Спящая - Мария Евгеньевна Некрасова
Мать поджала губы, поставила кастрюлю на пол, двинулась к выходу. Уже от самой двери, из-за поленницы, чтобы Лёка не видел её лица, спросила:
– Почему ты у меня такой?
– Хороший. Только не все это понимают.
Он провозился до ночи, не хотел идти в дом и опять выслушивать, какой он там не такой. Дождался, когда в доме погаснет свет, отложил инструмент, взял собак и побежал в лес.
Глава XIII
Бурелом
Лёка с собаками так полюбили ночные прогулки, что это осталось их общей тайной. Может быть, очень может, что мать смирилась бы и с этим, но Лёка помалкивал. По ночам, когда она уже давно спала и вся человеческая часть деревни будто вымирала, Лёка брал собак и шёл в лес.
Дома вдоль улицы поблёскивали чёрными окнами, на цепях завистливо лаяли чужие собаки, а Лёка со своими бежал. Лес и ночь принадлежали только им – Лёке, его собакам и Волшебной девочке: им больше никого было не надо там. Они гоняли наперегонки по самым непролазным местам: Лёка слышал, где из земли торчит корень, о который можно споткнуться, где можно напороться на ветку, деревья предупреждали обо всём – только слушай. Они перекрикивались между собой на цветочном, а Лёка ещё успевал поболтать со зверями и птицами – и, теперь он мог это сказать без страха, он был собой в такие моменты. Собой: животным.
* * *
В ту ночь лес был тёплым и каким-то взвинченным. Он обрадовался Лёке и собакам, зашумел: «Играть!» Деревья умеют играть, только попробуй. На собак тут же свалилась пара сухих веток, они вцепились каждая в свою и побежали вперёд, в чащу, где человеку не пролезть – только Лёке. Лёка бежал за ними, отставая, конечно, на двух-то ногах, но не сильно, он отлично бегал. Бежал за собаками, осаливая встречные деревья, пытаясь ухватить мелькающие впереди хвосты. Он смеялся, и лес смеялся, невидимая в темноте Волшебная девочка смеялась вместе с ним. Человеку этого не понять, а Лёка слышал. Слышал, как смеются сосны, когда собаки, пробегая, щекочут их шерстяными боками, как растут маленькие ёлочки на солнечной днём полянке, и Волшебная девочка неголосом целого леса сразу зовёт:
– Сюда! Сюда.
Лёка притормозил и прислушался. Деревья поблизости хотели играть и, едва он встал, осыпали его сухими ветками. Неголос тот, девочкин, доносился издалека, Лёка еле различал это «Сюда!». Собаки убежали вперёд. Лёка подозвал их, и они набросились на него со своими сухими ветками, наперебой требуя играть, щекоча виляющими хвостами.
– Тихо вы!
– Сюда… – далеко, надо бежать.
Лёка крикнул собакам «За мной!» и рванул в темноту – туда, откуда раздавался неголос. Собаки слышали только его, они ещё хотели играть и бежали, побросав палки, прихватывая Лёку за штаны и радостно тявкая, потому что они собаки и потому что в лесу можно.
Лёка бежал. Он напрягался изо всех сил, пытаясь расслышать что-то ещё: куда его зовут, что случилось? Овраг. Над оврагом, где толстые ели, – это там…
– Ты чего? Выходи!
Обычно Волшебная девочка встречает их сама, а тут… Неужели что-то случилось?!
– Сюда!
Толстые ели над оврагом росли тесно, сплетая ветки, искривляясь, чтобы можно было хоть как-то поместиться. На одной был старый скол – от ветра, должно быть… Не то! Рана старая, ветка давно высохла и валялась на земле безжизненным скелетом, дерево забыло давно, деревья не могут жаловаться долго.
– Сюда!..
Лёка бежал. Собаки наступали на пятки, талдычили, как маленькие, своё «Играть!», Лёка бежал за Волшебной девочкой. Далеко. Ужасно далеко. Они бежали, наверное, целый час, Лёка уже успел устать. Под ноги то и дело попадались огромные корни и маленькие пеньки, Лёка в последний момент перепрыгивал их и бежал, бежал…
– Сюда… – вот уже близко.
Впереди стена старых елей, Лёка ввинтился в неё, поймал на лицо паутину – «Вандал!» – и замер, прислушиваясь.
Собаки вились у ног, прихватывая за ладони, они только разогрелись, а Лёка уже устал бежать. Всё-таки когда играешь, не так устаёшь. Волшебная девочка голосом леса шептала:
– Сюда…
А Лёка по-прежнему ничего не видел. Наверное, надо пройти вперёд… Собаки ввинтились в заросли впереди него, только хвосты мелькнули в хвое. Лёка сделал всего пару шагов, а они уже звали:
– Нашли! Нашли!
Продравшись сквозь ветки, Лёка вышел на лунный свет. Луна стояла огромная, полная, она освещала даже прошлогоднюю хвою под ногами и огромный овраг, забитый буреломом.
– Сюда!
У бурелома на самом краю оврага приплясывали собаки, виляя хвостами.
– Тихо вы! Не свалитесь… – Лёка подошёл. Земля над оврагом была сухая, скатывалась из-под ног огромными комьями и убегала в темноту, в пропасть бурелома. Лёка поспешно сел: так надёжнее, не упадёшь. Собаки затанцевали вокруг:
– Смотри, смотри!
Лёка смотрел. Бурелом, освещённый лунным светом, торчал из оврага как мокрая шерсть. Казалось, овраг забит этими обломками сухих деревьев, доверху забит, под завязку, даже дна не видно… Везде, кроме одной точки. Впереди, почти у Лёки под ногами, только на хорошей глубине, освещалось луной какое-то светлое пятно. Лёка приглядывался и ничего толком не видел: как будто тряпки какие-то кто-то разбросал, грязные тряпки, и много, только ветер их колышет в разные стороны.
– Нашли, нашли! – суетились собаки и потихоньку на своих четырёх сползали туда, в овраг, иногда оборачиваясь и недоумевая, отчего Лёка не спускается следом. – Нашли!
Вглядываясь в странные тряпки, Лёка потихоньку ногами вперёд стал спускаться в овраг. Лунный свет странно преломлялся на этой куче тряпок, делая её огромной и словно живой. Сухие ветки цеплялись за штаны, мелкие попадались под ладони. Волшебная девочка хихикнула совсем рядом. Нога соскользнула, Лёка охнул – и поехал вниз на спине, неумолимо набирая скорость.
Он успел закрыть лицо руками, прежде чем шальная ветка шваркнула по ткани, распоров рукав. Услышал очередное «Нашли!» и влетел ногами в невидимую опору. Отнял руки от лица. Перед носом маячили бурые меховые бока собак, а в ногах, на земле, – то, обо что он затормозил: коричневый резиновый сапог.
…Лёка невольно вспомнил, как сегодня вечером к ним заглянул худющий и лысый училкин муж и долго расспрашивал мать, не заходила ли эта сегодня позаниматься с Лёкой. «За грибами с утра ушла, – подслушал Лёка из своего сарая, – думаю, может, зашла к кому на обратном пути. Темно уже, нет и нет».
Есть. Здесь. Жива. Точно ещё жива: в лунном свете было видно, как тихонько вздымаются грязные ржавые тряпки – то, что было одеждой.
– Смотри! – Волшебная девочка
