Анастасия Дробина - Подземное созвездие
– И золото тяжелое… – с заметным сожалением поддакнул Атаманов. – Не, я так матери пальто никогда в жизни не куплю!
– Ладно, разберемся… тащи пока. И надо девчонкам позвонить.
Путь назад казался бесконечным. Ящики, хоть и легкие, сильно замедляли продвижение. К тому же тот, кто шел впереди, должен был еще освещать дорогу себе и остальным. Приходилось часто отдыхать и меняться. Пашка предложил было бросить ящики и подняться наверх за подмогой, но пацаны с Юлькой и слышать об этом не захотели: «Ничего, допрем! А то вдруг без нас еще один обвал случится?!. Опять восемьдесят лет никто не прокопается!»
Наконец впереди появился поворот к Новоспасскому монастырю. Идти оставалось меньше километра. Еще несколько минут яростного пыхтения, приглушенных ругательств и нетерпеливого попискивания – и впереди появилось голубое пятно света – выход на поверхность. Первой по ступенькам взлетела Полундра и, щурясь от бьющего в глаза солнца, радостно заорала:
– Девчонки, Соня, – мы ее нашли-и-и!!!
– Вот я так и знал, – послышался совсем рядом знакомый бас. – Я, Сонечка, всегда знал, что эти шаромыжники подводную лодку со дна Москвы-реки подымут, если им надо будет! Не то что старинные книги!
– А что – там лежит подлодка?.. – живо заинтересовалась Полундра, вывернувшись из сильных рук, ловко доставших ее из подземного хода. – Сол Борисыч, а вы здесь откуда взялись?
– Соня с Бэлой позвонили, – кивнул Соломон Борисович на своих падчериц, стоящих рядом с одинаковыми встревоженными лицами. – Сразу же, как вы дозвонились из подземного хода и сказали, что нашли Либерею! Прыгнул в машину и долетел за полминуты, как ведьма на метле! Что, на самом деле обнаружилась?!
– Не знаю, что там на самом деле, Сол Борисыч, – из подвала вынырнул Пашка. – Но что-то мы нашли. Хорошо, что вы приехали, поможете разобраться и… Бабушки, бабушки, а вы-то чего распрыгались? В ваши годы это не полезно!
Какое там… Целый взвод старушек под предводительством Никитишны уже несся к ним со стороны церкви.
– Вот я так и знала! – слово в слово повторив Шампоровского, провозгласила Батонова бабуля. – Я тебе, Григорьевна, говорила, что коли Андрюша добровольно грядки рыть пришел, да еще друзей привел, – это неспроста! Как бог свят – удумали что-то, нельзя их одних оставлять! И вот вам, пожалуйста! Тока от них отвернулись – а они уже под землю влезли!
– Ба, уймись, – на поверхность вылез Батон. – И не вопи на все подворье! Только вашего отца Димитрия тут не хватало… Где он, кстати?
– На своем джипе полчаса назад к митрополиту уехал, – ответила Белка.
– Ну и слава богу… сами разберемся. Девчонки, где инструмент? Замки посбивать надо!
Со всех сторон к ним уже бежал народ. Под десятками жадных взглядов Шампоровский с Пашкой подняли на поверхность оба ящика. С замками пришлось возиться довольно долго. Под крышкой обнаружилась полуистлевшая ткань. Шампоровский осторожно снял ее… и зачарованно покачал головой:
– Бог ты мой… Сохранилась, как вчера положили! Смотрите!
Он бережно вынул из ящика большую икону Богородицы, и по толпе пробежал дружный вздох восторга. Икона казалась написанной вчера: ярко сияли малиновый и синий тона, золотистый фон, казалось, искрится под солнцем. Тонкое и скорбное лицо Божьей Матери смотрело на зачарованных людей огромными черными глазами.
– Староверческое письмо… Ветковская школа… С ума сойти! – Шампоровский бережно передал икону Соне и снова нырнул в ящик. – И еще… И еще! Азохен вей, никогда в жизни такого не видел!
Всего в ящике оказалось пятнадцать икон, бережно проложенных плотной тканью.
– И… все? – с заметным разочарованием спросила Полундра, когда из второго ящика извлекли еще двенадцать икон и несколько церковных предметов непонятного Юльке назначения. – А Либерея где же? Сол Борисыч? Как же так? Это что… больше нет ничего?!
– Тебе мало?! – поразился Шампоровский. Юлька тяжело вздохнула и уселась прямо в заботливо посаженный Белкой кустик бархатцев.
Две недели спустя вся компания Полундры и Пашка с Соней сидели на ступеньках набережной Москвы-реки. Садящееся солнце искрилось на куполах Новоспасского монастыря. Деревья уже покрылись густой зеленью. Со стороны Крутицкого подворья ветерок доносил запах цветущих абрикосов. Над водой покрикивали чайки. До каникул оставалось меньше месяца.
Чуть поодаль сидел с удочкой Соломон Борисович Шампоровский. Время от времени он подсекал крохотную плотвичку, с отвращением разглядывал ее, снимал с крючка и бросал обратно в маслянистую воду. За его действиями недоверчиво наблюдал Батон.
– Сол Борисыч, ну что вы этих головастиков таскаете? – наконец не выдержал он. – Откуда здесь рыба приличная? Вы вот к нам в Михеево приезжайте, вам дед свои клевые места покажет! Там лини такие, что в сковородку не вмещаются! А здесь – мелкота пробензиненная…
– Да меня, видишь ли, увлекает сам процесс, – Шампоровский швырнул очередную «пробензиненную» рыбешку в реку и насадил нового червяка. – Успокаивает нервы… Которых и так уже почти не осталось. Представляете, вокруг этих ваших икон вся искусствоведческая Москва взбесилась! Двадцать семь ценнейших образов староверческого письма! Ветковская школа иконописи![14] Насчет трех икон уже чуть не передрались: утверждают, что это сам Андрей Рублев[15]! Патриарх лично приезжал смотреть! «Слезы Богородицы», которая бесследно исчезла из Новоспасского монастыря в двадцать четвертом году, передана на реставрацию! Про вас, между прочим, в газетах написали!
– Толку-то… – отмахнулась Полундра. – В подземный ход-то теперь уже никак не спустишься! Все забетонировали! Даже на Солянке!
– И слава богу, – облегченно вздохнула Соня. Юлька сердито посмотрела на нее, но ничего не сказала.
– У Артура в больнице я был, – сообщил Пашка. – Завтра его выписывают. После сессии едет со своей Росомахой в Керчь. Какие-то Митридатовы пещеры раскапывать. Дешево отделался, между прочим, – одним воспалением легких.
– Он тебе не говорил, почему нас кинул? – поинтересовалась Юлька. – Почему не сказал, что и раньше в этот ход спускался?
– Юлька, ну что ты хочешь – Артур нас первый раз в жизни видел! И ваша банда, которая по историческим записям грязными ногами ходит, доверия ему никак не внушала!
– А куда делась вишневая папка? – спросила Белка. – Та, из-за которой столько шуму было?
– Унес Кирпич, – ответил Пашка. – Когда тикал из офиса через окно. Через дверь не рискнул, боялся нарваться на соседей – весь в грязи и с разбитой мордой. Думал, наверное, что в папке будет что-то ценное… но, кроме старой бумаги, на которой уже ничего было не разобрать, ничего не увидел.
– А вдруг это действительно были записи Стеллецкого о Либерее? – вздохнула Натэла. – Теперь уже никогда не узнаем.
– Это вряд ли, – отозвался Шампоровский. – Скорее всего, это была обычная переписка… как в том письме, которое вы мне оставили на расшифровку. Я тогда целый день над ним просидел – и сумел худо-бедно разобрать всю историю этих икон. Кстати, до сих пор не понимаю, как эта папка оказалась у Скобина. Бумаги Стеллецкого после войны был переданы его вдовой в Центральный государственный архив. Но многие документы попали в частные руки, многие попросту утрачены… Не умеют у нас обращаться с историческими документами! Возможно, Скобин, работая в архивах, случайно наткнулся на эту вишневую папку и нашел там письма, которые сам писал Стеллецкому в молодости. Со схемой подземных ходов возле набережной. Которую наш Андрей вполне обоснованно принял за созвездие Рака. И если бы эта схема не совпала с тем кривеньким планом, который вы изобразили, путешествуя по подземелью… наверное, клад из икон так и лежал бы под землей.
– Так эти иконы спрятал в подземном ходе сам Скобин? – пожала плечами Соня. – Но зачем? Ему же тогда было двадцать лет… Комсомолец, строитель новой жизни! Тогда же из этих икон костры устраивали на площадях!
– Думаю, дело в том, что Лев Скобин принадлежал к старинному старообрядческому роду. И неплохо разбирался в иконной живописи, – Шампоровский не спеша складывал удочки. – В отличие от своих товарищей по стройке, для которых иконы были просто раскрашенными досками. До конца дней своих Скобин оставался верующим человеком. Несмотря на всю свою тягу к науке, участие в Астрономическом кружке и повальный атеизм вокруг. И ему непросто было смотреть на то, как новая власть сносит древние храмы, сжигает иконы, «писанные сердцем», намоленные тысячами прихожан… Поэтому, когда весной тридцать пятого года на двор Крутицкого подворья привезли воз с иконами, чтобы сжечь их, Скобин долго не думал. Он с товарищами тогда работал на стройке монастыря… и ночью, выбрав из общей кучи наиболее ценные иконы, разложил их по ящикам и оттащил в подземный ход. Все эти ходы были ему известны, он не раз путешествовал по ним – и один, и в обществе Стеллецкого. Не знаю, что Скобин собирался делать с этими иконами. Возможно, надеялся как-нибудь перетащить их к себе на Солянку… но, скорее всего, при стройке случился очередной обвал в коридоре. Пройти под землей к квартире на Солянке было теперь нельзя, а вытаскивать ящики с иконами средь бела дня и волочить их поверху стало тем более невозможно. В Новоспасском монастыре расположилась хозяйственная часть НКВД, а на Крутицком подворье – красноармейские казармы!
