Антон Иванов - Кошмары Серебряных прудов
— Оч-чень п-приятно, Б-борис Ф-филиферо-вич, — заикаясь, произнес Макс.
— Чего-то у тебя с речью плохо, братец, — заботливо покачал головой мужик. — Может, тебе к Пелагее пойти полечиться?
— Н-нет, — продолжал заикаться мой старый друг. — Эт-то у м-меня в-временно. 3-замерз.
— Бывает, — не стал спорить мужик. На протяжении всего этого разговора он как-то ловко и очень настойчиво теснил нас обратно к крыльцу. Нам оставалось лишь пятиться. Когда мы поравнялись со входом в дом, дверь распахнулась. По ступенькам сбежала Жанна.
— Ребята, я все. Пошли?
Я оглянулся. Рыжего мужика нигде не было.
— Пошли, — мигом исправилась речь у Макси-Кота.
— До свиданья, Пелагея, — помахала рукою стоявшей на крыльце колдунье Жанна.
— Спасибо! — крикнули мы с Максом.
— Заходите, если чего! — прокричала нам вслед она. — Дорогу знаете.
Дверь захлопнулась. Едва мы вышли в переулок, Жанна с волнением сообщила:
— Я рассказала ей про Толяна. Ну, естественно, только о том, что он вернулся.
— А она? — спросил Макси-Кот. Жанна, совсем как Пелагея, насупила брови и голосом Пелагеи произнесла:
— А я что говорила.
— И все? — удивился я.
— Все, — кивнула Жанна. — Больше Пелагее почему-то на эту тему разговаривать не захотелось.
— А мы с ее мужем познакомились, — похвастался я.
— Пелагеиным мужем? — изумилась Жанна. — Разве он у нее есть?
— Оказывается, да, — кивнул я. — Зовут Борисом Фелиферовичем.
— Рыжий, одноглазый и без уха, — перечислил особые приметы мужа колдуньи Макси-Кот.
— Но это же Барсик, — охнула Жанна. — Вы что, надо мной смеетесь?
— И не думаем, — очень серьезным тоном изрек Макси-Кот. — Но это не главное. Вот. Поглядите.
Он раскрыл перед нами ладонь. На ней ярко поблескивала под лучами солнца диковинная шестиугольная золотая монета.
— Откуда? — не мигая, разглядывала монету Жанна.
— В сарае на топчане нашел, — принялся объяснять Макси-Кот. — Видимо, этот гном-миллионер все-таки что-то посеял от своих миллиончиков.
— Выходит, Толян не врал, — прошептала Жанна.
Взяв в руки монету, я начал внимательно ее разглядывать. Ни разу таких не видел.
— Как ты думаешь, — посмотрел я на Макса, — в какой стране такие делают?
— Да, похоже, где-то на Востоке, — ответил Кот. — Видишь, какие буквы странные. Ничего, разберемся. Съездим в магазин «Нумизмат» на Таганке, там нам наверняка все про эту монету расскажут.
Съездить-то мы съездили, но так ничего и не выяснили. Оказалось, подобных монет никто никогда не видел. А многочисленные надписи на ней не относились ни к одному из известных науке языков. Как современных, так и древних. В магазине, конечно, очень заинтересовались монетой. И сперва долго расспрашивали, откуда она у нас, а когда Макси-Кот нахально соврал, что это семейная реликвия, предложили отдать на экспертизу, но мы категорически отказались. Торопиться нам некуда. Можно сказать, вся жизнь впереди. Может, когда-нибудь и удастся выяснить, откуда она появилась.
С той поры жизнь у всех нас вроде бы вошла в привычное русло. Жаннина мама вернулась домой и даже начала ходить на работу. Толян, выдержав жуткий скандал дома, проявил стойкость. Он так и не рассказал никому, кроме нас, про лилипутов с золотом, которым Пелагея предоставила временное жилище в своем сарае. Предки Волобуя категорически запретили ему заниматься «бизнесом». Мало того, он теперь не имел права даже близко подходить к Серебряным прудам. Макси-Кот периодически приезжал ко мне на выходные. И все зимние каникулы провел у меня.
Единственное, пожалуй, что расстраивало Жанну, это отсутствие Дианы Кирейцевой. На следующий день после, можно сказать, чудесного воскрешения Волобуя она заболела. Причем так серьезно, что ее даже к телефону не подзывали. Затем она вроде бы поправилась, но на каникулы ее отправили к бабушке. После каникул в наш класс она не вернулась. Ее родители неожиданно решили поменять квартиру. Им вроде бы разонравился наш район.
— Самое обидное, — как-то пожаловалась Жанна нам с Максом, — что Динка даже со мной не попрощалась. Ну хоть бы позвонила. Я ведь обо всем только от Светки узнала. Но даже Светке она не удосужилась оставить ни телефона, ни адреса. Теперь у меня на память об этой дружбе одна только кукла.
Подойдя к стенке, она отодвинула стекло, чтобы вытащить подаренную на день рождения куколку, однако, едва взяв ее в руки, с ужасом вскрикнула. Кукла на наших глазах рассыпалась в прах. Горстка серой пыли на ковре, и только.
— Ребята, — часто моргая, смотрела на нас Жанна. — Что это значит?
Макси-Кот, не произнося ни слова, подошел к стенке и потрогал старинных Жанниных кукол. Они оказались целы и невредимы.
— Видимо, подарок был сделан совсем не от чистого сердца, — многозначительно проговорил мой старый друг. — Вспомни, ведь неприятности у тебя начались с дня рождения.
Жанна в ужасе зажала рот рукой. Затем прошептала:
— Неужели Динка?
Именно в этот момент у меня в памяти отчетливо всплыли слова, случайно брошенные недавно Светкой Полежаевой:
— Знаешь, Федор, а ведь Кирейцева была по уши в тебя влюблена и страшно завидовала Жанне.
1
Об этом подробно читайте в книге Антона Иванова и Анны Устиновой «Кладбищенский фантом».