Валерий Гусев - Хозяин черной жемчужины
И совершенно не случайно интересы Сыча и Алешки сошлись в одной точке. Этой точкой был талантливый и рассеянный Вадик Кореньков, будущий профессор.
Алешка мечтал подарить ему свою заблудившуюся тридакну, а Сыч рассчитывал с ее помощью войти в доверие к Коренькову, потому что до него дошли смутные слухи о необыкновенной коллекции жемчуга.
Неслабо Алешка использовал в своем арсенале «аналитический прогноз» и «спрогнозировал анализ».
Сначала – раковина, потом – одинокий человек, который ходит на свадьбы к многочисленным родственникам. Подозрение: моряк, а не знает, что такое «лечь на другой галс» («Моряк, – хихикал потом Алешка. – Он в чужих карманах плавал»). Костюм с сиреневым платочком в кармашке, синий паучок в ямке между пальцами…
Честное слово, я бы не только не смог проанализировать эти факты – я бы даже не обратил на них внимания.
А вот этот водила… Помните, Алешка сказал, что в нем, в этом водиле, было что-то странное. Было. Татуировка на пальцах в виде перстней. Алешка сначала подумал: покрасоваться ему хочется, а нечем, а потом узнал от папы, что эти перстни означают отсидки в тюрьме.
Вот тогда он и понял, что вокруг Коренькова роятся жулики и бандиты. Во главе с завистником Глотом.
Этот Глотов, когда был начинающим ученым, украл драгоценный металл – платину, которую выделили лаборатории для научных опытов. Его поймали и отправили в колонию, где он познакомился с домушником – водилой и с карманником Сычом. И где получил кличку Глот.
А после освобождения Глотова не оставили в покое. И он время от времени сообщал Сычу о всяких торжествах в кругу ученых и других выдающихся людей. А сам присматривался, батенька наш, к молодым ученым, особенно к Коренькову. Чтобы попользоваться результатами их научных трудов.
Всех этих людей Алешка называл про себя живоглотами. Потому что их объединяли простые, но противные чувства: зависть и жадность.
Ведь совершенно не случайно Алешка нашел у Сыча дома украденную жемчужину. Просто он вспомнил папин рассказ о суеверной жадности Сыча.
– У некоторых карманников, – рассказывал папа, – есть свои «профессиональные» приметы. Они вообще народ очень суеверный. Например, если такой вор не нащупает в чужом кармане ничего, кроме спичечного коробка, он обязательно должен его вытащить и ни в коем случае не выбрасывать – иначе спугнешь удачу.
Однажды папа из-за этой приметы задержал сразу трех карманников. Он об этом нам не рассказывал, об этом мы прочитали в книге о работниках милиции. Дело так было. Папа обратил внимание на автобусной остановке на троих вполне нормальных мужчин. Только занимались они очень странным делом. Один из них доставал из спичечного коробка по нескольку спичек и отдавал двум другим. А они эти спички клали в свои коробки.
И папа догадался: один из них украл коробок и делился этой удачей со своими дружками. И еще он догадался, что они ждут следующий автобус, чтобы эту удачу пустить в ход.
Папа стал за ними наблюдать и задержал их с поличным. Один – всех троих, здоровенных мужиков.
В книге было написано, что он совершил героический поступок с риском для жизни. Но нас это не удивило – ведь наш папа тоже воспитывался на лучших образцах классической литературы.
– И вот этот Сыч, – вспоминал папа, – если вытащит кошелек или бумажник, никогда их не выбрасывал, чтобы не спугнуть свою воровскую удачу. Он вынимал из них деньги, а кошелек или бумажник прятал у себя дома. Кстати, потом, когда у него делали обыск, эти вещицы становились хорошими вещдоками и уликами. У него в тайнике даже старенький носовой платочек хранился. Тогда еще были такие бабули, которые держали свои крохотные денежки не в кошельках, а завязывали их в узелочек…
Ну вот Алешка и вспомнил об этой жадной странности Сычева. И сообразил, что Сыч наверняка не выбросил коробку из-под «Рафаэлло». И она находится где-нибудь в его скромной квартире.
Потом, как вы знаете, Алешка «обменял» эту информацию на экспертизу содержимого пузырька. Павлик тут же организовал задержание Сыча. Но задержание не состоялось – Сыч исчез, видно, почуял опасность. И обыск в его квартире ничего не дал. Не нашли там ни единой краденой вещи. А изо всех улик – костюм с сиреневым платочком да коробка из-под конфет. И еще – раковина-пепельница, которую Алешка сменял на рецепт рыбной ловли. Эту раковину Сыч тоже спер в одной из квартир – в ней лежали сережки и колечки хозяйки. И капитан Павлик эту раковину использовал потом как вещественное доказательство.
А Сыч удрал. Нас это очень огорчило. Тем более что нам почему-то казалось, будто Сыч каким-то образом связан с проф. Ю.Н. Глотовым. Анализ анализом, прогноз прогнозом, а интуиция – тоже не последнее средство в арсенале сыщика. Так папа говорит Павлику.
А Павлик пообещал, что больше в нашем доме не выпьет даже чашки чаю, пока не поймает Сыча.
– Нам нужно, Дим, – рассудительно говорил Алешка, вернувшись из парка, – заловить их всех в один флакон.
– Кого – всех?
– И Сыча, и Глота, и этого, домушника. Который простой водила.
– И охранника Сморчкова, – добавил я. – Не поместятся. В одном флаконе.
– Смотря какой флакон, – рассмеялся Алешка. – У меня, Дим, такой флакон есть в арсенале сыщика, что они все в него влезут и лишь в милиции из него вылезут. По одному, Дим, по очереди.
Да, кажется, Игорь Зиновьевич Бонифаций в чем-то прав.
– Ты не бойся, Дим, – угадал мои сомнения Алешка, – все будет путем. Но ты мне немного помоги.
Чем, интересно? Загонять этих жуликов поганой метлой в какой-то дикий флакон?
– Маленький пустячок, Дим, – Алешка веселился. – Мы просто с тобой кое о чем поговорим. Очень секретно. Чтобы никто нас не подслушал. Чтобы нас подслушал один только человек. Все понял?
Я ничего не понял, но подслушно… то есть послушно кивнул. Этот маленький танк идет к цели, как большой бульдозер…
Назавтра мы сразу после уроков поехали в институт. Обстановка в барокамере нисколько не изменилась. Была все такая же деловая, с научным уклоном. Только время от времени кто-нибудь интересовался, как проходит лечение жемчужины. Хотя, конечно, все понимали, что даже при благоприятном исходе на ней останется заметный след в виде ямки или шрама. Но это не главное. Главное в том, что, несмотря на болезнь, жемчужина неуклонно росла и, как сказал рассеянный аспирант, стабильно прибавляла в весе. Как поросенок на откорме.
С Глотовым никто не разговаривал. Ему и раньше-то не больно радовались, а после его подлого выступления на Ученом совете вообще от него отвернулись. Даже буквально. Когда он шел по коридору со своим нарвалом, встречные сотрудники отворачивали свои головы в сторону. Наверное, чтобы не встречаться с ним взглядом и не здороваться с ним.
Из всех наших научных сотрудников только Алешка продолжал поддерживать с ним дружеские отношения и даже по-прежнему пил его чай и ел его конфеты.
– Чтобы ему самому поменьше досталось, – с хитрой усмешкой говорил мне Алешка.
На самом деле я, конечно, понимал, что этот чай и эти конфеты нужны Алешке, чтобы все время быть в курсе дел Глотова.
Алешку только очень огорчало сухое отношение к нему Лидочки. Ей очень не нравилось, что он по-прежнему дружески общается с Глотовым. Но Алешка терпел. Ради торжества справедливости. Ведь он тоже когда-то воспитывался на лучших наших книгах. На «Мухе-Цокотухе», например. Помните Комарика с фонариком?
Я как-то попробовал его немного утешить.
– Не обращай на нее внимания, Лех, – сказал я. – Не расстраивайся.
– Немного обидно. Но она потом поймет…
– Она чего, очень тебе нравится?
– Ничего себе. – Алешка пожал плечами. – Особенно в купальнике и в ластах. Только и знает, что пузыри пускать.
Кореньков с Глотовым был спокоен и вежлив. Кроме меня и Алешки он один с ним здоровался. А Глотов при этом ворчал:
– Я не мог поступить иначе. Истина в науке дороже всего. Дороже даже моего уважения к вам.
Кореньков кивал и занимался лечением жемчужины.
В общем и целом все шло по-прежнему. До того момента, когда вдруг Алешка сказал мне:
– Пора, Дим. Залезай первым, люк не закрывай. А я – за тобой.
Мы так и сделали. Когда научные сотрудники стали расползаться на обед, я, как морской угорь, просочился в батисферу. А через некоторое время ко мне присоединился Алешка. Заложив люк каким-то калькулятором.
Мы немного подождали, а потом, когда в барокамере остался один Глотов, Алешка толкнул меня локтем в бок:
– Давай, Дим, начинай. Сначала не очень громко.
И я начал…
Глава XIV
«Полкан! Фас!»
И я начал… А Лешка подхватил…
– Лех, – сердито и недовольно сказал я, – что ты к этому Глотову подлизываешься? Он ведь гад еще тот! Жемчужину отравил, синюю папку спер…
– Дурак ты, Дим! – громче необходимого отрезал Алешка. – Это военная хитрость! Во-первых, я хочу у него синюю папку отобрать. Нечего ему чужими трудами пользоваться. Пусть сам что-нибудь изобретет. Профессор кислых щей! И уши у него лохматые! И сахар он столовой ложкой гребет!
