Игорь Гуров - Хребет Скалистый
— Да. Существует целая наука — дактилоскопия. Это наука о строении кожных узоров пальцев. Дело в том, что во всем мире нет двух человек, у которых были бы одинаковые узоры на пальцах.
Из кожаной сумки Решетняк достал кусок прозрачной пленки, приложил ее к отпечаткам на окурке и пригладил ладонью. Пленка оказалась с одной стороны липкой, и бумага пристала к ней. Подполковник отделил окурок от пленки. Следы пальцев с бумаги были перенесены на нее. Теперь их было удобно рассматривать. Окурок же Решетняк с двух сторон обклеил другими кусочками пленки, чтобы предохранить следы от повреждения. Затем Решетняк подошел к телефону и позвонил в управление.
Он приказал своему помощнику взять дело № 214 и на машине заехать на квартиру Проценко.
Вслед за этим подполковник набрал другой номер.
— Прокурор у себя? — опросил он, очевидно, секретаря и, получив утвердительный ответ, попросил соединить его с ним.
Несколько минут он молча ждал.
— Товарищ советник юстиции, Решетняк говорит. Хочу доложить о ходе дела двести четырнадцать. Дом опечатан и охраняется нашими работниками. Хозяйка пока живет у соседей… Нет. Нет. Установлено ее полное алиби. День накануне и в ночь убийства она была задержана милицией станицы Усть-Лабинской за мелкую спекуляцию. Необходим повторный обыск. Вскрылись совершенно новые обстоятельства дела. Мы привлекаем в качестве эксперта художника Проценко.
Григорий Анисимович, до этого мало обращавший внимания на разговор, удивленно поднял голову. Очевидно, и прокурор был удивлен, потому что Решетняк стал пояснять; — Во время обыска мы изъяли одну картину и одну икону. Почему изъяли? Да потому, что нашли их в хорошо замаскированном тайнике. Мне это показалось подозрительным, и я решил показать их сведущим людям. Художник Проценко опознал и то и другое. Картину писал он сам, а икона, по определению Проценко, стоит сотни тысяч. Написана она еще в четырнадцатом веке Рублевым.
Прокурор знал, кто такой Рублев, но, очевидно, усомнился в сообщенных ему фактах.
— Уверяю вас, — доказывал Решетняк, — икона Рублева. И картина и икона из числа пропавших во время войны. В Насыпном переулке есть еще несколько картин. Вот я и хочу, чтобы их посмотрел Проценко. Да и новые тайники могут быть обнаружены. Проценко находится рядом со мной… Хорошо. Решетняк протянул трубку Проценко.
— Григорий Анисимович, — к своему удивлению, художник услышал звонкий женский голос, — не удивляйтесь, что я знаю ваше имя-отчество. Очень люблю ваши картины. Ни одной выставки не пропускаю.
— Ну что же, приятно, — пробормотал смутившийся Проценко.
— Неужели Рублев? Вы не ошибаетесь? Она спрашивала таким взволнованным, восторженным голосом, что сразу же расположила к себе Проценко, — Вне всякого сомнения. Я десятки раз по нескольку часов простаивал именно перед этой иконой. Да и вообще, можно ли спутать Рублева с кем-нибудь еще? Он неповторим, а это один из его величайших шедевров.
— Скажите, какие еще картины пропали в войну?
— Много, — ответил Проценко, — всего около пятидесяти. Из них картин девять-десять принадлежат кисти великих мастеров, — Я очень рада, Григорий Анисимович, что вы согласились помочь нам, проговорила прокурор уже деловым тоном, — может быть, удастся найти еще что-нибудь ценное. Передайте, пожалуйста, трубку подполковнику Решетняку.
— Есть. Есть. Понятно! — весело отозвался Решетняк, выслушав какие-то указания прокурора. — Спасибо, товарищ советник юстиции!
Не успел Решетняк положить трубку, как на него коршуном накинулся Проценко. Он был рассержен не менее, чем утром, когда увидел, как бесцеремонно обращался подполковник с подлинником Рублева.
— Слушай, Филипп, я тебя, видно, в детстве мало колотил! Но я могу отлупить тебя и сейчас, не посмотрю на твои чины и ранги. Чего ты тут развел мышиную возню с окурками, когда там, может, лежат картины Репина и Айвазовского! Кому нужны твои окурки? Поехали.
— А ты ж говорил, не поедешь на обыск, — съязвил Решетняк, — толку, дескать, от тебя мало. А поедем мы после того, как поедим.
— То есть как это "поедим"? — возмутился Проценко. — Ты можешь в такой момент думать о еде?
— Ну, знаешь, — совершенно безмятежно отозвался Решетняк, подсаживаясь к столу, — если бы у меня по поводу каждой операции пропадал аппетит, я бы давно умер от истощения. И ты ешь. Нам дела на много часов хватит. Пока не поешь, не поедем. Кстати, и ехать не на чем. Да еще Рублева в картинную галерею завезти надо. Такие ценности дома опасно хранить. Это не "Три мушкетера".
Последнее замечание, видно, примирило художника с Решетняком, и он покорно подсел к столу.
Но с завтраком в этот день им положительно не везло.
Приехал Потапов. Решетняк отослал лейтенанта в прокуратуру, а сам начал просматривать привезенные им документы.
— Зачем же им понадобились "Три мушкетера"? — в раздумье проговорил он. Алла, ты говоришь, этот человек просматривал книгу с конца? Он не этим интересовался?
На последнем истрепанном белом листке были следы какой-то надписи. Видимо, ее сделали очень давно чернильным карандашом. Книга явно побывала в воде. Буквы настолько расплылись, что их совершенно нельзя было прочесть. Беспорядочно и бессмысленно выглядели и разбросанные по всему листку черточки. Только в самом центре листа можно было разобрать несколько слов.
Решетняк прочел их вслух:
— "Клад, ищите решетку, партизаны, коридоре. Берегу Б…" — Вы что, Филипп Васильевич, — спросила Ольга, — верите, что в наши дни могут существовать клады?
— Верю я или не верю, это не так уж важно, — ответил Решетняк, — но вот человек, так упорно охотившийся за этой книгой, очевидно, верил Через плечо Решетняка Проценко взглянул на полустершуюся надпись и вдруг заволновался. Он бросился к письменному столу. Достал из ящика какую-то бумагу. Потом снова опустился на стул и наконец строго сказал Алке:
— Пойди минут на десять — пятнадцать погуляй. Алка обиженно поджала губы и отрицательно замотала головой.
— Алла! — чуть повысил голос Проценко. — Ты будешь меня слушаться?
— Я и слушаюсь — ответила она, не двигаясь с места.
— Вот тогда и уходи.
— Нет, — опять замотала головой Алка, — ты что-то интересное дяде Филе расскажешь, Решетняк улыбнулся и заступился за девочку.
— Ну что ты ее гонишь? Говори. Не маленькая. Знает, что лишнего нигде болтать не следует.
— Надписи в книге сделаны рукой ее отца. Алка ахнула и метнулась к столу.
— Николая Гудкова? — спросил изумленный Решетняк. — Мне тоже показалось, что я этот почерк знаю, но…
— Смотри, — перебил его Проценко, протягивая бумагу, вынутую из письменного стола. — Это последнее письмо Николая ко мне.
Четыре головы низко склонились над положенными рядом книгой и письмом.
— Пожалуй, ты прав, — первым заговорил Решетняк, — но так, на глаз, точно не определишь. Передадим все на экспертизу. Так или иначе, нам необходимо прочесть, что написано в книге.
— А разве это возможно? — спросила Ракитина; — Прочтем, — уверенно сказал Решетняк. — Для этого есть ультрафиолетовые и инфракрасные лучи. Да много есть возможностей тайное сделать явным.
— Ой, дядя Филя! — прильнула к нему Алка. Девочку трясло, как в лихорадке, и она никак не могла унять дрожь.
— Я с вами хочу читать папины записи, — с мольбой произнесла она.
— Ладно, — пообещал Решетняк, — утром зайду за тобой, и пойдем вместе в наш научно-технический отдел.
Он потрепал Алку по щеке и поднялся. Под окном призывно гудела машина.
— Нам пора. Так и не удалось позавтракать. Теперь ждите к ужину.
Решетняк поманил Ольгу в другую комнату.
— Побудьте с Аллой, — попросил он, — растревожили девчонку. Несуразные именины получились.
Когда внизу у подъезда они уселись в машину, Проценко спросил:
— Филипп, а этот, что крал "Трех мушкетеров", как ты думаешь, опасный преступник?
— Иван Нижник? В преступном мире его звали Ванька Каин. Да, он был очень опасным и коварным бандитом.
— Почему был? Вы что, арестовали его?
— Нет. Два дня назад в том доме, куда мы сейчас едем, Ванька Каин был убит.
…Прежде чем направиться в Насыпной переулок, Решетняк и Проценко заехали в картинную галерею, Выходя из машины, Решетняк предупредил:
— Вот что, Грицько, пока что никаких подробностей о том, где и как были найдены эта икона и твоя картина, сообщать нельзя. Это может помешать нам в поисках убийцы.
— Конечно, буду молчать. А как ты думаешь, удастся нам разыскать остальные картины?
— Будем искать, В картинной галерее они не задерживались, так как обоим не терпелось поскорее оказаться в маленьком домике на берегу Карасуна.
Но, как они ни торопились, а по настоянию Решетняка пришлось заехать еще в научно-технический отдел краевого управления милиции.
