Валерий Гусев - Два дундука из сундука
– А они догадались? – нетерпеливо спросил Алешка. – Педагоги эти?
– Не перебивай, – рассердилась мама.
– Переписал я эти прекрасные стихи своей рукой, запечатал в конверт и послал в институт. Прошло время, получаю ответ. До сих пор его помню. – Митёк тяжко вздохнул: – «Уважаемый товарищ Лосев Д.Д., к сожалению, вынуждены сообщить вам, что по условиям конкурса вы не допущены ко вступительным экзаменам. Присланные вами стихотворения не отличаются поэтическим дарованием и не оставляют надежды на ваши способности. Желаем вам удачи в других областях деятельности».
Мы долго молчали, только Алешка все время пыхтел от возмущения.
– Я думаю, дело не в том, что никто из педагогов не знал стихов Пушкина, – сказал папа. – Просто, Митёк, никто из них даже не прочитал то, что ты прислал.
– Все к лучшему, – сказал Митёк. – Не получился поэт, вышел писатель.
– Грустная история, – вздохнула мама.
– Гнусная, – поправил ее папа. – Я даже спать захотел.
И мы разбрелись по своим гнездышкам. Едва найдя их в темноте.
Но как только мы улеглись, гулко бухнуло во дворе, Алешка врубил свою собачью «сирену». И сказал:
– Я на всякий случай. Это опять Митёк споткнулся. Хороший писатель, но плохой поэт. И под ноги не смотрит, когда в туалет торопится. – И он зевнул так, что даже зубами лязгнул.
А вот утром стало ясно, что никто из нас ночью из дома не выходил. На калитке оказалась сорванной щеколда, а возле самой бочки Алешка подобрал зажигалку.
Она была не папина. Она была не Митькова – тот курил трубку и разжигал ее спичками.
Это была зажигалка предводителя речной шпаны – Витька Полундры.
– На разведку приходил, – буркнул Алешка. Огляделся по сторонам и шепнул мне: – Ничего, Дим, у меня для них еще один сюрприз будет.
Глава XVI
Заложник
Часов в одиннадцать вдруг включился папин мобильник.
Он послушал, коротко поотвечал «Да-нет» и «Сейчас выезжаю». И сказал маме:
– Вызывают на службу. Бежал из-под стражи известный вам Каркадил. Подкупил охрану и бежал. Объявлен в розыск. Мой отдел должен подключиться, потому что, по некоторым данным, Каркадил хочет удрать за рубеж.
– Так я и знала, – невесело ответила мама. – Пропал наш отдых.
– Почему? Вы оставайтесь здесь с Митьком. А я быстренько поймаю беглеца и вернусь.
– Я поеду с тобой, – твердо сказала мама. – Буду о тебе заботиться. Поймаем Каркадила и вернемся вместе.
– Ты лучше позаботься о детях, – возразил папа.
– О них Митёк позаботится. Правда, Митёк? – спросила она как раз вошедшего писателя.
– А в чем дело?
Папа ему объяснил – Митёк ужаснулся.
– Я с ними не останусь! – заявил он свой решительный протест. – Они неуправляемые и непредсказуемые. Они дети людоедов. Я их боюсь.
– Они правда кусаются, – усмехнулся папа, – но писателей не едят.
– Брезгуют? – от души обиделся Митёк.
Мы с Алешкой сидели рядышком на диване и только молча переводили взгляды с одного спорщика на другого.
– Смотри, какие смирные и послушные, – указала мама на нас. – Обещаете слушаться дядю Митю и не волновать его?
– Конечно, – быстро ответил Алешка. – Обязательно. Прямо сейчас. Только найдем заложника и поймаем Зубастого. И сразу будем слушаться.
– И не волновать, – добавил я.
Митёк, словно его подкосили, рухнул в кресло.
– А ведь когда-то мы были с тобой друзьями, Серега, – с укором прошептал он папе.
– Ну вот что! – ледяным голосом сказала (приказала, точнее) мама. – Дети остаются с тобой, слушаются тебя во всем. А ты, Митёк, имеешь право наказывать их по своему усмотрению за малейшее непослушание.
– А можно я их на это время в комнате запру?
– Можно, – кивнул папа. – Но бесполезно.
– Ну вот и хорошо, – с облегчением вздохнул Митёк, когда уехали наши родители. – Мы предоставлены самим себе и будем заниматься каждый своим делом. Идет?
– А поточнее? – на всякий случай осведомился Алешка.
– Я дописываю книгу и доделываю пулемет. А вы освобождаете заложника, а то уж он, поди, истосковался. А потом мы вместе испытываем мое новое оружие.
– В бою! – почему-то сказал Алешка.
– В бою так в бою, – почему-то легко согласился Митёк. – Но! – Он поднял палец. – Готовка обедов и ужинов – на вас. И никаких яичниц.
– Согласны, – сказал Алешка. – Димка здорово готовит. И по магазинам любит ходить. И уборку делать. И стирку тоже. А еще он любит в огороде…
– Не люблю я в огороде! – завопил я. – Я люблю читать на диване и плавать на лодке!
– В свободное время, – дуэтом, не сговариваясь, заявили Митёк с Алешкой.
В свободное время, как раз когда Митёк куда-то без предупреждения исчез, мы отправились в затон искать и освобождать заложника. Алешка почему-то был уверен, что его засунули в какой-то старый баркас и он там в одиночестве сидит на койке в наручниках, прикованный к якорю и с пластырем на губах. А кормят его одной яичницей.
Наше свободное время выдалось к вечеру. Уже смеркалось, когда мы приближались к затону. Но Алешка, с его острыми глазками, углядел что-то на воде.
– Дим! – воскликнул он. – Опять! Бутылка! Право руля! Так держать!
Он перегнулся через борт и выловил из воды уже знакомую бутылку из-под шампанского. Мы с нетерпением вытащили из нее пробку и вытряхнули, как и ожидали, записку. Отчаянного содержания. Написанную тем же неровным почерком.
«Умоляю! Спасите! Сил больше нет. Погибаю, но не сдаюсь!»
– Вопль души, – заковыристо отметил Алешка. – Значит, точно – его прячут где-то в затоне. Я так и думал. Если мы сегодня или завтра его не найдем, плохо будет. Он может не выдержать лишений. Поплыли.
Подобрались сумерки. А в сумерках у затона оказался еще более мрачный вид, и все старые корабли казались призраками.
Мы плыли тихо, переговаривались вполголоса, не плескали веслами.
Катера «Амелии» уже не было. Вода вокруг была гладкой и почти черной. Здесь, похоже, даже рыба не водилась. Тоже побаивалась, видно. Незаметно мы углубились в самую даль затона. Здесь мы еще не были, но ничего нового не увидели: все те же мертвые корабли – ржавые и накренившиеся, с битыми стеклами, с погнутыми мачтами, с порванными снастями. Хотя…
Вот это что-то новенькое! Я даже притормозил. Не скажу, что от радости. Скорее – от испуга.
В самой глубине затона нам привиделся слабый дрожащий огонек. Над самой водой.
– Что будем делать? – шепнул я.
– Подкрадемся, – шепнул Алешка. – Уже темно, нас не увидят.
– А если увидят?
– А во! – И он выхватил из кармана свою боевую рогатку. – Мало не покажется.
Это нам мало не покажется, если на рогатку нам ответят пистолетами. Но я этого не сказал. Выглядеть трусом не очень приятно. Особенно перед отважным младшим братом.
– Подкрадемся, – вздохнул я и окунул весла в воду. – Ты только удирай вовремя, ладно?
– Я постараюсь, – не очень обнадеживающе пообещал Алешка.
Плыли мы очень медленно. Тьма вокруг сгущалась все плотнее, а огонек вдали становился все ярче.
Неожиданно наше подкрадывание чуть было не закончилось. В одном месте мы зацепились за какую-то железную корягу на дне. И чуть не пропороли лодку. Но вроде обошлось.
Огонек все ближе и ближе. И уже ясно, что это свет лампы в иллюминаторе какого-то судна.
А вот и оно само. Не слабо!
К борту старого дебаркадера была пришвартована вполне приличная яхта. Вся целая, со свежей краской на бортах. И обитаемая, судя по огоньку.
Мы тихонько пристали к дебаркадеру – он сильно осел в воду, и мы без труда взобрались на него. Подкрались к яхте – заглянули в светящийся иллюминатор.
Похоже, мы нашли, что искали.
Небольшая каюта. На столике – керосиновый фонарь «летучая мышь», несколько тарелок, пепельница с окурками, чашки. Раскрытая книга. И… расстегнутые наручники. Рядом с ними – рулончик скотча.
Возле столика аккуратно застеленная койка. Над ней полка с книгами, целая судовая библиотека. В ногах койки – стопка прочитанных газет. Прямо к переборке прикреплен небольшой радиоприемник.
– Не понял! – прошептал мне в ухо Алешка.
А я, кажется, понял!
Заложник, видимо, отправился в поселок. За свежим хлебом и свежими газетами. Скучно ему стало.
А вот и он! Вдали показался слабый зеленый огонек, и послышался плеск весел. По темной воде затона шла крохотная шлюпка, на корме ее светился маленький фонарик и рассыпчато отражался в ряби, поднятой веслами.
Человек греб умело, шлюпка шла стремительно, как по ниточке, ровно, хотя гребец сидел спиной к яхте.
Мы изо всех сил пригнулись, чтобы таинственный незнакомец нас не заметил. Я подумал, что, отлучаясь с яхты, он нарочно оставил в рубке зажженный фонарь. Иначе разыскать ее в темноте и в лабиринтах затона было бы не просто.
Шлюпка мягко коснулась яхты. Незнакомец легко запрыгнул на ее борт, одним махом привязал шлюпку сложным узлом и скрылся в рубке.
