Наталия Кузнецова - Сокровище чернокнижника
– Хватит читать. Все верно, – сказала Эля. – Дело в том, что этот Яков Брюс – один из предков Софьи Яковлевны.
– Ух ты! Сколько ж веков прошло! И кем же она ему приходится?
– Теперь уж и не понять, кем. Лида смеется и говорит, что седьмая вода на киселе.
– Послушай, – Ромка схватил Элю за руку. – Если он граф, то она, значит, графиня?
– Должно быть. Только кто теперь придает значение всяким титулам? Тем не менее семья всегда гордилась этим родством.
– А Брюс этот был не только ученым, но и коллекционером, и очень богатым человеком. Вот, здесь об этом тоже написано. Им от него что-нибудь досталось?
Эля покачала головой:
– Конечно, нет. Если что-то давным-давно и имелось, то сначала в революцию, а потом во время войны все пропало. Продавали, исчезало… Ведь люди думали тогда не о вещах, а о том, как уцелеть при всех тех катаклизмах, что принесло с собой двадцатое столетие.
– Жаль, – вздохнул Ромка. – Сейчас бы посмотрели на какой-нибудь раритет.
– Сейчас и посмотришь. На старушку, – сказала Лешка.
Глава II
Визит к старой графине
Все трое вышли из метро, довольно быстро нашли пятиэтажную хрущевку, нажали на кнопку домофона, и через некоторое время испуганный голос глухо спросил:
– Кто там?
– Знакомая Лидочки, вашей приемной дочери, – ответила Эля.
Дверь открылась. Эля с ребятами поднялись на второй этаж, подошли к седьмой квартире.
Лешка ожидала увидеть робкую маленькую бабульку, Ромка представлял себе сухую и чопорную старуху – так, по его преставлениям, должны были выглядеть немолодые графини. Однако стоящая перед ними старая женщина оказалась совсем другой. Среднего роста, с интеллигентным, очень приятым лицом с голубыми добрыми и внимательными глазами. А вот держалась она прямо и с достоинством.
«И впрямь как графиня», – подумала Лешка, оглянувшись на брата.
Однако когда-то красивый шелковый халат «графини» был сильно потерт, а квартира, в которую они протиснулись все разом, оказалась запущенной. Сильно пахло сердечными каплями.
Хозяйка квартиры пригладила седые волосы, незаметно оправила складки на своем халате и вопросительно посмотрела на вошедших.
– Здравствуйте, Софья Яковлевна, – сказала Эля. – Я к вам из Лос-Анджелеса прилетела, от Лиды с Викой.
Старушка побледнела, схватилась за сердце и, прошептав: «Что с ними?» – вся обмякла и без поддержки гостей, наверное, упала бы на пол.
– Нервы у нее – того, – прошептал Ромка Лешке.
– Не волнуйтесь, с ними все в порядке! – воскликнула Эля. Она подвела Софью Яковлевну к кровати за зеленой ширмой, помогла сесть и извлекла из своей сумки фотоальбом. – Вот, смотрите. Здесь Лидочка у себя дома. А здесь – в кафе. А это Вика в Диснейленде… Я их близкая подруга, в Москве оказалась по делам, потому-то они и попросили меня вас проведать.
– А сами они никак не могут меня повидать? Сколько уж лет их жду не дождусь.
– Вика скоро приедет. Буквально через несколько дней. Они с Лидой просили передать, что очень вас любят и тоже за вас волнуются. А позавчера вы не подошли к телефону, а ваша соседка сказала, что вам было плохо с сердцем.
– Зря они беспокоились, мне уже гораздо лучше, – сказала Софья Яковлевна и повторила: – Гораздо лучше. А если Виконька приедет, то я прямо-таки скакать от счастья стану.
«Сама себя обманывает», – подумала Лешка, глядя на трясущиеся руки и бледное, бескровное лицо старой женщины.
Состояние Софьи Яковлевны не укрылось и от Эли.
– Может быть, вам пока лечь в больницу? – спросила она.
– Что ты! – Софья Яковлевна замахала руками. – Я не могу бросить Кису. И вообще, как можно оставить дом, когда сюда постоянно кто-то приходит? И днем, и ночью. Вот, опять кто-то крадется. Слышите? – и она указала на вторую комнату.
Ромка прислушался. И впрямь там что-то шуршало. Он вбежал туда, и среди убогой обстановки ему бросились в глаза большие узлы и картонные коробки, словно хозяйка замыслила переезд. Ромка выглянул в окно. Какой-то дряхлый дед вез по асфальту старую тележку с чем-то набитым мешком, и она громко и противно дребезжала. Вот и объяснение непонятных звуков.
– Это на улице шум, – сказал он, вернувшись в первую комнату, но почему-то состояние тревоги, передавшееся ему от хозяйки квартиры, никуда не исчезло. Он снова вышел и заглянул в ванную – не затаился ли там кто, но никого не обнаружил и снова пошел ко всем.
А со шкафа свесила вниз круглую головку с маленькими торчащими вверх ушками и круглыми желтыми глазами большая черная кошка. Она спрыгнула вниз, презрительно оглядела непрошеных гостей, вскочила на кровать Софьи Яковлевны и с важностью разлеглась на подушке. Очевидно, это было ее законное место, так как ее хозяйка ласково погладила кошку по спине, а затем протянула руку к тумбочке с многочисленными пузырьками и коробочками. На блюдечке лежали два кусочка рафинада.
– Накапай мне на сахар, – попросила она Элю, подав ей один из пузырьков. – Двадцать капель.
Эля взяла пузырек, сосчитала до двадцати и протянула старушке ставший желтым и резко запахший лекарством кусочек сахару. Софья Яковлевна положила лекарство под язык.
Эля вышла в кухню, подошла к допотопному холодильнику «ЗИЛ» и, кроме небольшого кусочка засохшего сыра, ничего в нем не обнаружила. А кошка вскочила с подушки, подошла к ней и требовательно сказала:
– Мяу.
– Она рыбу просит. Возьми из морозилки и положи в мисочку, – подсказала хозяйка.
Из морозильной камеры Эля извлекла две малюсенькие рыбешки и огляделась в поисках посуды.
Лешка давно заметила грязную корчажку за ширмой рядом с кроватью старушки и все пыталась сообразить, для чего она предназначена. Для ночного горшка вроде маловата. А сейчас до нее дошло – это же кошкина миска. Должно быть, в горшке раньше рос цветок, а возможно даже, в нем что-нибудь запекали в духовке. К его краям присохли остатки пищи.
– Вот деньги, – обращаясь к брату с сестрой, сказала Эля. – Сбегайте в магазин, купите сыру, колбасы, творогу. Курицу не забудьте. Хлеб. И еды для кошки.
– Не забудем, – кивнула Лешка.
– Слушай, как ты думаешь, почему у нее так бедно, раз она наследница Якова Брюса, а ее родственники в Америке? Ну ладно, пускай от этого старинного Брюса у нее ничего не осталось, но американцы-то должны о ней заботиться? Иначе зачем тогда они ей звонят и Элю подсылают? – озабоченно выпалил Ромка, когда они вышли на улицу.
Лешка недоуменно пожала плечами:
– Я и сама не пойму. Потом у Эли спросим.
– И почему она все время прислушивается и говорит, что у нее кто-то ходит?
– Глюки, наверное. Или маразм. Эля же говорила. Со стариками так часто бывает.
Возвращаясь обратно с покупками, на лестничной площадке у самой двери брат с сестрой столкнулись с женщиной, вышедшей из соседней квартиры.
– Вы кто? – строго спросила она.
– Мы это… Друзья подруги племянницы Софьи Яковлевны, – чуть не запутался Ромка, слегка оробев от строгого взгляда соседки. Но лицо ее вмиг подобрело.
– Вот, значит, как. Хорошо, что приехали, а то она, бедненькая, за последнее время совсем сдала. Мне ей помогать особо некогда, с утра до ночи на работе, это сегодня у меня день свободный выпал. А вот когда у меня отпуск был, пришлось за ней ухаживать. Правда, ее американские родственники меня потом хорошо отблагодарили, посылку большую прислали, Юрке моему одежду и обувь и мне кое-что. Они мне из своей Америки часто звонят, когда до нее дозвониться не могут. Хотя я бы и так за ней присматривала, поскольку хорошо к ней отношусь и знаю, что когда нужно сделать: я медсестрой работаю. К сожалению, позавчера у нее снова приступ случился. И, мне кажется, она соображать хуже стала.
– Мы заметили. А как вас зовут? – на всякий случай спросил Ромка.
– Анна Степановна.
– А у вас и ключи от ее квартиры есть?
– Конечно, есть. Она не всегда сама дверь открыть может. А если совсем сляжет, что ж тогда, ломать ее?
– А еще ей мерещится, что у нее кто-то по квартире ходит. Она вам об этом говорила?
– Я ж вот и думаю, что у нее после болезни с головой не все в порядке. Ей бы лечение хорошее, сиделку настоящую или в больнице какой подлечиться. Да она ничего не хочет.
– А у нее здесь больше никого нет?
– Была одна подруга, она умерла. И есть еще старый друг, Павел Демидович, он ее частенько раньше навещал, а теперь куда-то делся. – Анна Степановна помолчала, что-то припоминая. – Точно, он у нее в тот день был, когда она завещание составляла, а больше не появлялся. Я это хорошо потому запомнила, что сама по ее просьбе к ней нотариуса вызывала.
– А чего она завещала? И кому? – с большим интересом спросил Ромка.
– Квартиру и какой-то антиквариат она отписала Виктории, своей внучатой племяннице. Хотя у Вики в Америке, я думаю, и так все есть. С другой стороны, квартира ее должна же кому-то достаться. А завещание свое она Павлу Демидовичу на сохранение отдала. И после того еще хуже стала себя чувствовать, все ей что-то мерещится: призраки, говорит, по ее комнатам бегают.
