Евгений Некрасов - Блин и клад Наполеона
Как взять лопату и не спугнуть преступников?
Схватив лом, Блинков-младший начал долбить дно ямы. Работа шла легко: еще вчера он заметил, что мерзлый торф рыхлый и ломкий, как вафля. С каждым ударом лом погружался сантиметров на десять.
– Ты что?! – испугалась Полина. – Сейчас вода хлынет!
– А я этого и хочу.
Блинков-младший продолжал орудовать ломом. Лунка наполнилась хрустким бурым крошевом. Сантиметров на тридцать он углубился. Вчера ночью болотные копатели сняли верхний слой промерзшего торфа, значит, вода должна быть близко.
Высоко замахнувшись, он что было сил всадил лом. Еще раз. И еще!
На пятом или шестом ударе лом провалился! Блинков-младший не устоял и полетел кувырком. Лом торчал из дна ямы на полметра, еще чуть-чуть, и Митек напоролся бы животом. Крошево в продолбленной лунке потемнело от влаги!
Блинков-младший вскочил на ноги, выдернул лом – из дыры потекла бурая жижа. Он стал бить не переставая, и каждый раз ледяная корка проламывалась под ломом. Лунка была уже размером с кастрюлю. Жижа перла из нее, как пригоревшее молоко, вынося осколки мерзлого торфа и паря на морозе, как будто и вправду кипела.
Митек ударил в последний раз, и лом провалился в лунку почти до конца. Он готов был поклясться, что расслышал, нет, почувствовал кожей, костями, металлический звон!
Ник-Ник с его чудо-прибором не ошибся и на этот раз: в яме что-то было!
– ВЫЛЕЗАЙ, МОСКВИЧ!!! – страшным голосом закричала Полина.
Митек посмотрел под ноги. Он стоял по щиколотку в жиже. Лежа на краю ямы, Полина протягивала черенок лопаты.
– ВЫЛЕЗАЙ, ПОТОНЕШЬ!!!
Черпая жижу лыжными ботинками, Митек подскочил к ней, схватился за лопату, стал подтягиваться…
Полина была сильная, она запросто удерживала лопату. Но легкая: подтягиваясь, Митек стаскивал ее к себе. Секунду-две он еще надеялся, что успеет зацепиться за край ямы, но увидел, что нет, Полина съезжает быстрее, чем он поднимается. Отпустив лопату, Митек соскочил в яму. Дно под ногами содрогнулось. Жижа подступала к его коленям.
Кончик лома торчал из лунки пальца на два, как сумасшедший железный поплавок. Митек выдернул его, чувствуя, что дно под ногами обламывается и разъезжается, подскочил к стене и начал вырубать ступеньку. Ему и нужна-то была всего одна.
– ПОТОНЕШЬ, МОСКВИ-И-ИЧ!!! – взахлеб кричала Полина.
«Вот чего я не люблю, это когда под руку орут», – спокойно подумал Блинков-младший. Бояться было некогда.
Удар, еще удар! Жижа дошла до колен. Попробовать? Нет, ботинки мокрые, соскользнут. Прорублю поглубже…
Жижа поднималась все быстрее.
– Ты где там?! – не глядя на Полину, закричал Митек. – Давай лопату!
Черенок замаячил у лица и чуть не ударил по носу. Отшвырнув лом, Блинков-младший вставил ногу в ступеньку (глубокая получилась. Хорошо). Вцепился в черенок, дернул и выскочил из ямы с такой силой, что упал шагах в двух от края.
Подняв голову, Митек увидел у самого лица полоз санок и маленький валенок с галошей. Сережка моргал, глядя на свалившегося ниоткуда человека, кряхтел, а потом вдруг разревелся.
– В штаны надул с перепугу, – прокомментировала Полина. – Пойдем, пока не замерз.
– В памперсах не замерзнет, – сказал Митек. У него хлюпало в ботинках, и надо было хотя бы отжать носки.
– Какие памперсы?! Он их на елке видел, памперсы! Думаешь, все живут, как вы в Москве?
– Не надоело? – спросил Митек, вставая на лыжи. – И в Москве по-разному живут, и в Боровке, и в Магадане. Ваш Разгильдяй Синеносов, что ли, бедный?… А ГДЕ ЛОПАТА?!
– Выронила, – опустив глаза, призналась Полина. – Ты так дернул, что я сама еле удержалась. Еще бы чуть – и бултыхнулась.
Митек заглянул в яму. Жижа била ключом. Она поднялась на добрый метр и прибывала на глазах. Всплывали со дна и лопались пузыри болотного газа.
– Пошли уж, – сказал он, разбирая лыжные палки.
Промерзшее болото под ногами вдруг охнуло и просело. Из жижи вырвался огромный пузырь, лопнул, и завоняло тухлым яйцом. Вынырнул и снова утонул совершенно черный обломок деревянного колеса с остатком ржавой железной шины. Жижа заполнила яму до краев и потекла, не останавливаясь. По ней шли густые кисельные волны.
Бурый дышащий вонючим паром язык подступил к носкам лыж. Митек повернулся и побежал за Полиной, увозившей прочь хныкающего Сережку.
Глава XIII
Замерз
Мокрые штанины схватило морозом. При каждом шаге они громыхали друг о друга, как жестяные. В ботинках хлюпало, жижа выдавливалась из дырочек шнуровки, и это было еще терпимо. Хуже станет, когда жижа начнет застывать.
Блинков-младший бежал в темпе, пока замершие ноги не начинало колоть горячими иголочками, и тогда возвращался к отставшей Полине. Она тоже спешила, потому что Сережка вопил во все горло, но успеть за Митькой не могла. Он попробовал буксировать санки. Веревка оказалась слишком короткой, полозья наезжали на задники его лыж, и он спотыкался.
В конце концов Полина сказала:
– Беги быстрей, а то без ног останешься. Захочешь, приходите с Ирой вечером, телик посмотрим. Мой дом за Витальроманычевым, только у него Стрелецкая улица, а у меня Рыбачья Слободка, соседняя. Так вы идите не по улице, а огородами: выйдешь с его огорода и попадешь на мой.
– Скажи адрес, – попросил Блинков-младший, чтобы не путаться.
И Полина дала ему самый полный боровковский адрес:
– Дом с зеленой крышей, где бабка Филимоновна живет. На самом деле она моя прабабушка, ее все знают. А если будешь спрашивать по почтовому адресу, то никто тебе не скажет.
Блинков-младший все же проводил Полину до реки, и тут она его прогнала:
– Беги! Мы без сопливых обойдемся.
«Сопливых» Митек пропустил мимо ушей. Он давно понял, что Полина только на словах грубая, и то у нее плохо получается.
По речному льду он побежал к мосту. Оттуда начинался отлогий подъем к церкви – не совсем в нужную ему сторону, зато удобный. Знаменитый обрыв, остановивший французскую армию, нависал над рекой, отбрасывая глубокую тень. Митьке самому не верилось, что он рискнул съехать с самого верха.
Над кромкой обрыва торчали развалины синеносовских лабазов, чуть впереди блестела крыша магазина. Подняться бы, а там прямая дорога к дому Виталия Романовича… Честно говоря, совсем невмоготу стало лучшему сыщику из всех восьмиклассников Москвы! Ботинки залубенели от мороза и терзали ноги, как тупые ножи. Он чувствовал, что уже намял себе волдыри на пятках и на пальцах. Каждый шаг был пыткой.
И вдруг Блинков-младший увидел на обрыве натоптанные ступеньки. Посмотрел вверх – круча была такая, что местами на ней не держался снег. Но ступеньки прибавляли уверенности: другие ходили и он пройдет. Взяв лыжи на плечо, Митек стал карабкаться в гору. Отставшая Полина что-то кричала. Он помахал ей рукой.
Без лыж можно было идти, не сгибая ногу в подошве и щадя свои мозоли. На одном дыхании он поднялся до середины горы, и тут ступеньки кончились. Над головой нависала круча. Видно, тот, кто прорубил ступеньки в снегу, просто катался – рядом был наезженный спуск.
Спускаться и бежать в обход? Митек попробовал шевельнуть пальцами в ботинках и совсем их не почувствовал. Права Полина: так и без ног останешься. Он вынул из штанов поясной ремень, надел поверх куртки, заткнул за спину лыжи и еще привязал их шарфом, чтобы не болтались. Попробовал, как будет идти – нормально – и, опираясь на палки, полез на кручу.
Последние метры он преодолевал ползком. Обрыв здесь был отвесный, голый. Пришлось вырубать лыжной палкой ступени в мерзлой глине.
Перевалив через край, Блинков-младший обнаружил, что вылез на задний двор магазина. Посмотрел налево – запертые ворота. Посмотрел направо – забор. Обрыв не оградили, видимо, потому, что Митек был первым в истории Боровка ненормальным, который сумел на него влезть.
Оставалось идти через магазин. Ну, обругают, что с того? Не замерзать же. Митек пошел вдоль стены, пробуя все двери. Закрыто, закрыто… Увидел подвальный люк, поднял створку.
В подвале горел свет. Вниз убегал блестящий стальной желоб, и Митек подумал, что спуститься по нему не фокус, а вот подняться – фиг. И тут до него дошла волна такого благостного, аппетитно пахнущего тепла, что, больше не раздумывая, он сбросил вниз лыжи и соскользнул сам.
Сначала Блинков-младший не заметил ничего интересного для усталого и до полусмерти замерзшего человека. Куда не посмотри, всюду стояли, лежали штабелями и валялись какие-то ящики, бочки, бумажные мешки, доски, двери, оконные рамы – словом, как по вывеске: «Скобяные, колониальные и прочие товары». Минут пять он просто сидел, расстегнув куртку и набирая под одежду тепла. Хотел снять ботинки, но шнурки смерзлись и были как проволочные. Потом его стал бить озноб, и Митек почувствовал, что тепло здесь только по сравнению с улицей, а вообще – не май.
