Дмитрий Щеглов - Липкий киллер
Как им объяснить, что у меня на голове последний писк моды. Поэтому сейчас, стоя у калитки Настиного дома, я ожидал какой-нибудь едкой реплики. Анна Николаевна внимательно с ног до головы оглядела нас с Данилой и культурно промолчала. У Насти был с собой рюкзак, который я взял и закинул на плечо. С собой я прихватил только бинокль. У Данилы в руках был целлофановый пакет. Можно было трогаться в путь. Анна Николаевна давала последние наставления:
— Пасеку у деда обходите стороной. Пчелы не дай бог вас покусают.
— А пасека большая? — спросил Данила.
Я не придал значения его вопросу.
— Большая, — ответила Анна Николаевна. — Идите, а то опоздаете на автобус.
Когда мы отошли от дома метров на сто, Данила передал мне свой пакет и, сказав, что нас догонит, побежал по направлению к своему дому. Я подумал, что он решил переодеться, глядя на нас с Настей. Заглянув в его пакет, я увидел шорты, майку и тапочки. Выходит, нет. Куда же он понесся? Мы с Настей торопливым шагом шли к автобусной станции. Мне хотелось у нее уточнить деликатный вопрос: кого же все-таки первым пригласила она сопровождать себя, Данилу или меня? Роль второго плана била по моему самолюбию. Только я собрался невинно сформулировать вопрос, как Настя, догадавшись, о чем пойдет разговор, перевела его в другую, невыигрышную для меня плоскость.
— Прическа твоя мне нравится, — сказала она.
После той критики, которую я слышал второй день, слова в ее устах были как бальзам на израненную душу. Я на всякий случай покосился, постаравшись удостовериться в ее искренности. На лице подружки сияла благожелательная улыбка. Никакого подвоха, это не сочувственный взгляд Данилы. Смутившись, я начал непроизвольно краснеть. Теперь, конечно, вопрос о первенстве будет звучать слишком вызывающе. Погладили тебя по шерстке, чего еще надо, иди и сопи в две дырочки. А Настя стала развивать эстетствующий взгляд:
— Красоту не каждый чувствует и понимает. Надо быть от рождения художником или поэтом в душе, чтобы правильно воспринимать прекрасное. На это способны только единицы, личности, одухотворенные натуры.
Бальзам, разлившись по душе, по-моему, достал до пяток. Я, как кот, которому поднесли сметаны, жмурился на солнце и приготовился слушать дальше. Наконец-то оценили, и кто! Мысленно я уже начал сооружать фундамент для пьедестала, на который собиралась вознести меня Настя, когда последовал отрезвляющий душ.
— Взять хотя бы твою прическу, твой чубчик, — не ожидая подвоха, я благодарно посмотрел ей в глаза. В них искрился неподдельный смех. — Во всем городе ты единственный такой.
— Какой «такой»? — до меня начало доходить, что надо мною форменным образом издеваются.
— Модный панк! Видишь, на нас все оглядываются.
И правда, проходящая мимо молодая парочка показала на нас рукой. За спиной я расслышал, как девушка сказала.
— Видишь, какая сейчас мода?
На что последовал незамедлительный ответ:
— На молодого козла с бородкой похож.
Тьфу, и угораздило же меня вчера постричься. Если в городке так смотрят на мою прическу, то что будет в деревне, в которую мы едем. Зря я кепку не взял с собой, натянул бы ее сейчас на голову и не позорился. Хочешь как лучше, а получается как всегда. Сзади мы услышали топот. Нас догонял Данила. Никакую одежду он не сменил, а догонял в том же черном костюме, который, чувствовалось, давил ему под мышками.
— Фу, аж запыхался.
В руках у него был огромный, ведерный, не меньше, прокопченный, черный чайник. Трудно было догадаться, из какого металла и когда он был сделан, толстый слой копоти украшал подзаборный раритет. После татарско — монгольского ига, наверное, на Руси остался, на костре чай в нем кипятили на всю рать Мамая.
— Ты на свалку бегал? Зачем он нам? — возмущенно в два голоса воскликнули мы с Настей.
— Подарок деду.
— Выкинь этот хлам, — посоветовал я приятелю.
— Или неси его сам, — сказала раздосадованная Настя и взяла меня под руку. Понятно, рядом с кем ей не стыдно идти. Я ведь одет в так называемом клубном стиле, на меня оборачиваются, как на знаменитого киноактера.
А Даниле хоть бы что, он не испытывал неловкости. Сгибаясь так, как будто чайник весит два пуда, он, независимо насвистывая, шел рядом. Вот и автовокзал. Мы подошли прямо к отходу автобуса. Деньги получал водитель. Мы заплатили за билеты и вошли в автобус. О том, как рассаживаться, даже вопрос не возникал. Настя сразу села у окна и показала мне на место рядом с собою. Данила с чайником сел впереди. «Правильно, — мысленно усмехнулся я, — не будет Настя позориться перед пассажирами таким раритетом. Закопченный чайник — не икона старинного письма. Лучше пусть рядом будет сверхмодный чубчик из грядущего времени, чем древняя утварь из прошлых веков». Автобус был наполовину заполнен. Водитель посмотрел на наручные часы и хотел уже было закрыть дверь, когда в салон бабочкой впорхнула девчонка, больше похожая на небесное создание. С лубяной картинки сошла восточная красавица. Забыв про Настю, я бесстыже стал пялиться на нее.
Стройная, как кипарис, соперница луны, взмахом дивных ресниц, как смертоносными стрелами, она сразу пронзила мне сердце. Медоточивый ее рот тихим голосом попросил у водителя билет. Мне показалась, что в автобусе запел соловей. Даже толстокожий Данила приподнял голову от чайника, который он пристраивал рядом с собой на сиденье. Придвинув чайник к себе поближе, он предложил незнакомке место рядом с собою. Девочка украдкой посмотрела на Настю, потом на меня и остановилась напротив Данилы. Данила предлагал ей, вошедшей в белом платье, сесть рядом с замызганным чайником. Поняв, что делает что-то не то, он поставил его на пол. Теперь место рядом с ним было свободно. Девочка начала рыться в дамской сумочке и достала белоснежный платок. Легким взмахом руки она передала его Даниле. Тот поспешно стал вытирать место, где только что стояло его имущество. Мы с Настей сидели как громом пораженные. Я был сражен легкостью и обаянием, с которым девочка справилась с женоненавистником Данилой, а Настя увидела в его поведении измену. Насколько я знаю, ни разу в жизни он ей не то что не протер сиденье или не подал стул, он ей даже дорогу ни разу не уступил, а тут чайник поставил на пол. Если бы Настя села рядом с Данилой, ей до самой деревни пришлось бы ехать рядом с закопченным подарком. То, что чайник Данила поставит выше Насти, можно было не сомневаться, а тут без единой просьбы — и сразу его на пол.
Предательство! Кругом одно предательство, — засверкали яростным огнем глаза нашей подружки. Она в упор смотрела на меня, не желающего отводить взор от луноликой пассажирки. Я сразу пожалел, что не помог тащить эту тяжесть Даниле, сейчас бы сидел рядом с прекрасной незнакомкой и вел светский разговор. Наверное, об этом же подумал и Данила, потому что, когда девочка села, он решил создать ей дополнительные удобства. Сразу видно — джентльмен.
— Ноги можно на чайник поставить, если устали, — предложил он. — Альпинисты всегда так делают в конце дня, поднимают их повыше, чтобы был отток крови.
— А вы альпинист?
— Нет, я культурист.
— Стихи пишете?
— Нет, мышечную массу накачиваю, ем много. Вы знаете, сколько в меня влезает зараз?
Сколько может он съесть за один раз, ему не дала договорить Настя. Вполне возможно, что она уже пожалела, взявши нас с собою в деревню к деду с бабкой. Ехала бы сейчас и наслаждалась окрестным полями и лесами, а тут воюй теперь за нас. У Насти не было подружек. Она не выносила соперниц, и еще года два назад как-то незаметно разбавила нашу дружбу с Данилой своим ежедневным присутствием. Теперь мы были неразлучной троицей. У нас был матриархат. Настя зорко следила, чтобы мы не завели дружбу еще с какой-нибудь девчонкой. Пока у нее это получалось. От компаний, где могли быть представительницы прекрасного пола, она отводила нас властной рукой, не подпуская ни нас к девчонкам, ни девчонок к нам ближе чем на пушечный выстрел. А тут на ее глазах ей изменяли. Во-первых, я бесстыдно уставился на незнакомку, во-вторых, Данила повел себя как ловелас, начал расшаркиваться перед нею, сиденье ей протер, чайник под ноги подставил.
Согласно неписаным правилам этикета, если возник случайный разговор, его продолжением должно быть знакомство. Я так и подумал, что Данила сейчас представится и назовет свое имя, а в ответ узнает, как звать луноликую. Мог бы и спросить, куда она едет. Данила, видевший светские рауты только по телевизору, не вынес из них ничего полезного для себя, он начал греметь чайником, поудобнее устраивая его в ногах у незнакомки. Нашел чем услужить. Женщины не любят, когда перед ними лебезят. Они уважают мужскую силу, сильное плечо. Непростительная тактическая ошибка со стороны моего приятеля. Лапоть. Видно было невооруженным глазом, что он хочет продолжения банкета, простите, знакомства. Едет в гости с Настей, а неумело клеится к другой. Незнакомка, приняв за должное лакейскую суетливость Данилы, величественно, будто сидит на троне, поставила ногу на крышку чайника и равнодушно окинула нашу компанию иронично — вежливым взглядом. Такого пренебрежения Настя не могла вынести. На весь автобус раздался такой грозный окрик, что даже водитель вздрогнул.
