Энцо Руссо - Следствие ведет Россана
— Последний раз тебе говорю, слышишь, последний раз! Не то не успеешь сосчитать до трех, как от тебя останется мокрое место. Эта железяка тебе не поможет. Ну, деточка, скорей, слушайся дядю.
Совершенно неожиданным, ошеломительным прыжком Джанфранко попытался проскочить мимо незнакомца, и это почти было ему удалось. Сэм сумел догнать его только в коридоре, бросившись ему под ноги. Схватка была мгновенной. Не прошло и нескольких секунд, как Сэм возвратился к ним совершенно спокойный, как ни в чем не бывало, только пиджак у него был чуточку помят. Он сказал:
— Поехали, у меня на улице машина.
20
Совсем как в кинофильме, из соседней комнаты вышел врач, вытирая руки белоснежным полотенцем, с лицом, еще хранящим следы напряжения и усталости, и, как в фильме, сказал:
— Ничего, он выкарабкается.
Россана, Сэм, адвокат Алесси и мужчина средних лет, лысый и усатый, которого Россана раньше никогда не видела, с облегчением вздохнули. Потом врач посмотрел на девочку с явно обеспокоенным видом, и хозяин дома прочел его мысли.
— Будь спокоен, она тебя не выдаст.
Россана смекнула, что этот врач, наверно, приятель адвоката; он соглашается лечить, оперировать, оказывать первую помощь, не задавая никаких вопросов и не докладывая полиции, как это полагалось, если дело шло об огнестрельных или ножевых ранениях. Его провожал лысый, который, несмотря на холод, был весь в поту. На пороге лысый обернулся к адвокату.
— Еще полчаса, самое большее — минут сорок пять, — проговорил он тихо, возможно, чтобы его не услышал доктор, и вышел из комнаты.
Адвокат Алесси медленно подошел к Россане, улыбнулся, взял ее за руку и подвел к широкому окну, из которого открывался вид на уголок старого Рима.
— Ты вольна уйти отсюда когда хочешь и рассказывать все, что тебе вздумается. Надеюсь, отец не будет на тебя сердиться, что ты не сразу рассказала ему о том, что знаешь. Мне не хотелось бы, чтобы ты имела из-за меня еще новые неприятности, — хватит с тебя и того, что ты уже хлебнула.
Чтобы успокоить его, Россана покачала головой. Некоторое время все молчали, отнюдь не испытывая при этом никакой неловкости. Это была пауза, передышка, необходимая, чтобы немного расслабиться, и все ею с удовольствием воспользовались, даже Сэм, небрежно раскинувшийся в большом кресле.
— Видишь ли, мой отец жил на Сицилии, в городе Сиракузе, и я заботился обо всем для него необходимом. Так продолжалось долгие годы, пока он не узнал, чем я занимаюсь на самом деле.
— Контрабандой?
— Ну да. Он милейший человек, ведь ты сама его немножко знаешь, но настолько честен и чист душой, что, боюсь, я просто не в состоянии его понять. Он написал мне письмо… Но лучше не стоит об этом говорить. Одним словом, однажды он исчез, и я надолго потерял его из виду. Когда-то, еще до того, как я взял на себя заботу о нем, он был бродячим торговцем, и теперь, на старости лет, на пороге семидесяти, снова этим занялся. Разумеется, я искал его, но безуспешно. Если бы я знал, что он здесь, в Риме, я сразу бы его нашел, но я даже и не подозревал, что он так близко. Просто ума не приложу, как об этом разнюхали марсельцы. Они решили использовать старика, чтобы начать меня шантажировать, подбросили сигареты с марихуаной, чтобы пустить полицию по ложному следу. С этой же целью уничтожили в муниципалитете документы, где был зарегистрирован лоток, с которого торговал отец. Таким образом, никто не мог установить какую-нибудь связь между его похищением и мною. Но это, замечу в скобках, оказалось удобным и для меня — я смог начать действовать в открытую, не навлекая на себя никаких подозрений. Как видишь, план марсельцев был очень прост. Сначала они хотели заставить меня себя обнаружить, чтобы покончить со мною, и мало того — при этом еще финансировали всю операцию на мои денежки, полученные ими в виде выкупа. А потом, увидев, что ничего не выходит и им самим грозит опасность, использовали свой последний шанс — предъявили мне ультиматум: или брось все, или мы убьем твоего отца. Они были уверены, что я на это никогда не пойду.
— А на самом деле?
— А на самом деле я согласился все бросить. Я устал, я хотел спасти отца. А кроме того, они не первые, кто хотел меня убрать, и уверяю тебя, что и не последние, есть много других, кто еще попытается сделать это!
— Да, понимаю.
— Знаешь ли, — сказал адвокат, глядя отсутствующим взглядом на древние темные крыши города, — у меня двое детей старшему столько же, сколько тебе. Я не хочу превращать их в сирот.
— Понимаю, — неуверенно пробормотала Россана. Адвокат посмотрел ей в глаза.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: что я еще легко отделался, что этого недостаточно, чтобы искупить все, что я натворил за последние годы. Но такова жизнь: не бывает так, чтобы все люди делились только на очень хороших или на очень плохих. Все мы не очень хорошие, но и не совсем плохие, все мы зависим от обстоятельств, в которые попадаем, — и ты, и Сэм, и мой отец. Я совершил немало такого, о чем никогда не захочу рассказать своим детям. Но теперь со всем этим покончено, и с меня достаточно этого сознания. Не знаю, можешь ли ты понять меня, но я надеюсь, что сможешь.
— Я тоже надеюсь, — не колеблясь ответила Россана, также прямо взглянув ему в глаза.
Адвокат протянул ей руку:
— Как мне отблагодарить тебя? Ведь это ты нашла моего отца и для этого даже рисковала жизнью.
— Да никак. Я рада, что тоже на что-то пригодилась!
— Ну что ж, в таком случае до свидания. Проводи синьорину, — сказал адвокат, обращаясь к Сэму.
Тот сразу же вскочил с кресла. Россана улыбнулась.
— Боюсь только, что бедный Сэм останется без работы.
— Хочешь, возьми меня в телохранители, — предложил, смеясь, юноша, но Россана отрицательно покачала головой:
— Не нуждаюсь: я могу защитить себя сама.
— Ты что — думаешь, я не вижу? Если бы я вовремя не подоспел, чтобы избавить тебя от этого трусливого идиота, ты сама пришибла бы его своей дубиной. В ней было весу килограммов двадцать.
— До свидания! — сказал адвокат Алесси.
— До свидания! — сказал Сэм, распахивая дверь лифта и кланяясь.
— До свидания! — сказала Россана, помахав им рукой. Но она хорошо знала, что это «до свидания» означает «прощай». Эта квартира опустеет через тридцать или сорок пять минут, как сказал, уходя, тот лысый и усатый мужчина.
Рим раскрыл перед ней свои объятия, встретив неожиданно теплым, солнечным, безветренным полднем. Улицы были полны веселых и как ни странно, даже никуда не спешащих прохожих, сытых кошек, нетерпеливых машин, жаровен с печеными каштанами, туристок в бикини из яркой махровой ткани, длинноволосых, по моде, регулировщиков уличного движения, семинаристов и священников, свежепротертых витрин, кипящей повсюду жизни.
21
Отлично идут дела у Марчелло Кантони, тридцати пяти лет от роду, главы процветающей фирмы по продаже продовольственных товаров. Вся его «фирма» — мотоцикл с маленьким кузовом наподобие грузовичка, где имеется все необходимое для завтрака, сытного, вкусного и быстрого (эти три прилагательных и являются девизом фирмы, начертанным на борту мотоцикла).
Более всего Марчелло Кантони, уроженца городка Латины и живущего в Риме уже лет двадцать, радует то, что ему удалось найти это столь удачное для своей торговли местечко — прямо около большой школы с сотнями вечно голодных и веселых ребят, непрерывно штурмующих его «буфет», словно индейцы, нападающие на фургоны первых переселенцев на Дальнем Западе. За одно утро ему удается собрать такую выручку, которой не набиралось и за целых три дня на его старом месте возле вокзала Тибуртина.
Утром, в двадцать пять минут девятого, идет последняя волна. Потом последуют часа два заслуженной передышки. Он дождался, пока целая колонна спешащих школьников поравняется с его мотоциклом, и начал нахваливать свой товар:
— А вот бутерброды на любой вкус: с колбасой вареной и копченой, с салом и ветчиной, с сыром и брынзой, креветки и маслины. Налетай, ребята, подходите по одному.
С невероятной быстротой, проворный, как обезьяна, он принялся раздавать бутерброды, заворачивать их в бумагу, получать деньги, давать сдачу под добродушным взглядом наблюдавшего за ним с порога школы нового школьного сторожа — толстяка с широким, как блин, лицом, похожего на комика Альдо Фабрици.
— Мне с копченой говядиной, — как обычно, начал заливать Паоло Костантини — просто так, чтобы разозлить нового владельца «школьного буфета».
Тот, и впрямь удивленный, поднял на него глаза.
— С какой еще тебе копченой говядиной? Чего нет, того нет, — пробормотал он, не понимая, что над ним смеются и хотят поддеть: ведь главный предмет его гордости — именно разнообразие выбора предлагаемых «фирмой» бутербродов.
