Александр Кулешов - Счастливчики с улицы Мальшанс
Роберт (так его зовут), съезди-ка в магазин, купи брошку хорошую — помню, я как-то видел в форме двух крокодилов, которые кусают друг друга за хвост. Или что-нибудь в этом роде, ну цветы — розы жёлтые, и всё это отвези Мари в «Уголок влюблённых». Объясни, что к чему…
И что ж вы думаете? Сумел-таки успокоить мою Мари. Помирились. А через два месяца, когда я освободился немного, отпраздновали день её рождения. Её восемнадцатилетние. Там же, «Под старыми вязами». И пригласили только Ниса Рода. Мне было немного грустно. Прошло-то всего ничего, а кажется будто сто лет. У моих друзей многое изменилось за это время. Нис стал профессионалом. Он, помню, раньше всегда ругал профессионалов. А теперь сам стал. Зарабатывает прилично, но физиономию ему здорово изуродовали. Что ж делать… После несчастья с Клодом другого выхода у него нет. Нис говорит: сколько ни зарабатывает — всё уходит на лечение, на операции. Сейчас Клоду опять хуже. Нис сильно изменился. Почти не смеётся. Горечь какая-то появилась у него. Молчит всё время. Зато Род, тот ещё больше стал болтать. Что он делает, как живёт — ничего не известно. Спрашиваю — отшучивается. Из семьи он давно сбежал, ещё когда его отца уволили. Старый Штум, говорит Род, теперь совсем спился. Но одет Род красиво. Понятно, когда такого роста, приходится на одежду нажимать. Это я могу как попало одеваться, всё равно девушки будут засматриваться. Я не хвастаюсь. Это действительно так. прочим, можно подумать, что у нас не певцами занимается фирма, а танцовщицами. Сколько девушек ни работает — все красавицы. Да ещё какие! Лукас других не берёт. Он говорит, что это лицо фирмы. Иногда я, ну просто случайно, с какой-нибудь пойду в театр или поужинать в ресторан, иногда ко мне домой…
Конечно, я люблю Мари, но она совеем другая. Она настоящая. С ней я всегда должен думать, как себя вести, что сказать.
А эти ничего не требуют, пьют, смеются, танцуют, С ними очень легко. Да и недотрог среди них не бывает…
А Лу — просто на редкость красивая!
Отпраздновали рождение хорошо. Мари хотела погулять или покататься. Но я ей сказал, что должен беречь горло. Лукас вчера сообщил мне, что в ближайшее время состоится мой пор— вый публичный концерт. И не где-нибудь — в зале «Колосс»! Вместимостью в восемь тысяч человек! Билеты все проданы. Девчонки по трое суток стояли у касс. Там же спали, там же ели.
Волнуюсь я страшно.
Сегодня утром только встал — звонок в дверь. Открываю. Входят трое — в плечах косая сажень, морды как у бандитов, в шрамах. Мне чуть дурно не сделалось — думал, гангстеры хотят похитить, выкуп потребуют, как с Синатры-младшего. Один говорит:
— Господин Морено, мы ваши телохранители. Хотим ознакомиться с квартирой, выходами, входами…
Тут как раз телефон звонит — господин Бенкс.
— «Гориллы» пришли? Ну и отлично. Ты учти, Морено, раз начнёшь выступать — рискуешь жизнью. Был случай, одного стащили с эстрады и за две минуты голого оставили, всю одежду разорвали на сувениры. Квартиру будут осаждать, за машиной бегать. Так что теперь ты без «горилл» ни шагу. Оплата пополам: пятьдесят процентов — фирма, пятьдесят — ты. Не жалей! Спокойней спать будешь. И ещё вот что: ты с девчонками можешь и на своей игрушке кататься, а для концертов я заказал тебе «кадиллак». Семиместный, стёкла дымчатые, непробиваемые. Восемнадцать тысяч долларов! А ты как думал?.. Ничего не поделаешь. Во-первых, тебе нужно всех троих «горилл» туда засовывать, а потом марка фирмы! Не может Юл Морено — Сын моря — в каких-то спичечных коробках мотаться. Только «кадиллак»! Но за твой счёт! Ах, бедняжка, — дорого! А девяносто тысяч за «Мари» тебе перевели вчера в банк? Нечего прибедняться… А то ли ещё будет! Ещё самолёт купишь!
Глава третья
АППЕРКОТ ПРАВОЙ
Ну и попал я в переплёт! Почему в жизни всегда так — уж если везёт, так везёт, а уж если неприятности, так одна за другой.
Старый дурак Штум оказался прав. — добрались-таки они до Клода. Я расскажу, как было дело по порядку.
Завод продолжал автоматизировать цехи. И каждый раз несколько сот человек — по шапке. Когда дошли до десятого — это тот, где Штум работает, — началась у них заваруха. Дирекция пятьсот хочет уволить, а рабочие доказывают: достаточно двухсот. Сидят, ругаются, двадцатичетырёхчасовые стачки устраивают, А тут какой-то важный заказ поступил, и рабочие сказали; если дирекция не согласится на их требования, начинают забастовку. Выбрали делегацию — пять человек, и Клод среди них, Штум, когда узнал, что тоже в списке увольняемых другую песню поёт: «Клод, не уступай! Клод, держись!»
— Теперь понял? — Клод ему говорит. — Если бы ты с самого начала таким умным был! А то в стороне стоял, пока самого по башке не стукнули.
В общем, началась забастовка на заводе. Клод там днюет и ночует — делегация всё время ведёт переговоры с дирекцией. И вот дирекция решила эту делегацию перетащить на свою сторону. Чего им только не обещали! И повысить в должностях, и оклады прибавить, и просто деньги. Клоду, например, сказали; мы вас на место мастера Штума переводим, да ещё вот чек приличный дадим. Не уступите, в чёрные списки попадёте. А Клод только смеётся.
Двоих делегатов они всё же купили или запугали, не знаю. Согласились на условия дирекции. Один колеблется, а Клод и ещё старик, тоже член партии, — ни за что!
Утром собираюсь на тренировку, стучат в дверь. Открываю — рабочие с завода.
— Где брат? Давай буди его скорей, срочно надо собраться!
— Как буди? Он ведь на заводе, — говорю.
— На заводе? — удивляются. — Он вчера с собрания домой ушёл.
Тогда один, высокий такой, — я его знаю, он тоже у них на заводе активист, — говорит:
Вот что, ребята, это дело начинает плохо пахнуть. Ну-ка, вы двое — по больницам, а мы — в полицию. А ты, — это он мне, — сиди дома и никуда! Ясно?
Клода нашли у моста. Они ему в рот, когда он уже без сознания был, виски налили: мол, пьяный был. Избили так что непонятно, как жив остался! Нос, руку, ногу, три ребра сломали, всю зубы выбили и позвоночник повредили. Клод не может говорить — «парализованы речевые центры». Это мне всё его товарищ, высокий, рассказал.
— Запомни, на всю жизнь запомни! — говорит. — Они на всё идут, чтоб нашего брата ради своей выгоды с дороги убрать. И так и эдак, а нарвутся на такого, как Клод, на железного, так вот что с ним делают. Запомни! Ты ведь боксёр. Так вот знай, на что кулаки нужны: чтоб с хозяевами драться!
Через четыре месяца перевезли Клода на больницы домой. Сидит в кресле, молчит, только записочки пишет, да и то с трудом: правая рука плохо работает.
А какие записочки, если б вы знали! Советы, указания! Полуживой, а всё равно к нему ребята с завода ходят, и он им на записочках пишет, что и как делать.
Пенсии не дали. Юристы дирекции на суде доказали, что увечье произошло не по вине кампании и не на территории завода и компания материальной ответственности не несёт.
Помогали профсоюз, ячейка, товарищи его. Всё время народ ходит, несут чего-нибудь. Так ведь всё равно не хватает. Лечение, лекарство, доктора — всё страшно дорого. Мы раньше с Клодом всё же больше на его заработок жили. Ну что я получаю?..
Врачей к нему многих приглашали. И вот один, самый знаменитый — он за один визит столько взял, сколько мы с Клодом в месяц проживали, но ячейка деньги дала, — сказал:
— Можно рискнуть. Я готов сделать операцию. Ходить не будет, но речь может вернуться. Гарантия девяносто процентов. Решайте.
И такую цену назвал, что ребята с завода только руками развели — где столько денег наберёшь?
…А я всё тренируюсь. Первенство «Металлиста» нашего выиграл. Скоро первенство города. Оно у нас сначала по группам проходят. Я в своей группе четыре боя имел и все четыре выиграл нокаутом.
— Да такого, как ты, давно ринг не видел! — восклицает папа Баллери, — Быть тебе чемпионом страны, континента и игр! Это я тебе говорю! А папа Баллери никогда не ошибается.
Но радости нет! Не могу я радостным быть, когда знаю, что Клоду надо операцию делать, а денег нет. Как-то иду я потихоньку после тренировки, и вдруг рядом со мной останавливается здоровенная машина чёрная, сверкающая. Опускается стекло, выглядывает элегантный тип лет пятидесяти и кричит мне:
— Эй, Роней! На пару слов!
Подхожу.
— Залезай-ка, разговор есть.
Смотрю и не двигаюсь. После истории с Клодом… Чёрт их знает, на что они способны! Он усмехнулся и говорит:
— Да не бойся! Не съем. Я — Бокар.
Тут я его сразу узнал. Во время больших матчей во дворце я часто его видел. Бокар! В его руках весь профессиональный бокс в стране! Да, пожалуй, и на всём континенте. Он чемпионов из воздуха делает — папа Баллери говорит. Подхожу, сажусь.
— Вот что, Роней, — говорит, — я человек деловой. Баллери тренер замечательный. Если б не валял дурака и согласился тренировать моих мальчиков, он бы в золоте купался. И сделал он из тебя боксёра высшего класса. А через пять-семь лет тебе не то что на континенте, в мире равного не будет. Но без меня у тебя ничего не получится. Ты сам знаешь — будь ты хоть трижды олимпийским чемпионом, жрать тебе будет нечего. У нас правительство на спорт даёт столько, сколько по военному бюджету на полпулемёта полагается. И условий настоящих тебе не создадут. Будешь болтаться в своём гараже, пока безработным не станешь. А за все твои олимпийские медали много не дадут. Для таких, как ты, путь один — профессиональный бокс! Ты сам знаешь — все сильнейшее олимпийцы рано или поздно к нам идут — Паттерсон, Юхансон… Ну, что я тебе буду рассказывать! А что профессионалы несчастные — враньё. Возьми Шугара, Демпси — у них бары свои. Одним словом, так. Если хочешь, подписывай со мной контракт на пять лет. Я тебе условия сказочные предложу и через полгода на большой ринг выпущу, Вот мой телефон. Завтра утром до десяти звони, сообщи своё решение. А это, — протягивает мне чек, — это аванс. Здесь как раз столько, сколько стоит операция твоему брату. (И откуда ему всё известно!) Откажешься от моего предложения — чек вернёшь» Ну, будь здоров! Вот твой дом.
