Антон Иванов - Загадка случайного попутчика
— Сядьте, — коротко распорядился он. — И ведите себя как следует. А Мартынова, — повернулся он к Теме, — попросим пройти к доске.
— Попух наш Темыч! — закричал Ахметов.
Но Роман Иванович на сей раз даже ухом не повел.
— Так, Мартынов, — смерил он пытливым взглядом приковылявшего на негнущихся ногах к доске Темыча. — С чего ты хотел бы начать?
Темыч едва не ответил, что ему вообще не хочется начинать. Ибо еще на пути от парты к доске он понял, что все выученные стихотворения напрочь улетучились из памяти.
— Ну, Мартынов? — вновь обратился к нему учитель. — Неужели не выучил?
— Я учил, — твердо ответил Тема.
— Тогда говори, с чего начнешь.
— С чего хотите, — заявил от отчаяния Темыч.
— Я бы хотел услышать от тебя знаменитого «Беглеца», — выспренне произнес учитель.
— «Беглеца» так «Беглеца», — ничего не оставалось, как согласиться Темычу.
Набрав побольше воздуха в легкие, он жалобно посмотрел сначала на Женьку, затем на Пашкова. Те принялись бурно искать по закладкам «Беглеца». Причем оба подсказчика искали это стихотворение одновременно и у Лермонтова, и у Пушкина. Женька при этом мысленно проклинал «подлого Романа», который, «будь он добрее», мог бы по крайней мере назвать вместе с заглавием и автора! Наконец, текст «Беглеца» отыскался. Женька, прикрывшись рукой от учителя, воодушевленно шепнул:
Гарун бежал быстрее лани.
До Темыча донеслось следующее: «Горбун бежал быстрее Вани». «Какой горбун?» — в ужасе подумал мальчик и в панике поглядел на Пашкова. Тот, скорчив зверскую рожу, почему-то пожал плечами, затем изобразил руками, будто бы у него растет нос, потом сделал вид, что куда-то торопится, и, наконец, обрисовал ладонью в воздухе нечто вроде горба.
Темыч принялся лихорадочно совмещать в мозгу видео- и аудио ряды. Все вроде бы совпадало. У Женьки «бежал» и у Пашкова кто-то бежит. Горбун тоже и там и там. Темыч, конечно, никакого горбуна у Лермонтова что-то не запомнил. «Но, видимо, он все же в стихотворении был», — подумалось мальчику. Открытым оставался вопрос с Ваней и длинным носом, наличие которого у неясного пока Вани продолжал многократно подчеркивать Пашков.
— Да не волнуйся ты так, Мартынов! — подбодрил учитель. — Начинай!
Темыч перевел взгляд на Романа Ивановича, и в его голове мигом всплыла первая строчка другого стихотворения Лермонтова: «Собранье зол его стихия». Он даже уже открыл рот, чтобы эту строчку с выражением продекламировать. Но, словно бы вопреки своей воле, произнес:
Горбун бежал быстрее Вани!
В классе повисла тишина. Часть девятого «В» просто решила, что именно так «Беглец» и начинается. Они ждали продолжения и удивлялись, почему Темыч медлит со следующей строкой. Остальные в ужасе разинули рты. Пашков сперва схватился за голову, затем покрутил пальцем возле виска, после чего вновь показал Темычу длинный нос и большой горб.
Роман Иванович, похоже, на некоторое время утратил дар речи. Лишь меняющийся Цвет лица свидетельствовал, что внутри старого учителя проистекают какие-то бурные процессы. Лицо да лысина литератора сперва покраснели, затем приобрели угрожающий лиловый оттенок. Наконец, плотно сомкнутые губы Романа. Ивановича разжались, и он произнес всего два слова: — А дальше?
Темыч к этому времени впал в окончательный ступор. Сил у него хватило лишь на то чтобы перевести отчаянный взгляд с Романа Ивановича на Женьку. Однако от долговязого друга пользы сейчас было немного. Женька, уткнувшись в однотомник Лермонтова сотрясался от беззвучного хохота. Теперь оставалась надежда лишь на Пашкова. Тот не подкачал. Оскалив верхние зубы, Лешка скосил глаза к переносице, затем изобразил руками длинные уши и под конец этими же руками начал размахивать как крыльями.
«Напоминает курицу на насесте, — лихорадочно суммировал информацию Темыч. — Только при чем тут зубы? Ага! Понял. Это мутант».
— Дальше, — чуть громче прежнего проговорил Роман Иванович.
— Роман Иванович, я сейчас вспомню, — пылко пообещал Тема. — Там что-то с мутантом связано.
— Какой мутант? Какой Ваня? — грянул Роман Иванович.
— Ну, такой. С длинным носом, — вяло откликнулся Тема.
В классе уже начиналась истерика. Теперь даже Марату Ахметову сделалось ясно, что Темыч читал не «Беглеца» Лермонтова. Хохот учеников перекрывал вопли, наконец окончательно вышедшего из себя Романа Ивановича. Отчетливо слышал учителя один лишь Тема. Впрочем, тот именно к нему и обращался. Заявив, что за долгую педагогическую практику его до такой степени не оскорблял еще ни один ученик, литератор поставил Теме в журнал единицу, добавив, что клятвенно обещает вывести ему единицу в году, если на следующей же неделе не будут сданы все десять стихотворений.
Темыч с минуту молча глядел на разгневанного учителя. Затем у него словно бы что-то щелкнуло в голове, и он, к немалому своему удивлению, вдруг без запинки продекламировал:
Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла.
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкасская текла…
— Прекратить! — рявкнул басом Роман Иванович. — Я думал, Мартынов, ты просто не выучил, а теперь выясняется, что ты издеваешься над великой русской поэзией!
— Я не издеваюсь, — пытался оправдаться Темыч.
— В таком случае, как прикажешь это назвать? — неистовствовал Роман Иванович.
— Не знаю, — жалобно пробормотал Тема. — У меня что-то с памятью.
— Если с памятью, будем исправлять, — сурово произнес учитель. — Выучишь не десять, а пятнадцать стихотворений.
И он с ходу велел добавить Темычу в список еще пяток очень длинных стихов Лермонтова.
Мальчик вне себя от горя направился за свою парту. Едва досидев до конца урока, он предъявил законные претензии как Женьке, так и Пашкову. Причем по логике Темыча выходило, что оба они вели себя безобразно.
— Я старался, — возражал ему Пашков. — А если ты язык мимики и жеста плохо понимаешь, то никто, кроме тебя, не виноват.
— Ах, язык мимики и жеста! — перехватило дыхание у Темыча. — Тогда, может, ты мне объяснишь, что должен был означать этот твой дурацкий нос?
— Тут только тупой не поймет, — ничуть не растерялся Пашков. — Гарун ведь лицо кавказской национальности. Вот я тебе и показал жестами.
— И вообще, Темочка, чем других упрекать, лучше бы выучил стихотворение, — встряла Катя.
— Я выучил, — сварливо проговорил Темыч. — Просто они мне неправильно подсказывали, вот у меня в голове все и перемешалось.
— Вот, Женька, — с видом оскорбленной добродетели произнес Пашков. — Мы же с тобой еще и виноваты. Тут Женька, вспомнив, как Пашков языком мимики и жеста изображал зайца, зашелся от нового приступа хохота.
— А ты вообще полный подлец! — накинулся на него Темыч. — Я от него жду подсказки, а он уткнулся в книгу и ржет!
— Что же поделаешь, если смешно? — ничуть не смутился Женька. — Если бы я сказал, что в «Беглеце» у Лермонтова мутанты описаны, ты тоже бы начал ржать.
На это у Темыча не нашлось возражений.
— Ладно, что было, то прошло, — сказал Олег. — Теперь давайте договоримся, как будем действовать после уроков.
Но обсуждение этой проблемы пришлось отложить. Перемена кончилась. Друзья поспешили на математику.
Как в природе после грозы и бурь воцаряется тишина, так и остаток учебного дня для девятого «В» прошел на редкость спокойно. Лишь один Темыч никак не мог оправиться от потрясения. Да Женька, глядя на рассерженную физиономию Темыча, вдруг словно бы ни с того ни с сего разражался хохотом. Впрочем, на двух последних уроках и он успокоился.
Компания с Большой Спасской училась в математической группе повышенной сложности. Вела ее Светлана Сергеевна. Строила она уроки так, чтобы ни единой минуты не пропало даром. Кроме того, из-за Андрея Станиславовича девятый «В» относился к Светлане с большим уважением, и математикой все занимались всерьез. Поэтому даже Темыч на двух последних алгебрах несколько отвлекся от литературных страданий. Когда Компания с Большой Спасской, наконец, покинула школу, Тема уже пришел во вполне сносное расположение духа.
— Ну? — подбежал на улице к пятерым друзьям Пашков. — Пошли, что ли, к Василию Николаевичу?
— Сперва надо с Вульфом погулять, — отозвался Олег.
— И пожрать нужно! — крикнул вечно голодный Женька. — Не могу я на пустой желудок с дядей Васей разговаривать!
— Тем более энергии сколько истратил, — покачала головой Катя. — Темочке нашему так хорошо подсказывал.
— Слушай, ты не буди во мне зверя! — набычился Темыч.
— Действительно, Катька, лучше не надо, — торопливо проговорил Женька.
— И вообще лучше думать о деле, а не обо всякой ерунде, — добавил Пашков.
