Вадим Селин - Страхи из новой коллекции
Некоторое время в комнате было тихо.
— Ну как, впечатляет? — спросила наконец бабка.
— А почему не было эпизода с машиной? — невпопад поинтересовался я. Чувства испытывал непередаваемые, как будто по голове чем-то тяжелым ударили…
— А, да машина это так, всего лишь прием для усиления страха и тревоги, — махнула рукой старуха. — Неработающие мобильные телефоны — тоже.
— И что, со всеми вы так? В смысле, всех так снимали?…
— Сначала да, а потом, когда я увидела, что концентрация твоего страха самая сильная, переключилась на тебя, ты самый лучший изготовитель страха. Ты же сам видел, что спектакль с теплоходом был сделан для тебя, ведь это ты боишься замкнутых пространств…
— Но у Стаса тоже был страх на теплоходе. Он, по-моему, боялся оставаться один…
— Ой, да Стас это не то… Вот ты — то.
— А лес?
— Лес был рассчитан на тебя и Эфроимского Евгения. Он же высоты боится, вот и испытал страх перед мостом, натянутым над пропастью. Только все получилось не так, как я хотела. Вы должны были пройти дальше, наткнуться на домик лесничего и остаться ночевать в нем. Женя бы вышел на улицу собирать хворост, а ты остался бы в доме. Дверь бы захлопнулась, а Женька нечаянно устроил бы лесной пожар. Этот пожар и сжег бы тебя, запертого в домике… Ну да ладно, так тоже хорошо получилось, кто бы мог предположить, что вы додумаетесь сжечь мост.
— То есть все это было заранее вами спланировано? — удивился я.
— Конечно. У меня к тебе взаимовыгодное предложение… — начала бабка, но я ее перебил:
— Подождите вы со своим предложением! Женька где? Куда он делся? Почему в лагере никто ничего о нем не знает?
Бабка рассмеялась:
— Тут все просто. Я отправила его и еще нескольких ребят обратно домой, а у всех остальных стерла память, чтобы голову себе лишним не забивали… Так вот, я предлагаю тебе работать на меня.
— Как это?
— Ну-у, — старуха встала с дивана и принялась ходить по комнате, «раскочегаривая» новую папиросу, — я буду тебе платить хорошую зарплату, а от тебя всего лишь требуется бояться.
— Я не понимаю вас… — схватился я за голову.
— Чего ж тут непонятного? Ты, говорю, будешь бояться за хорошую плату. Я буду устраивать тебе ситуации, подобные тем, в которых ты побывал, и все, больше от тебя ничего не требуется.
— Не хочу! — отрезал я. — Глупость какая-то. Ни за что на свете не соглашусь больше бояться. И вообще, от своего страха я уже избавился, в лифте смогу ездить запросто. Что такое лифт в сравнении с гробом?
— Значит, не согласен?
— Нет. Откройте дверь, я выйду.
— Подожди, уйти всегда успеешь, особенно на тот свет. Давай еще побеседуем. Я хочу, чтобы мы подружились. Неужели тебе ничего не интересно у меня спросить?
Я оторопел. Действительно, чего я дурака валяю? У меня же накопилось столько вопросов!
— Зачем вам все это нужно? Как вы устраивали спектакли? Как переводили время назад? Вы волшебница? А как можно страхи в банках держать? А если вы знали, кто я, и даже кино про меня снимали, зачем же у Любы спрашивали, кто мы такие? — затараторил я. — И вообще, кто вы такая? Что я здесь делаю?! Я ничего уже не понимаю…
Бабка улыбнулась и села за свой стол.
— Так-то лучше. Будешь чай?
— Да, — не стал я отказываться.
Она включила электрический чайник, и, пока он нагревался, я разглядывал стеллажи. Сколько, оказывается, у людей страхов! Чайник нагрелся, старуха сделала чай, и я уселся на диван с горячей чашкой в руках. Чувствую, этот диван станет мне родным…
— Меня зовут Оксана Альбертовна Саакян. Я, Влад, непризнанный гений, — заявила старуха и, пощелкав «мышкой», выключила компьютер, на экране которого я увидел хорошо знакомую игру «Пасьянс». — Раньше работала в одном научно-исследовательском институте и разработала совершенно новый проект. Я придумала, как извлечь из людей чувства, а именно страхи. Понимаешь? Вообще-то по профессии я психолог, но потом переквалифицировалась в физика… В общем, тебе это не будет интересно, главное то, что я совместила свои знания из двух разных областей науки и, как я уже сказала, изобрела способ извлечения чувств… Свое внимание я акцентировала на страхах, ведь это так интересно! Я предложила руководству свой проект, но меня высмеяли и сказали, что это невозможно. Тогда я разозлилась и применила этот способ на том дурачке, который меня больше всех высмеивал. И… он сошел с ума от страха. Ах, все это так захватывающе, — восхитилась рассказчица. — Свой проект я долго совершенствовала, устраняла недочеты, на все это ушло несколько лет. И вот однажды я поняла, что работать надо не со взрослыми, а с детьми. Ваши страхи отличаются от страхов взрослых. Они мощнее, ярче, красочнее, плотнее, ощутимее… В конце концов открыла вот этот лагерь, который помогает и вам и мне: вы избавляетесь от своих страхов, а я их получаю. Уже многим детям я помогла, еще никто не остался не вылеченным. Вы же не задумываетесь, куда ваши страхи деваются, когда перестаете бояться, мне это только на руку. Я научилась страхи делать материальными. Вон, в баночках они стоят… Главное и парадоксальное то, что никто не знает, что их страхами может кто-то пользоваться. Вы, дети, избавились от фобий и рады — в темноте спите спокойно, на лифтах ездите, по мостам ходите, а я пользуюсь тем, что вам не нужно… Хотя могла бы неплохие проценты вам отчислять за эксплуатацию ваших страхов. Такая вот я умная, — заключила старуха.
— Но зачем они вам нужны, страхи? — растерялся я, не понимая, серьезно ли говорит бабка или шутит. И в порядке ли у нее с головой? Судя по фанатичному блеску в глазах, какая-то чудинка в ней точно есть…
— Да как же ты не поймешь, — с их помощью я могу сделать все, что захочу. Например… Да, забыла сказать важную вещь: я обожаю кино, сама с детства мечтала стать режиссером, но родители заставили меня учиться на психолога… А сейчас я поняла, что могу стать самым великим режиссером в мире. У меня получится (я уже проводила испытания) пропитывать пленку концентратом страхов, и, значит, люди испытают настоящий страх, а не посмеются, когда увидят в моем фильме отрезанные головы. Ты еще очень мал и, наверное, не знаешь, что главное в любом искусстве — достоверность. Хороший писатель лишь тот, который заставляет людей, читающих его книги, испытывать разные эмоции — смех и грусть, ярость и страх, а не пролистывать, позевывая, странички… Художник станет великим, если его картины заставят человека верить в то, что на них изображено, восхищаться, думать: а может, и правда такое есть? Ну а режиссер чем-то схож с писателем — фильм можно смотреть невнимательно, перематывать скучные моменты, а можно неотрывно следить за каждым кадром и в конце подумать: «Какой же классный фильм! Как натуралистично его сняли!» — Эмоционально закончив эту фразу, старуха замолчала и, шумно прихлебывая, стала пить чай.
— Сколько вам лет? — глупо спросил я, подумав: «Не поздно ли на склоне жизни великим режиссером становиться?»
— Тридцать пять, — сказала… «бабка», чем ошарашила меня.
— Ой…
— Что, плохо выгляжу? — усмехнулась она. — Наука еще не то с людьми делает… Мне не до красоты было… Вот разбогатею, приведу себя в порядок, и все падут к ногам моим… — пророчила Оксана Альбертовна, кивнув на свои ноги, обутые в дырявые тапки.
— Понятно… — отвел я взгляд от жутких тапочек. — А как вы все организовывали?
— Все объяснять тебе не буду, скажу лишь, что подмешивала вам в еду специальный состав, вызывающий галлюцинации.
— Наркотики, что ли?!
— Нет, не наркотики. Сказала же русским языком: специальный состав. Человек совершает обычные действия, никто из окружающих ничего не замечает, и одновременно он будто переносится в точно такой же мир, но в нем все происходит по-другому. А как — ты сам уже видел. Теплоход, например, или лес вспомни… Но все равно человек не до конца отключается, отдельные моменты мира настоящего он помнит.
«Наверное, тот разговор про Любкины очки одно из проявлений того, что отключился я не до конца», — подумал я.
— И происходит все в считанные секунды, хотя участникам эпизода кажется, что проходит много времени, — произнесла собирательница страхов.
— Значит, на теплоходе ко мне пришли галлюцинации после того, как я наелся вашей фирменной еды… А как же то, что из этих… эпизодов мы возвращаемся поврежденные? То есть я, к примеру, вернулся весь порезанный стеклами на теплоходе, а на Женькиной ноге была рана!
— Вот, ключевое слово — «была»! — подняла вверх палец бабка. — Сейчас же у тебя уже нет порезов… Дело в том, что все эпизоды происходят в подсознании, но психика так устроена, что сознание с ним смешивается, поэтому на нем, на сознании, остаются частички эпизода, который случился в подсознании, — замысловато разъяснила будущий великий режиссер. — А потом все исчезает, когда человек окончательно приходит в себя.
