Дракон Потапов у динозавров - Светлана Аркадьевна Лаврова
– Да, конечно, – кивнул Потапов. – Сначала мы доедем до Дельф и переночуем в гостинице вместе с группой. Потом утром сходим вместе со всеми на экскурсию в святилище Аполлона и произведём разведку на местности. Потом все уедут, а мы останемся. Найдём Пифона, выкопаем его. Тем временем группа будет возвращаться, проедет мимо и подберёт нас. Очень просто.
Но всё оказалось совсем не так просто…
Глава 3. Что нюхала пифия?
Для уральского дракона Греция – странное место. Дождя нет, снега нет, бензином не пахнет, разноцветный дым из заводских труб не валит по причине отсутствия таковых. Идёт Потапов с экскурсией по Дельфам и удивляется: ну, оливы вместо берёз – это ещё куда ни шло, а вот ионические колонны вместо фабричных труб – это уж совсем в голове не укладывается, даже во всех трёх. Идёт Потапов, левая (любимая) голова экскурсию слушает, а две другие по сторонам четырьмя глазами зыркают – может, что-нибудь наведёт на мысль, где раскапывать Пифона.
Экскурсовод попался хороший, и через полчаса Потапов уже приобрёл массу ценных сведений. Оказывается, хитрый Аполлон не только ликвидировал врага, но и стал извлекать из него постоянную материальную выгоду! Аполлон организовал Дельфы не просто как храм, а как коммерческое предприятие всемирного размаха – эдакий концерн бронзового века. В те времена очень прибыльным было три занятия: война, торговля и предсказание будущего. Но война и торговля – рискованное дело, можно всё потерять, вплоть до жизни. А предсказание будущего – самое то. Риска никакого, капиталовложения минимальные (один стул и одна женщина), а прибыль… О-о-о, Дельфы были чуть ли не самым богатым местом в Греции. Начал Аполлон скромно: устроил храм, в храме поставил стульчик на трёх ногах, около стульчика организовал дырку вниз, в скалу, где был погребён Пифон. На стул садилась прорицательница – пифия (неужели в честь Пифона?). Её выбирали из местных крестьянок. Она вдыхала вонючий дым, выходивший из недр Земли. Гид пояснил, что Пифон умер и, как всякое мёртвое тело, стал разлагаться и нехорошо пахнуть. Дым был ядовитый, бедная женщина бредила, и этот бред считался пророчеством Аполлона.
Сначала пифия садилась на свой треножник раз в год, седьмого марта – в день рождения Аполлона. Потом Аполлон видит – дело выгодное, да и людям полезно. Не всем легко самим принимать решения и брать ответственность на себя – лучше свалить на бога. Аполлон участил мероприятия: пифия стала предсказывать седьмого числа каждого месяца, а иногда работала и в выходные – если вопрос был очень важным, о войне, например. Перед работой пифия совершала омовение в священном Кастальском источнике, возлагала на очаг лавровые листья и спускалась в подземелье храма. В подземелье стояла статуя Аполлона, гробница Диониса (хотя он и был богом) и мраморный пуп земли, камень, обозначавший, что именно тут – середина нашего мира. Пифия жевала лавровые листья, пила воду из другого священного источника – Кассотида, дышала ядовитыми испарениями и начинала пророчества. Рядом стоял жрец и перекладывал её бессвязные слова в стихи, чтобы красиво было. И потом предсказания передавались заказчику. Это удовольствие стоило четыре обола за личный вопрос типа «Кто украл мою козу?» и семь драхм за вопрос общественный: строить ли новый город в Ионии или идти ли войной на вконец обнаглевших спартанцев. Семь драхм – не очень большая сумма, четыре обола – и того меньше (в одной драхме шесть оболов). В пятом веке до нашей эры еда на один день стоила три обола – ну, обычная еда крестьянина или ремесленника, сыр, оливки, хлеб. Строитель Акрополя зарабатывал в день одну драхму. Приличный, но не роскошный плащ стоил 16-18 драхм. Словом, святилище было эконом-класса, доступное по цене всему населению. Правда, существовали ещё и подарки. Например, царь лидийский Крёз за предсказание не семь драхм платил, а подарил громадного льва из чистого золота. Дарители надеялись, что Аполлон, пленённый хорошим подарком, как-нибудь подтасует будущее. Иногда, кстати, так и случалось. Ещё подарки были хороши тем, что дарители обслуживались вне очереди – не надо было часами ждать и толкаться в толпе.
Святилище сделалось таким популярным, что войны, терзавшие темпераментную Грецию, его не трогали. Считалось жутким грехом обидеть Аполлона и его жрецов. Поэтому в Дельфах хранили свои сокровища чуть ли не все греческие города – вроде как сейчас в швейцарских банках. Каждый город строил специальную сокровищницу.
Потапов всё это послушал, полюбовался на изящную сокровищницу афинян, на то, что осталось от «сейфов» Сикиона и Сафноса, и спросил:
– А где сейчас эта дырка, через которую поступают ядовитые газы?
– Дырка закрылась во время древнего землетрясения, – сказал гид. – Больше Аполлон с людьми не разговаривает.
– А может, Пифон весь выветрился, и запаха не стало, – предположила туристка из Первоуральска.
Потапов почесал в затылке. Он сильно надеялся раскопать дырку и добраться до Пифона.
– Слышь, – прошептал Потапов Сидорову, когда гид начал рассказывать про дельфийский театр. – Значит, Пифон и вправду умер, раз запах был?
– А вот и нет, – возразил Сидоров. – Если живого дракона или человека запереть в пещере, он же мыться не будет, а от грязного тела запах неприятный. Когда у нас в общаге душ сломался, знаешь, как все пахли! Любой Пифон обзавидуется. Опять же некоторые физиологические процессы живого организма… м-м-м… тоже запах дают. А раз вонь продержалась три тысячи лет, это как раз доказывает, что Пифон жив! Если бы умер, то за столько времени стал бы скелетом, а скелеты почти не пахнут. Это я тебе как медик говорю, мы весь первый курс скелеты разбирали по анатомии.
Когда экскурсия закончилась и все пошли к автобусу, Потапов сказал гиду:
– Я дальше с вами не поеду. У меня тут родственник живёт, я бы хотел с ним повидаться. А на обратном пути вы меня подберёте, когда в Афины поедете.
Тут весь автобус Потапову жутко позавидовал, особенно те, кто из Екатеринбурга и окрестностей. Потому что иметь родственника в Греции или другой тёплой стране – мечта любого уральца.
– Как? – поразился гид. – Вы не хотите поехать с нами и увидеть гору Киферон, на которой фиванский царь Лаий велел бросить собственного сына-младенца,
