

— Папа звонил. Он сегодня придет поздно, наверное, даже ночью.

Этого еще не хватало! Впрочем, я себя успокоил, сегодня еще не случится, Залыгину тоже надо будет подготовиться, а я буду держаться на людях. Так я и сделал. Вернее, просидел до вечера дома, а вечером, как обычно, мы собрались у Семы на тренировку. Пришла и Светка, хоть она по-прежнему не собиралась заниматься карате, но пообщаться с компанией за самоваром и послушать Семины байки была не против.

От Семы мы вышли часов в восемь. Уже начинало смеркаться, что поделаешь, август. Я повернул в сторону автобусной остановки, озираясь по сторонам, не маячит ли где-нибудь Залыгин. Мне теперь казалось, что он будет преследовать меня неотступно. Но Светка вдруг остановилась.

— Пошли, ты меня по речке проводишь. Я обрадовался, но спохватился.

— Нет, не надо. Сегодня уже поздно, — сказал я.

— Ничего себе поздно, ты меня проводишь и обратно еще на автобус успеешь. Ну, пошли прогуляемся, такой хороший вечер, я весь день сегодня дома сидела. Приехала сюда, а ты какой-то мрачный. Пошли, покажешь мне, где ты ловишь рыбу.

— Да какая сейчас рыба, — машинально ответил я, — рыбу будем ловить завтра. Вот хочешь, приходи сюда завтра утром, мы будем сидеть с дядей Геной на яме.

— Да я даже не знаю, где эта твоя знаменитая яма.

— Здесь недалеко, по берегу пойдешь — найдешь. Кроме нас, там никого не будет.

— Кавалер из тебя никудышный, — обиженно заметила Светка и пошла в сторону автобусной остановки.

Что я мог поделать, не втягивать же и ее в это опасное дело. Побежал ее догонять. Мы дошли до поворота, где узкая улочка изгибается, прячась за забором участка, через который темной волной свешиваются ветви сирени, акации и жасмина.

— Стой, погоди… — Я дернул Светку за рукав и остановился.

— Что такое?

— Нет, ничего… — Мне показалось, что впереди у забора на противоположной стороне улицы, прячась в тени под ветвями кустов сирени и жасмина, стоит Залыгин. — Ладно, пошли.

— Да ты чего, Саша? — Светка повернулась ко мне. — Опять что-то случилось?

— С чего ты взяла?

— Ты какой-то не такой сегодня.

— Да все я такой, пошли — на автобус опоздаем.

Я проводил ее до дома, на прощание мы поцеловались. Она еще раз пристально посмотрела мне в глаза и сказала:

— Все-таки ты не такой сегодня, что-то случилось.

Ну что ты будешь делать!

Теперь мне предстояла обратная дорога, а ведь я даже не взял с собой Тамерлана, это я сглупил. Но делать нечего, надо было спешить на автобус, не по речке же возвращаться.

…Когда я доехал до Узорова, уже окончательно стемнело, народ разошелся по домам, и окна светились теплыми желтыми квадратами, а на улицах от этого казалось еще темнее. Идти мне было недалеко, и я надеялся, что все пройдет удачно.

Я сошел с автобуса. На остановке никого не было. Но нет, сердце у меня екнуло… В самом дальнем ее углу, прижавшись, стояла темная фигура. Она дрогнула и колыхнулась в мою сторону. Человек сделал шаг. Я похолодел от ужаса. Брезентовый плащ! Это был Залыгин. Я обернулся, чтобы броситься в автобус, но двери закрылись, и, пустой, он уехал в сторону Сметанина.

Залыгин медленно приближался, я молча прошагал мимо, от Узорова меня отделял широкий пустырь, и никого вокруг…

— Саша, — глухо окликнул меня Залыгин.

Я сделал вид, что не расслышал и прибавил шагу. Наверное, надо было сорваться и побежать, но ноги не слушались. Я боялся даже обернуться, но чувствовал, что Залыгин следует за мной.

— Саша, стой, — еще раз, уже громче окликнул он меня.

Я побежал. Пустырь был неровный, заросший дикой травой, весь в кочках и ямах. Я спотыкался, но не падал. Сзади бухали немецкие сапоги Залыгина, он гнался за мной.

Оказалось, он здорово бегает. Как только ему это удавалось в сапогах и в таком тяжелом плаще. Мне бы только успеть добежать до улицы, прижаться к забору, позвать на помощь. Я чувствовал, что Залыгин догоняет. Прибавил еще, сколько было сил. Вот и спасительный забор со свешивающимися через него ветвями. Но и Залыгин уже рядом. Я остановился, развернулся к нему лицом и встал в стойку, которой уже научился у Семы.

— Что вам от меня надо?! — почти выкрикнул я.

Залыгин, тяжело дыша, остановился. Прямо напротив меня. Несколько мгновений он молчал, переводя дух. Затем сделал еще шаг вперед и сунул мне под нос руку с вытянутым пальцем. Я инстинктивно отпрянул.

— Ты… это… не болтай, — угрожающе начал он. — Понял, пацан, не болтай! У тебя язык длинный, ты его укороти. Понял?!

— Понял, — ответил я.

— Ну все. — Залыгин отвернулся и пошел в сторону автобусной остановки. Беда на сегодня для меня миновала.

Я еще стоял у забора некоторое время, чтобы отдышаться и привести свои нетшы в порядок, потом тоже побрел к дому.

Отца еще не было. Мама накормила меня ужином, и я почувствовал, что смертельно устал. Пожелав маме спокойной ночи, я удалился в свою комнату и завалился спать. С отцом поговорю завтра.

Глава VII

НА ЖИВЦА

Утром меня разбудил Тамерлан, просился выйти. Сидел и свистел носом у моего уха. Я пошел за поводком и вспомнил, что обещал дяде Гене прийти сегодня на рыбалку, а он мне обещал стропу для Тамерлана. Так я и сделал.

Хорошо было на улице, свежо, воздух чистый. После пережитого прошлым вечером ужаса все казалось мне особенно прекрасным, необычным, заслуживающим внимания. Я слушал птиц и вдыхал знакомые запахи утреннего Узорова. Никто мне не попался по дороге на реку и на берегу тоже, до самой ямы, там с удочкой уже сидел дядя Гена. Он откуда-то притащил здоровый булыжник и сидел на нем, как на табуретке.

— А-а, пришел? Это хорошо. Это правильно, — закивал мне дядя Гена. — Ты пса-то своего привяжи, а то опять всю рыбу распугает.

Я привязал Тамерлана к стволу ивы, склонившейся над водной гладью.

— Ну, где стропа?

— Здесь, здесь стропа. Ты не спеши, садись рядом, порыбачим. Будет тебе стропа, — улыбнулся дядя Гена.

Некоторое время мы удили в молчании, но дядя Гена долго так не может.

— Угрюм, значит, не придет. В Ильинское поехал, на живца ловить. Ну и хорошо. У него своя ловля, у нас своя. Без него нам даже веселее будет.

Я молчал, не хотелось даже вспоминать о Залыгине.

— Ты чего сегодня такой молчаливый?

— Да так.

— А вчера-то такой разговорчивый был, про улики рассказывал, хе-хе… — Дядя Гена опять усмехнулся.

— Так есть ведь улики, дядя Гена, — устало сказал я, — есть.

— Отцу еще не рассказывал?

— Нет.

— Ну и хорошо.

— А вам-то что с этого?

— Мне? Да как тебе сказать, ты и сам поймешь скоро. Охо-хо, Саня, как жизнь-то иной раз поворачивается. Вон Коломенцев, был и нету.

— А вы что, с ним тоже были знакомы?

— Был, был. Как же, очень даже был. Сема ваш меня с ним познакомил.

Я с интересом глянул на дядю Гену.

— А вас-то он зачем с ним знакомил?

— Дело у меня к нему было, Саня, дело. Да плохим человеком оказался этот Коломенцев. Хоть о покойниках и не принято говорить дурно, но уж тут наплевать. Денег я у него занял.

— Вам-то зачем деньги, дядя Ген?

— А это не твое дело. Впрочем, все равно. Уехать хотел я отсюда, Саня, уехать. Это вы все сюда рветесь, в деревню. А я наоборот. Надоело мне тут. Я ведь не всегда таким был. Сам-то я из города, из Москвы даже, вернее, из Перова, ну уж это давно Москва.

— А тут-то вы как оказались?

— Жизнь, Саня, все жизнь. Помотала она меня и из Москвы выкинула.

— Сидели, что ль?

— Зачем сидел? Не сидел. Я всю жизнь честно прожил.