Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица

— Будешь знать, как воровать.

Беспризорник лежал на земле.

Миша отошел, потом вернулся и мрачно произнес:

— Вставай, довольно притворяться!

Беспризорник сел.

Всхлипывая и вытирая кулаками лицо, пробормотал.

— Справился?.. Да?

— А зачем кошелек взял? Я ведь тебя не трогал.

— Иди к черту!

— Поругайся, поругайся, — сказал Миша, — вот я тебе еще добавлю!

Но злоба прошла, и он знал, что не добавит.

Продолжая всхлипывать, беспризорник поднял оторванный рукав. Пальто его распахнулось, обнажив худенькое, с выступающими ребрами тело. На беспризорнике не было даже рубашки.

— Как же ты его пришьешь? — Миша присел на корточки.

Беспризорник вертел рукав и угрюмо молчал.

— Знаешь что? — сказал Миша. — Пойдем к нам, моя мать зашьет.

Беспризорник недоверчиво посмотрел на него:

— Застукать, хочешь…

— Вот честное слово! Тебя как зовут?

— Михайлой.

— Здорово! — Миша рассмеялся. — Меня тоже Михаилом зовут. Пойдем к нам в клуб.

— Не видал я вашего клуба!

— Пойдем! Тебе девочки в момент рукав пришьют.

— Не видал я ваших девчонок!

— Не хочешь в клуб — пойдем ко мне домой. Пообедаешь у нас.

— Не видал я вашего обеда!

— Пойдем, тебе говорят! — Миша потянул беспризорника за целый рукав. Вставай!

— Пусти! — закричал беспризорник, но было уже поздно: затрещали нитки второй рукав очутился у Миши в руках.

— Ну вот, — пробормотал Миша, — говорил тебе: идем сразу.

— А ты собрался с силой? Да, собрался?..

Теперь на пальто у беспризорника вовсе не было рукавов, только торчали голые руки.

— Ладно. — Миша взял оба рукава. — Пошли ко мне! А не пойдешь — не отдам, ходи без рукавов.

31. БЕСПРИЗОРНИК КОРОВИН

“Как встретит нас мама? — думал Миша. — Еще, пожалуй, прогонит. Ладно. Что сделано, то сделано”.

Вот и Генка на своем посту.

Он удивленным взглядом проводил Мишу и его оборванного спутника.

Ребята во дворе тоже уставились на них. Миша пересчитал деньги и отдал Славе:

— На! Пусть Шурка сам покупает, мне некогда…

Они пришли домой. Миша втолкнул беспризорника в комнату:

— Мама, этот парнишка с нами пообедает.

Мама молчала.

— Я ему нечаянно рукава оторвал, — добавил Миша. — Его тоже Мишей зовут.

— А фамилия? — спросила мама.

Миша посмотрел на беспризорника. Тот засопел и важно произнес:

— Фамилия наша Коровин.

— Ну что же, — вздохнула мама, — идите хоть умойтесь, товарищ Коровин.

Миша отправился с ним на кухню, но большого желания мыться Коровин не проявил, да и отмыть его не было никакой возможности.

Они постояли перед краном, вернулись в комнату и сели за стол.

На скатерти, там, где Коровин держал локти, появились темные пятна.

Миша ел молча, искоса поглядывал на мать. Она повесила на стол пальто Коровина и пришивала к нему рукава. По хмурому выражению ее лица Миша понял, что после ухода Коровина предстоит неприятный разговор.

После супа мама подала сковородку с жареной картошкой. Миша отодвинул свою тарелку.

— Спасибо, мама, я уже сыт.

— Ешь, — сказала мама, — всем хватит.

Она уже приладила к пальто рукава и теперь пришивала разорванную подкладку.

Коровин кончил есть и положил ложку на стол.

— Ну вот, — сказала мама, расправляя на руках пальто, — шуба готова. Она протянула ее Коровину:

— Не жарко тебе в ней?

Коровин натянул на себя пальто, пробормотал:

— Мы привычные…

— Родные-то у тебя есть?

Коровин молчал.

— Мать, отец, есть кто-нибудь?

Коровин стоял уже у самой двери. Он засопел, но опять ничего не ответил.

“Куда же он пойдет?” — думал Миша.

Не глядя на мать, он спросил:

— Куда же ты теперь пойдешь?

Беспризорник запахнулся в пальто и вышел из комнаты.

Миша пошел проводить его.

— Погоди, здесь темно. — Он открыл входную дверь и пропустил Коровина. — Так заходи, — сказал он на прощание. — Я всегда дома или во дворе.

Беспризорник ничего не ответил и пошел вниз по лестнице.

32. РАЗГОВОР С МАМОЙ

Миша читал. В комнате было тихо. Только жужжала с перерывами швейная машина. Отблески солнца играли на ее металлических частях, на стальном колесе и золотых фирменных эмблемах. Предстоящий разговор, конечно, неприятен, но мама все равно заговорит, и лучше уж поскорей.

— Где ты с ним познакомился? — не оборачиваясь, спросила она наконец.

— На рынке. Деньги у меня украл.

Мама остановила машину и обернулась к Мише:

— Какие деньги?

— Лотерейные. Я тебе рассказывал. Мы с Шурой краски покупали.

— И вернул он тебе деньги?

Миша усмехнулся:

— Еще бы! Я его догнал.

— Так и познакомились?

— Так и познакомились.

Она покачала головой:

— Красивая картина: на улице дерешься с беспризорниками.

— Я его так, прижал немного.

— А зачем ты его сюда привел? Чтобы он и здесь что-нибудь украл?

— Он не украдет.

— Почему ты так думаешь?

— Так думаю.

Снова молчание, равномерный стук машины, потом вопрос:

— Что все-таки побудило тебя привести его сюда?

Миша пожал плечами:

— Я ему оторвал рукава, надо их пришить.

— Да, конечно… — Она снова завертела машину. Белое полотнище ползло на пол и волнами ложилось возле стула.

— Ты недовольна?

— Малоприятное знакомство. И ты чуть было не предложил ему остаться у нас.

— Жалко его.

— Конечно, жалко… — согласилась мама. — Теперь многие берут на воспитание этих ребят, но ты сам понимаешь, я не имею такой возможности.

— Вот увидишь, скоро беспризорность ликвидируют! — сказал Миша. Знаешь, сколько детдомов организовали!

— Я знаю, но перевоспитать этих детей очень трудно. Они испорчены улицей.

— В Москве есть такой отряд, — сказал Миша, — называется “Отряд юных пионеров”. Там ребята все равно как комсомольцы, зажимаются, с беспризорными и вообще, — он сделал не определенный жест, — проводят всякую работу. Мы с Генкой и Славкой решили туда поступить. Это на Пантелеевке. В воскресенье мы туда пойдем.

— На Пантелеевке? — переспросила мама. — Но ведь это очень далеко.

— Что такого! Теперь ведь лето, времени много. А когда нам исполнится четырнадцать лет, мы в комсомол поступим.

Мама обернулась и посмотрела на Мишу:

— Ты уже в комсомол собираешься?

— Не сейчас, конечно, сейчас не примут, а потом…

— Ну вот, — вздохнула мама, — вступишь в комсомол, появится у тебя куча дел, и меня, наверное, совсем забросишь.

— Что ты, мама! Разве я тебя заброшу?

Миша смотрел на мать.

Она склонилась над машиной. Туго закрученный узел ее каштановых волос касался зеленой блестящей кофточки с гладким воротником.

Миша встал, подошел к матери, обнял, прижался щекой к ее волосам.

— Ну что? — Мама опустила руки с шитьем на колени.

— Знаешь, мама, что мне кажется? Только ты честно ответишь: да или нет?

— Хорошо, отвечу.

— Мне кажется, что ты на меня не сердишься…

Мама тихонько засмеялась, разжала его руки и поправила прическу.

— Не сержусь. Но все же не води сюда слишком много беспризорных.

33. ЧЕРНЫЙ ВЕЕР

— Миша-а!

Миша выглянул в окно. Генка стоял внизу, задрав кверху голову.

— Чего?

— Иди скорей, дело есть! — Генка скосил глаза в сторону филинского склада.

— Чего еще? — нетерпеливо крикнул Миша.

— Иди скорей!.. Понимаешь?

Всякими знаками он показывал, что дело не терпит никакого отлагательства.

Миша спустился во двор. Генка тут же подступил к нему:

— Знаешь, где тот, высокий?

— Где?

— В закусочной.

Ребята выскочили на улицу и подошли к закусочной.

Через широкое мутное стекло виднелись сидящие вокруг мраморных столиков люди. Лепные фигуры на потолке плавали в голубых волнах табачного дыма. В проходах балансировал с подносом в руках маленький официант. Белая пена падала из кружек на его халат. За крайним столиком сидел Филин.

— Где же высокий? — спросил Миша.

— Только что здесь был, — недоумевал Генка, — сидел с Филиным… Куда он делся?..

— Хорошо, — быстро проговорил Миша, — далеко он не ушел. Ты иди налево, к Смоленской, а я направо, к Арбатской.

Миша быстро пошел к Арбатской площади, внимательно всматриваясь в пешеходов. В конце Никольского переулка мелькнула фигура человека в белой рубахе, свернувшего за угол церкви Успения на Могильцах. Миша добежал до церкви, остановился, огляделся по сторонам.