Лев Гумилевский - Плен

— Не все. Есть хорошие! — спорила Аля.

— Откуда там хорошему быть? Все одинакие. Ноне на рассвете я одного упустил, жалко, а прописать ему следовало бы… На самом нашем парадном…

Аля вздрогнула. Иван Архипович насторожился.

— Как раз у нашего крыльца сидит такой бродяжка и притворившись, что дремлет. Знаю их повадку, меня не проведешь. Подкрался к нему и цапнул…

— Зачем? — взвизгнула Аля, — где он?

— Чтоб по кухням не ходили, не выглядывали, что плохо лежит. У меня, намеднись, новехонький примус такой-то стащил. Думаю, не тот ли… Опять пришел. Встряхнул я его, поволок к фонарю поглядеть, а он так и закрутился… Вижу, что совесть нечиста, и потащил его в милицию…

— Где он? В милиции? Папа, папа, пойдем скорее…

— Сбежал, окаянный. Вывернулся, как уж, из рук и ушел. Вот оно что…

Аля закрыла руками лицо, как от стыда.

— Да что же он подумал! Ведь он мог подумать, что это мы… мы…

— А уж не знаю, что он там думал! — смущаясь обратностью впечатления, производимого его рассказом, проворчал непреклонный блюститель ночного порядка, — не знаю… А вот бегает он прытко, это верно!

Никто его не слушал. Сконфузившись, он умолк и попятился к дверям.

Иван Архипович подлетел к нему:

— Как вы смеете хватать всякого, не разобравшись в чем дело! Вы бы могли спросить его…

— А без спросу я не вижу, что за птица ночью на крыльце торчит!

— Да ведь этот мальчик девочку привел домой! А вы что наделали!

Поняв в чем дело, бородатый мужчина смутился еще более. Он недоуменно кивал головой каждому из присутствующих, кто обрушивался на него с упреками, к каждому оборачиваясь напряженным от внимания лицом. Когда все смолкли, он допятился до самого порога и вышел за дверь, пробормотав в приоткрывшуюся щель:

— А вам бы, хорошим жильцам, лучше бы не связываться с всякой рванью. Прощения просим!

Иван Архипович бросился к дочери. Но утешения его ее не успокаивали. Теперь она понимала все, что произошло и, дрожа от стыда, шептала как заклинание:

— Только бы он не подумал… Только бы он не подумал, что это мы… Нарочно послали…

Иван Архипович убеждал:

— Все равно. Мы найдем во что бы то ни стало этого несчастного мальчишку! Найдем, я тебе говорю!

Он в самом деле переполнялся решимостью заняться поисками мальчишки, без чего, казалось, Аля не сможет успокоиться никогда.

Глава третья

Загадочная история, которую Пыляй разгадывает слишком поздно

Капитал пьяных толстопузиков, обеспечивавший непродолжительный курс обучения Пыляя, пришел к концу. Бесплатные учебники, в виде народных афиш, сменявшиеся ежедневно новыми, уже успели прискучить прилежному ученику. В конце концов, они были настолько однообразны, что понятные в них слова Пыляй схватывал на лету, а мимо непонятных проходил со злой усмешкой и сжатыми кулаками.

— Доберусь и до вас, погодите! — шептал он в изнеможении, когда пробовал складывать и их, — погодите…

Он в самом деле поверил в свои силы и нисколько не сомневался в том, что рано или поздно доберется не только до смысла загадочных слов, но и до того самого мира, который бросался такими словами.

— Цирк, цирк! — дразнил он самого себя, — спичкой что ли — чирк? Нечего тут спичками чиркать, забор зажгете, дьяволы! Или вот еще: акро-ба-ты… Сами вы аркобаты!

Иногда он прибегал к помощи прохожих и спрашивал со злостью:

— Тетенька, скажи Христа ради, что это такое за аркобат? Не понимаю я.

Тетенька наспех отвечала:

— Не аркобат, а Арбат. Улица, значит, Арбатская. Далеко отсюда — садись на четвертый номер…

— Не Арбат, тетенька, а аркобат…

— Да что ты ко мне пристал, полоумный? Учительшу нашел какую. Отойди!

Мальчишка шмыгал носом и отходил с обидой. С такими учителями не скоро, вероятно, дошел бы он до вершин человеческого знания. Но неожиданный случай, впутавшись в его похождения, вдруг привел его в школу совсем иного рода.

Над городом разразился ливень. Прячась от дождя и от соблазнов рынка, Пыляй проскользнул в заброшенную торговую палатку и столкнулся там с хорошо одетой барыней. Она испуганно припрятала что-то в сумку при виде его. Стоявшие возле два парня не очень приветливо обернулись к Пыляю, сейчас же прекратив общий разговор.

Пыляй прислонился к стене, однако, без малейшего стеснения и не подумав извиниться за прерванный его вторжением разговор. Довольно-таки наглые лица парней и вороватые их, мечущиеся, как застигнутые в комнате мыши, глаза не понравились мальчишке и он свистал, оглядывая их вызывающе.

Барынька, впрочем, тотчас же оправилась, вынула со смехом из сумки несколько груш, раздала их своим спутникам и, закусив одну, вдруг обратилась к Пыляю:

— Не хочешь ли ты мальчишка?

— Съем! — согласился он.

— Возьми, на!

Дождь барабанил по крыше уже с меньшим нахальством и, съевши грушу, Пыляй отодвинулся к двери, поджидая когда можно будет уйти. Один из парней вдруг окликнул его.

— Погоди-ка, мальчик!

Вместе с Пыляем на него оглянулась и барынька. Парень шепнул ей что-то. Она закивала одобрительно головой. Пыляй буркнул недоверчиво:

— Ну, гожу?

— Ты беспризорник, что ли?

— А тебе что?

— Помочь тебе хочу, чудак! У меня бабушка умерла, велела раздать на помин души сто рублей. Я и раздаю.

— Давай, что ж, возьму.

— Погоди, дождь пройдет. Надо разменять деньги. Больше рубля она давать никому не велела…

Пыляй остановился в дверях. Сзади него все смеялись. Он шагнул было за порог, но парень удержал его.

— Не шучу я, мальчишка. Погоди, говорю!

Рубль соблазнил маленького бродягу. Он давал ему возможность еще несколько дней бродить по городу, прячась от Коськи и изучая афиши с непонятными словами. Пыляй остался.

Дождь перестал. Слышно было, как припрятавшиеся прохожие снова запрудили узкие проходы между палатками. Среди шума и говора с новыми силами заорали продавцы:

— Не надо ниток, не надо иголок. Авто-ма-ти-ческие пуговицы…

— А вот йод, касторовое масло, валериановые капли от успокоения.

И совсем тонкий голосок надрывался:

— Частые гребешки: каждую вошку — тянет за ножку!

Пыляй почесал затылок: даже для вшей были придуманы какие-то машины, вытягивавшие за ножку докучливых паразитов. Он покачал головой. Парень тронул его за плечо:

— Ну, пойдем, мальчик!

Пыляй пошел за парнем. Барыня с другим осталась позади. Как только они вышли в суматоху рынка, послушный внук добродетельной бабушки свернул к палатке и стал менять деньги у торговца. Пыляй стоял возле него, нетерпеливо ожидая того момента, когда он станет участником бабушкиного наследства, как вдруг, парень с криком схватил его за шиворот и, встряхивая и толкая, завопил:

— Караул, караул! Деньги вытащил… Вот он, подлец!

Прежде чем несчастный мог что-нибудь сообразить, вокруг них сгрудилась толпа. Пыляй растерялся. Над ним взмахивались кулаки, зонтики, трости. Державший его парень, сатанея от гнева, кричал исступленно:

— Не троньте его. Я его в милицию сдам…

— В милицию, в милицию…

— Где деньги?

Кто-то обшаривал Пыляя. Странный благодетель ловким жестом вытащил у него из-под рубашки кошелек, которого Пыляй в жизни своей никогда не видел.

— Вот он! Слава богу, хоть деньги нашлись…

— Отпустите его лучше! — стонала из-за чужих спин барынька, недавно угощавшая Пыляя грушей, — он голоден! Боже мой, боже мой! Несчастный!

Вокруг Пыляя и парня сгрудилась толпа, выраставшая с невероятной быстротой. Мальчишка, растерянный, ошеломленный, видел над собой одно столицое, стоголовое чудовище, которое орало, кричало, вопило и угрожало ему. Лепета высохших губ маленького бродяги никто не слышал и не мог услышать.

— Нет, отведу в милицию! Извозчик, извозчик! — кричал парень, — да где же милиция? Никогда нет никого, когда нужно!

Милиционер подоспел, однако, вовремя. Когда он пробирался через толпу к Пыляю и собравшиеся сгрудились еще теснее, отчаянный вопль раздался рядом:

— Держи, держи! Тут целая шайка их!

— Стой, сволочь, стой!

Толпа зашевелилась. Парень, державший Пыляя, отпустил его и исчез в то же мгновение. Исчезла куда-то и барыня с сумкой. Милиционер же спокойно выволок из толпы третьего парня. Тот был красен от гнева, шел спокойно, но кричал:

— Это безобразие! Как вы смеете!

— Я его за руку поймал, за руку поймал! — визжал за ним тонкий, высокий господин, — за руку! Слышу, кто-то в карман лезет, и схватил! Их целая шайка!

— Обыкновенно так: как чуть сгрудился народ, они уж тут, как тут! — басил какой-то огромной толщины человек, — а народ тоже хорош… Лезут друг на друга… Невидаль какая!

Милиционер вызвал помощь тревожным свистком. Явившийся на зов другой милиционер, равнодушно оглядев Пыляя и парня, скомандовал: