Больница для динозавров. Мезозойские истории - Светлана Аркадьевна Лаврова
Глава 11. Чем болеют птеранодоны
Всё ещё 25 декабря
Бэк, конечно, сначала хотел посмотреть море, но Трот сразу потащил его в селение: море не уплывёт, оно сто миллионов лет на месте лежит, а больные могут сами выздороветь, и как тогда их лечить?
Птеранодоны сидели на плоских гранитных уступах, напоминающих ступени гигантской лестницы. Были ли у них собственно дома, или они ночевали в пещерах, или вообще под открытым небом – Бэк сразу не понял, а потом уже стало некогда.
Бэк почему-то решил, что Трот – легкомысленный и ленивый доктор. Оказалось, ничего подобного. Если Эдмон и Анзу полагались в основном на расспрос и внешний осмотр, то Трот больше «слушал» больного. Не зря же у троодонтов есть наружные уши – большая редкость среди динозавров.
– Дышите. Не дышите. Дышите. Не дышите. Глубоко дышите. Вообще никак не дышите никаким местом. – Трот прикладывал ухо к груди и бокам большого пожилого птеранодона – того самого, о котором Струм говорил, что у него возможный инфаркт. Старик дышал с трудом и был очень слаб.
– Теперь стетоскоп. Не люблю фонендоскоп, не тот звук. – Трот достал из аптечки № 1 трубочку и снова выслушал всё, прикладывая её к пациенту. – Вот здесь, в левом переднем грудном мешке, звук не проходит. Теперь перкуссия, то есть простукивание. Побьём пациента! Будет знать, как болеть!
Трот ухмыльнулся и довольно долго постукивал по груди старика клювом, потом сказал Бэку:
– Стучи вот здесь, а я послушаю.
И снова приложил ухо к оперённой груди больного. Бэк добросовестно стучал, но, видимо, как-то не так. Трот морщился, но ничего не говорил.
– Да, – наконец подытожил он. – Притупление в левом верхнем сегменте. Пневмония левого переднего верхнего грудного мешка и никакого инфаркта, как я и сказал Струму. Нижние левые передние грудные мешки и обе пары брюшных мешков нормально проводят звук. Бэк, ты, конечно, знаешь, что у птеранодонов лёгкие состоят из двух пар грудных и двух пар брюшных мешков. От передних грудных мешков ещё отходят дивертикулы, то есть выпячивания для снабжения воздухом передних конечностей. Вот в этих дивертикулах чаще всего и развивается воспалительный процесс – пневмония. Потом она распространяется на весь передний мешок. Ай-ай-ай, господин Прост, вы что, не подумали, что вам нельзя переохлаждаться? Зачем вы ныряли за рыбой? Сейчас не лето.
– Откуда вы знаете? – виновато спросил пациент.
– Дедушка, я же тебе сто раз твердил, не ныряй, вода холодная после урагана! – вмешался молодой птеранодон с ярким гребнем.
– Значит, так: постельный режим, тепло и никаких купаний в ледяной воде и полётов под холодным ветром, – сказал Трот. – Пусть внуки приносят вам рыбу. Вот эти кружочки называются таблетки, это очень современное модное лекарство. Глотайте по пятнадцать таблеток три раза в день, вам по размеру как раз будет. Здесь – жир репена, смешанный с пчелиным мёдом, растирать грудную клетку два раза в день и потом обвязать нагретым мхом. Через два или три дня я приду и проверю. И если вы не будете аккуратно принимать мои лекарства, я приведу с собой птеродактиля, графа Пита!
При этих словах старый птеранодон весь распушился, его внук тоже, из их клювов вырвался возмущённый клёкот.
– Мы побьём его! – воскликнул внук. – Мы заклюём кровного врага!
– Это ещё неизвестно, кто кого побьёт, – возразил Трот, подмигивая Бэку. – Граф Пит, как наследник замка Одинокая Скала и сопредельных земель, владеет тайными силами. Он прикажет – и гранитные уступы, на которых вы сидите, рухнут в море, а волны взметнутся до звёзд. Не обещаю, что все птеранодоны погибнут, но хлопот будет много. Так что пейте лекарство, мажьтесь жиром, соблюдайте режим и так далее.
– Что ли, наш господин Пит и вправду может разрушить скалы? – спросил Бэк, когда они уже шагали к следующему больному на одиннадцатом гранитном уступе.
– Не знаю, он ещё не пробовал, – отмахнулся Трот. – Но что правда, так это то, что здешние края – бывшие угодья графского рода Птеродактилей. Они почти все вымерли, и птеранодоны захватили графские территории. Пит махнул крылом и ни на что не претендует. Но формально всё это его – и скалы, и море. Видишь вон ту острую каменюку в море? Это Одинокая Скала – всё, что осталось от графского замка. Когда-то он стоял в окружении чудесного парка, аллеи пальм и саговников вели к набережной с хрустальными перилами и площадкой для взлёта, покрытой мозаикой из разноцветной яшмы. Море постепенно наступало, откусывая ломти берега. Теперь руины замка со всех сторон окружены водой, и кто там обитает – неведомо. Время от времени море выбрасывает какой-нибудь странный артефакт, вымывая его из разрушенной сокровищницы замка. А вот и одиннадцатый уступ. Мадам, это вы вызывали врача?
– Да-да, доктор, у меня так болит желудок, просто разрывается, – простонала птеранодониха очень среднего возраста. – Доктор, это язва?
– Посмотрим. – И Трот начал слушать живот пациентки ухом и через трубочку, стучать по нему, трогать серповидным когтем.
Птеранодониха терпела, только иногда ойкала.
– Очень странно, – сказал наконец Трот. – Я бы сказал, что вы слишком много проглотили камешков-гастролитов. Но ваши гастролиты на ощупь и по звуку какие-то необычные. Острые углы, дуги, шипы…
Птеранодониха потупилась.
– Да, доктор, от вас ничего не скроешь, – вздохнула она. – Я
