Жак Поль Бонзон - Тайна человека в перчатке
Миновав бульвар Круа-Русс, мы свернули в узкую ведущую вверх улочку Ша-Борнь. Лулу (как и Рике) жил в большом старом доме с узкими, совершенно одинаковыми окнами. Задыхаясь от быстрого бега, мы взлетели на четвертый этаж. Дверь открыла мать Лулу; в руке она держала ложку. Видимо, наш звонок застал ее на кухне.
— А, это ты! — воскликнула она, увидев Рике.
Потом, заметив нас, топтавшихся в полумраке лестничной площадки, она изумленно всплеснула руками:
— Господи! Да сколько вас… Что случилось?
На свет выступила Мади. Мать Лулу несколько раз видела ее в больнице у постели своего маленького сына.
— В больнице нам сказали, что Лулу выписали, — начала девочка, — и мы пришли навестить его; нам надо сообщить ему нечто очень важное.
Несчастная женщина в растерянности взглянула на нее.
— Вы разве не знаете, что он очень болен? Именно поэтому его и отправили домой… Он отказывается от еды. Он никого не хочет видеть. И приказал мне никого к нему не пускать.
— И все же, мадам, разрешите нам войти… только на минуточку… мы принесли ему хорошую новость. От удивления женщина широко раскрыла глаза.
— Хорошую новость? Бедняжка! Разве для него еще могут быть хорошие новости?
Но мы так уговаривали ее, что она, наконец, сдалась и провела нас на кухню, где двое белокурых, как и Лулу, малышей, лет четырех-пяти, сидели за столом и ели.
Кухня была такая маленькая, что мы с трудом поместились в ней. Возле окна, прямо на полу, лежал маленький матрас.
— Вот видите, — объяснила мать Лулу, — мой мальчик хочет быть один. До своей болезни он спал с братом, а теперь мне пришлось устроить Пьеро здесь.
Кафи вошел вместе с нами. Я приказал ему сесть в уголок возле плиты. Мать Лулу открыла дверь смежной с кухней комнаты.
— Тебя хотят видеть твои товарищи, — сообщила она Лулу, — те самые, что приходили к тебе в больницу… Я не хотела их впускать, но они так настаивали…
Друг за другом на цыпочках мы проникли в узкую, как и кухня, комнату с поблекшими обоями; единственная лампочка пряталась под абажуром, поверх которого был накинут кусок темной ткани, отчего в помещении царил полумрак. Лулу неподвижно лежал в постели. Услышав шаги, он повернулся, в глазах его застыл испуг.
— Откуда вы узнали, что я дома? — едва слышно прошептал мальчик. — Кто вам сказал?
Мади подошла к кровати и осторожно присела на стул, служивший больному ночным столиком.
— Мы пришли в больницу навестить тебя, — начала она, взяв малыша за руку. — Сиделка сказала, что тебя отвезли домой. Прости, мы явились без приглашения, но у нас для тебя очень хорошие новости.
Мальчик нахмурился. Как и его мать, он недоверчиво переспросил:
— Хорошие новости?
— Да, Лулу, просто отличные. Конец твоим кошмарам, тебе больше никто не будет у угрожать. Полиция только что арестовала всех твоих мучителей. Теперь они в тюрьме… слышишь, Лулу, в тюрьме!
Лулу уставился на Мади; казалось, он никак не может понять смысла ее слов. Потом печально покачал головой; лицо его искривилось в горькой усмешке:
— Зачем вы мне все это говорите? Ведь это неправда! Я знаю, стоит мне встать, как они найдут меня… но я больше никогда не встану… никогда.
И, отвернувшись, он зарыдал в подушку.
— Господи, — воскликнула мать, — что он такое говорит? Неужели опять бредит? Чего он так боится? Чего вы ему там наговорили?
— Успокойтесь, — обратилась Мади к несчастной женщине, — он не бредит. Простите, он не сказал вам, что случилось в тот день, когда он поранил ногу… Но вы вряд ли смогли бы ему помочь. Позвольте нам теперь рассказать ему конец этой истории.
Мади говорила так ласково и убедительно, что бедная женщина не стала ей возражать. Тогда Мади вновь повернулась к маленькому больному.
— Ты знаешь, Лулу, как мы все тебя любим, поэтому, пожалуйста, поверь нам. С того самого дня, когда ты рассказал нам о своих страхах, мы думали только об одном: как помочь тебе. Мы отыскали незнакомцев, которые поймали тебя в подвале, и сегодня вечером мы помогли полиции арестовать их. Их только что забрали в тюрьму. Вот видишь, тебе больше нечего бояться.
Лулу слушал, но, судя по его взгляду, по-прежнему не верил нам. Зарывшись головой в подушку, он произнес:
— Этого не может быть, нет!
Мади всегда отличалась терпением. Звонким от волнения голосом она принялась рассказывать, как благодаря помощи Кафи и Рике мы напали на след таинственных недругов мальчика. Она говорила долго, очень долго, не пропуская ни единой мелочи. Девочка понимала, что убедить Лулу может только очень подробный и совершенно правдивый рассказ… Она не скрыла ничего, даже нашу выдумку с письмами.
— Вот видишь, Лулу, с тех пор как мы тебя знаем, мы только и делаем, что пытаемся тебе помочь… и сегодня, наконец, мы можем сказать, что эта неприятная история удачно завершилась. И просим тебя забыть ее. Завтра все, что я тебе рассказала, появится в газетах, и ты убедишься, что мы тебя не обманываем.
Лулу пристально смотрел на Мади, словно пытаясь прочесть в ее взгляде что-то недоговоренное.
— Ох, — вздохнул он, — значит, это и в самом деле правда?
Мальчик повернулся к нам, словно ища подтверждения своим словам. Никогда мы еще не испытывали подобного волнения. Стоявший рядом со мной Бифштекс усиленно сморкался. Стриженый вытирал глаза собственным беретом. В комнате надолго воцарилась тишина. Наконец, оглядев всех нас, Лулу принялся озираться, словно отыскивая кого-то.
— Кафи, — прошептал он, — я хочу взглянуть на Кафи.
Я подозвал собаку. До сих пор пес, исполняя мое приказание, смирно сидел на кухне. Увидев лежащего на кровати Лулу, Кафи поднял морду и посмотрел на меня, словно хотел спросить: «Можно мне подойти к нему?»
— Можно, Кафи, можно!
Тогда мой славный пес, положив передние лапы на одеяло, потянулся мордой к мальчику. Изумленный Лулу сначала отпрянул, но Кафи, этот грозный враг бандитов, смотрел на него так умильно, что малыш сразу перестал бояться. Протянув руку, он ласково погладил густую шерсть пса. И тут случилось чудо. Кафи, о котором Лулу столько слушал, но которого мы, разумеется, не могли проводить в больницу, убедил Лулу, что мы говорим правду. Мальчик гладил собаку, и в глазах его постепенно загорался радостный огонек, а на лице расцветала счастливая улыбка.
Внезапно он повернулся к матери:
— Мама, знаешь, мне хочется есть…
