Екатерина Вильмонт - Обман чистой воды
– Слушай, Федя, а что, если… – почесал в затылке Андрей Иванович. Ему вдруг вспомнился один американский фильм, где была похожая ситуация. – Ты, Федя, грамотный?
– Это как? – не понял тот.
– Ну, читать-писать умеешь?
– Обижаешь, бугор! Я десять классов кончил.
– Вот и славненько. Садись и пиши. Юрик, у тебя ручка есть?
– Ручка есть, а вот бумаги нет.
– Мужики, а что писать-то?
– Признания предсмертные.
– Эх, мужики, я же вас по-людски просил…
– Да не трясись ты, не тронем мы тебя. Просто ты напишешь как бы предсмертное письмо. Как бы, понимаешь? А потом проваливай. Но это письмо будет для нас какой-то гарантией, что ты не всплывешь на поверхность, понял?
– Да! И вы меня отпустите?
– Конечно, на кой ты нам сдался? Юрик, поищи бумагу.
– Мужики, бумаги нормальной тут нет, но есть магнитофончик, может, я наговорю, а?
– Годится!
И через минуту Федюня уже говорил в микрофон:
– Я, Кожухов Федор Борисович, ухожу из жизни, поскольку жить так сил моих больше нету…
Надо заметить, что рассказ его был вполне искренним.
– Андрей, – тихонько позвал Юрий Афанасьевич, не сводя бдительного взгляда с Фединого затылка, – а что со вторым делать будем? Он же нам всю малину испортить может.
– Черт, я про него и забыл… Последи за этим, а я погляжу, как там Валерыч.
Он вышел на крыльцо.
– Папа! – кинулся к нему Гошка. – Что там такое?
– Там все нормально, а вот что со вторым нашим подопечным?
– Его Карен сторожит!
– А где же ваша докторша?
– Вон там на лавочке…
Действительно, возле дома стояла лавочка, на которой, сгорбившись, сидела Елизавета Марковна. Андрей Иванович быстро подошел к ней.
– Вам нехорошо? – спросил он тихо.
Она подняла на него глаза.
– Спасибо вам.
– Не за что.
– Не скромничайте. Спасибо вам за сына… теперь я понимаю, почему он такой… Вы хорошо его воспитали.
Если бы сейчас было не так темно, она бы увидела, что Андрей Иванович буквально вспыхнул от смущения.
– Увы, моей заслуги тут нет. Я не воспитывал его… Я его, можно сказать, бросил…
– Значит, это гены! – решительно проговорила Елизавета Марковна. – Но как бы там ни было, у вас прекрасный сын. А у него прекрасные друзья. Ими можно и нужно гордиться.
– Спасибо на добром слове. Подождите еще немного, и мы уйдем отсюда…
– А что будет с этим людьми?
– Я вам потом расскажу. Простите.
И он направился к Карену.
– Что тут?
– По-моему, он спятил, – шепнул Карен.
Действительно, Валерыч производил более чем странное впечатление. Он сидел, привалившись к дереву, руки у него были связаны, голова как-то странно болталась, и он все время что-то бормотал.
– Как дела? – спросил Андрей Иванович.
Валерыч встрепенулся и хриплым шепотом произнес что-то абсолютно невнятное.
– Он все про какой-то лес талдычит, – объяснил невесть откуда взявшийся Леха.
– Да не про какой-то, а про Бирнамский, – усмехнулся Зорик. – То ли придуривается, то ли испугался, как Макбет…
– Валерыч, ты что? Симулируешь сумасшествие? – наклонился к нему Андрей Иванович.
– Бирнамский лес пошел на Дунсинан! На Дунсинан, говорю!
– Да хватит прикидываться! Вставай, пойдем поговорим!
Андрей Иванович хотел было помочь ему подняться, но Валерыч вдруг гордо вскинул голову и с завыванием произнес:
Нет, я не сдамся,Не стану прах лобзать у ног Малькольма.Чтоб чернь меня с проклятьями травила!Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,До смерти я свой бранный щит не брошу [2].
– Чего это он? – ошалело спросил Леха.
– Это из «Макбета», – объяснил Зорик. – Шекспир.
– Во дает!
– Да, интересные тут у вас преступники пошли, – покачал головой Андрей Иванович. – Я за границей совсем от жизни отстал. – Ну все, вставай!
Одним рывком он поднял Валерыча на ноги. Тот посмотрел ему в глаза и снова завел:
Давно я незнаком со вкусом страха,А ведь, бывало, чувства леденилМне крик в ночи, и при рассказе страшномВставали волосы и у меня.Но ужасами я уж так пресыщен,Что о злодействе думать приучилсяБез содроганья.
– Андрей Иванович, по-моему, он не притворяется, – подал голос Карен.
– Ну не знаю…
– А что с тем?
– С тем, кажется, порядок. Он сейчас пишет на магнитофон свои показания…
– А потом что?
– Потом? Я тебе позже объясню, идет?
Андрей Иванович вернулся в дом.
– Ну что? – спросил Юрий Афанасьевич.
Федюня продолжал что-то говорить в микрофон.
– Не пойму, вроде он психом прикидывается…
Внезапно Федя обернулся:
– Вы про Валерыча? Так он псих и есть. Небось Шекспира наизусть шпарит?
– Точно!
– Он на учете в психдиспансере давно состоит. Он артистом раньше был в какой-то дыре, а потом крыша съехала. Его подлечат, опять как новенький будет… Да вы не опасайтесь, он ничего не помнит потом… так что с нами у вас хлопот не будет… Небось все про какой-то лес болбочет, да?
– Да.
– Ну, я же знаю…
– Зачем же его в вашей кодле держат?
– Из жалости. Он родственник шефа… да он, в общем-то, безобидный…
– Вас послушать, так вообще вся ваша банда просто сонм ангелов!
– Да нет… Где там… Просто, чтобы бабу в лесу сторожить, особых умельцев не требуется… Так я дальше говорю, да?
– Валяй!
– Погоди! Скажи-ка, долго тут собирались эту женщину держать?
– Точно не знаю, но завтра вечером нам должны были подвезти жратву, так что…
– Понятно.
Минут через сорок вся компания пустилась в обратный путь. Валерыча решено было оставить в лесном доме. Елизавета Марковна осмотрела его и пришла к выводу, что он не притворяется.
– Я хоть и не психиатр, но это очень похоже на болезнь…
– Но он же бывший актер, может, так искусно притворяется? – спросил Карен.
– Зрачки у него очень расширены и вообще… Мне, по крайней мере, кажется, что он и в самом деле сошел с ума.
– Ну что ж, будем верить медицине! – засмеялся Юрий Афанасьевич.
А Федю они прихватили с собой. Он сел в машину Юрия Афанасьевича.
– Мужики, куда вы меня везете?
– На вокзал. Езжай в свой монастырь, но смотри…
– Уеду, богом клянусь, уеду. Я ж себе не враг! Мужики, только один вопрос, можно?
– Ну?
– Как вы на нас вышли, а?
– Это тайна следствия! – заявил Гошка.
– Вот именно!
Елизавету Марковну решено было тоже отправить из Москвы, но сперва ей надо было привести себя в порядок, хоть немного успокоиться и отдохнуть. Юрий Афанасьевич предложил поехать к нему. Там ее уж точно искать никто не будет. Пусть она отдохнет, а потом он отвезет ее, куда она скажет.
– У вас заграничный паспорт есть?
– Разумеется.
– Значит, надо вам уехать в какую-нибудь безвизовую страну. На Кипр, например, или в Тунис…
– Нет, я не уеду. Я должна дождаться Юру…
– Посмотрим, как все пойдет…
– Боже мой, – воскликнула вдруг Елизавета Марковна, – а что же с Надей? Гоша, ты хоть что-то о ней знаешь?
– Знаю… – нехотя ответил Гошка. – Не стоит из-за нее волноваться.
– Почему? Где она?
– Она… Она прячется… Она знала, что вам грозит опасность…
– Георгий, – перебил его Юрий Афанасьевич, – не надо!
– Что не надо?
– Не надо осуждать девчонку. Она испугалась, и страх оказался сильнее всех остальных чувств. В конце концов, она только девочка. Что от нее можно хотеть?
– Чтобы она была порядочной девочкой, больше ничего…
– Да, может, ты и прав… Но, с другой стороны, мы без нее не нашли бы Елизавету Марковну так быстро. Ведь, насколько я понял, именно она сказала про Чистоплюйку?
– Ну да…
– Вот видишь. И за это можно отпустить ей грехи.
– По-моему, Юра, нам с тобой в пору уже стать священниками. Мы сегодня только и делаем, что отпускаем грехи, – засмеялся Андрей Иванович.
Домой они с Гошкой добрались, когда уже начинало светать.
– Да, денек выдался, – вздохнул Андрей Иванович, в изнеможении растянувшись на диване. – Как же ты в школу пойдешь, сын?
– А мне не надо! Мы теперь по субботам не учимся!
– Отлично! Тогда спать! Немедленно спать!
– Мне не хочется, папа.
– А я умираю, так хочу… – И, не успев договорить это, он уже уснул.
А Гошка сидел в кресле и смотрел на отца. Лицо у него и вправду измученное. Еще бы, сколько часов летел в самолете, потом сразу включился в «экспедицию» по спасению… Подумать только, он совсем не знал своего отца. Полагал, что он достаточно избалованный, эгоистичный человек, которому, в общем-то, наплевать на давно оставленного сына. А вышло все совсем по-другому… Он не просто хороший художник, а находчивый, храбрый человек… Да, таким отцом просто невозможно не гордиться. И он гордился! Эта гордость просто распирала его, но в такой час никому даже не позвонишь… А мама ничего не знает… Она, наверное, думает об отце так же, как раньше думал Гошка… И как удачно, что она уехала… Что ж, теперь у Гошки появился выбор. Если ему будет плохо с мамой и Умаровым, то… Нет, как ему может быть плохо с мамой? Ведь она так его любит, несмотря ни на какого Умарова.
