Александр Кулешов - Счастливчики с улицы Мальшанс
Дождь усилился. Огромная бетонная площадка вся пенилась большими пляшущими пузырями, движение прекратилось. Из репродуктора беспрерывно раздавались одни и те же сообщения: «Вылет рейса 301-го задерживается на два часа из-за метеорологических условий… Вылет рейса 20-го задерживается… задерживается… задерживается…»
Аэродром был окружён плотной серой стеной дождя и туч. Теперь отсюда уже не было пути в солнечные страны, в голубые края, в золотые города.
Юл, Нис и Род сбежали вниз, устремились к остановке автобуса и в несколько прыжков доскакали до него. Отряхнув мокрые плащи, они остались на площадке. До города было полчаса езды. Равнодушный водитель в синей фуражке пожёвывал резинку и, не обращая внимания на дождь, вёл могучую машину на большой скорости. Широкое шоссе стрелой уходило вдаль. За серой пеленой дождя убегали назад дорожные знаки на бетонных столбах, громадные яркие щиты реклам: «Летай ТВА», «Лучшие в мире шины Мишелин», «Отель Хилтон, 800 номеров, все с ваннами», «Пей кока-колу». Вдоль дороги мелькали бензозаправочные станции, украшенные жёлтыми ракушками с надписью: «ESSO», низкие серые здания каких-то складов, придорожные кафе.
Автобус взбежал на мост, перекинутый через железную дорогу, нырнул в длинный туннель и вновь выскочил на поверхность уже в районе загородных вилл.
Потянулись кирпичные, чугунные, каменные ограды. За их внушительной недоступностью еле проглядывали в густой зелени садов особняки. Это был район богачей.
Когда автобус въехал в город, дождь почти перестал. Машина ворвалась на Главную улицу и прочно включилась в бесконечный поток автомобилей. Поток еле двигался: обычная пробка воскресного вечера. Машины с рёвом и густым шелестом шин срывались на зелёный огонь очередного светофора и, промчавшись сто — двести метров останавливались в очередном заторе.
Два километра Главной улицы автобус проехал почти за то же время, что весь предшествующий путь от аэродрома. Он еле тащился мимо бесконечных витрин, где, искусно залитые светом в тщательно продуманном беспорядке, разметались рубашки и галстуки, костюмы и плащи, дамские шляпы и мужские ботинки. Сверкали золотом и драгоценностями витрины ювелирных и часовых магазинов. На Главной улице не было дешёвых вещей. Каждая мелочь стоила здесь бешеных денег.
Иногда магазины расступались, давая место ресторану, туристскому агентству, конторе авиакомпании, художественному салону, кинотеатру, над входом в который многометровые фанерные мужчины и женщины целовались или стреляли друг в друга.
Огромные синие, красные, жёлтые буквы то вспыхивали, то гасли на фасадах многоэтажных домов, бежали над крышами, мелькали у подъездов и входов или горели, не угасая, уверенно, ярко и вызывающе.
Вот, заполняя собой фасад большого здания, вспыхнуло табло: элегантный мужчина закурил сигарету, выпустил колечки дыма, протянул кверху пачку сигарет «Лакистрайк» и исчез, чтобы через секунду возникнуть вновь. Блестя под дождём, вращался на одной из крыш гигантский диск: «Лукас-мелодии»! Каждый год — миллиард пластинок!» Над одним из домов красные, белые, синие женщины изящно изгибались в лёгком белье. Над ними светилась надпись: «Бельё «Скандал»; «Мартини», «Пуэнпрат», «Синзано», «Сан-Рафаэль», «Наполеон» — вермуты, аперитивы, коньяки — щедро изливали из многолитровых бутылок разноцветную электрическую влагу.
Исчезнувшая было из-за дождя воскресная толпа стала вновь заполнять улицу, собирая у кинотеатров, неторопливо фланировать мимо витрин.
На одной из остановок юноши вылезли из автобуса и спустились в метро. Тускло освещённые, низкие и неширокие коридоры, украшенные по стенам обшарпанными рекламами, привели их на грязноватый узкий перрон. Дребезжащие старые вагоны, стуча и немилосердно раскачиваясь, понесли и выбросили их на столь же грязный перрон. Пройдя по душным коридорам, друзья наконец вышли на улицу и полной грудью вдохнули сырой вечерний воздух.
Редкие фонари освещали пустынные тротуары, отражались в мокрых после дождя торцах мостовой. Булочная, зеленная, бакалея, аптека, небольшие дешёвые магазинчики, кафе на углу излучали слабый свет, и только знак, обозначавший вход в метро, ярко, светился над уходящими под землю ступенями.
— Тебе к каким? — спросил Род, останавливаясь у фонаря и зажигая сигарету под неодобрительными взглядами двух других.
— К одиннадцати, как всегда, — ответил Юл.
— Зайдём к «Максу»? — Род вопросительно посмотрел на друзей.
«Макс» было кафе углу. Вообще-то оно называлось весьма лирично — «Уголок влюблённых», но постоянные посетители окрестили кафе по имени его бармена и хозяина — «Макс». Кафе размещалось в небольшом длинном зале, у одной из стен которого была стойка. На стойке возвышались сложные блестящее аппараты, изливавшие после нажима на те или другие рычаги кофе или пиво, выжимавшие апельсины, мывшие стаканы и производившее множество других операций. Макс недавно установил эту аппаратуру и чрезвычайно ею гордился. Огромный, с огромным животом, с огромными волосатыми руками, Макс казался малоподвижным за своей стойкой. Однако он успевал всё: наливать клиентам, получать деньги, покрикивать на Мари, свою дочь, выполнявшую обязанности официантки, зорко следить, чтобы какой-нибудь посетитель не покинул кафе, «забыв» рассчитаться.
Кроме стойки и выстроившихся вдоль неё высоких табуретов, в зале стояла дюжина мраморных столиков на железных ножках, механический бильярд и проигрыватель-автомат. Утром кафе обычно посещали шофёры грузовиков, обслуживавших окрестные лавчонки, служащие-холостяки, завтракавшие перед работой; в обеденные перерывы сюда забегали съесть пару бутербродов продавщицы. Вечером клиентура менялась. И уж тогда определить «кто есть кто» становилось куда трудней. На высокие табуреты усаживались неопределённого вида мужчины с настороженными взглядами, широкоплечие парни в плащах, юркие старички. Они говорили на своём, особом языке, обменивались им одним понятными знаками. За мраморные столики садились накрашенные женщины, не всегда молодые. Они закидывали ногу на ногу, подтянув и без того короткие юбки, курили сигареты и призывно поглядывали на мужчин.
У механического бильярда вечером толпилась молодёжь. Ребята — в кожаных куртках, в ковбойках, в свитерах, надетых прямо на голое тело, девушки — в узких, обтягивающих брюках, с распущенными, непричёсанными волосами.
Молодёжь шумела, смеялась, кричала, когда кому-нибудь удавалось прогнать шарик мимо всех препятствий и выгрести из жёлоба кучку монет.
«Уголок влюблённых» закрывался далеко за полночь, а в семь утра Макс уже снова стоял за стойкой. Никто не знал, когда он спит. И очень немногие знали, что кафе составляло лишь незначительную область его деятельности.
Юл, Нис и Род вошли к «Максу», когда зал был полон. Непогода загнала в кафе много посетителей. Табачный дым густо висел под потолком. Пахло пивом, кофе, мокрой одеждой. Мари носилась от столика к столику. Макс умудрялся обслуживать сразу десяток клиентов. Казалось, подобно осьминогу, у него множество длинных рук, успевавших делать тройную работу.
Человек пять парней в чёрных кожанках — их сверкающие мотоциклы выстроились недалеко от входа в кафе — никого не подпускали к бильярду. Но никто не протестовал: парни изрядно выпили, и когда кто-нибудь из них выигрывал, он тут же угощал пивом всех столпившихся вокруг. Род быстро протиснулся в первый ряд и сумел урвать кружечку.
— Всюду-то ты успеваешь! — с завистью заметил Юл.
— Ты уж помалкивай! — проворчал Род, вытирая губы. — Небось в своём кабачке сколько хочешь, столько и пьёшь. Побренчал полчасика — и за воротник…
— Да, там выпьешь… — Юл безнадёжно махнул рукой. — Мари! — схватил он пробегавшую мимо девушку за руку. — Три кофе. Ты совсем сегодня замоталась.
Мари мигнула Юлу и вскоре уже несла к их столику поднос с дымящимися чашечками. Юл гордо посмотрел вокруг — только дураки могли не понять, что он значит для Мари!
В десять часов Нис поднялся:
— Мне пора. У меня завтра тренировка…
Род иронически посмотрел на него:
— Давай, давай тренируйся! Поедешь на олимпиаду!
— В этом году нет. А на следующую почему бы не, съездить? — Нис пощупал свои бицепсы.
— Клод тебе покажет олимпиаду, — проворчал Род. — Разложит и всыплет пару раундов по запрещённому месту. У вас ведь по правилам ниже спины бить не разрешается?
Да брось ты! И его скоро одной рукой… — храбрился Нис.
Род усмехнулся:
— Смотри не помни его, бедняжку! Он ведь только двести кило весит. Или полтораста?
— Девяносто пять. Ну и что? У него рост-то какой… В общем, я пошёл. До завтра.
Нис поднял руку и щёлкнул пальцами. Юл и Род ответили тем же. Так желали они друг другу удачи.
