Игорь Гуров - Хребет Скалистый
Сокол был сыном знаменитого Кречета, слава о котором гремела далеко за пределами Северного Кавказа. Однако сын не пошел в отца. Он не унаследовал от него замечательного чутья, которое выдвинуло Кречета в ряды лучших сыскных собак страны. Сокол мог взять лишь простейший, свежий, никем не затоптанный след, а для сыскной собаки этого мало. Правда, он очень хорошо нес караульную службу, но в таких собаках большой надобности не было, и Решетняк забрал Сокола из питомника себе. Это было сопряжено с большими неудобствами. Решетняк жил один, нередко ему приходилось надолго уезжать по срочному вызову. Нужно было звонить в питомник и просить, чтобы кто-нибудь из вожатых взял собаку на временное попечение. Такая постоянная смена хозяев могла лишь вконец испортить Сокола. Решетняк же знал множество случаев, когда дети воспитывали прекрасных служебных собак.
Итак, взяв Сокола, он поехал к своему старому другу и его приемной дочери.
День рождения Аллы Гудковой
Ольга снова пришла ночевать к Алке. Она предполагала, что Алка не совсем избавилась от ночных страхов. Кроме того, Ольга хотела помочь девочке приготовиться к предстоящему торжеству.
С вечера они закончили генеральную уборку квартиры, поставили тесто на пироги, начистили орехов для торта.
Спали опять вместе.
Алла крепко заснула. Когда утром она открыла глаза, Ольги рядом не было. Уже совершенно остывшая подушка говорила о том, что Ольга встала давно. До слуха Алки долетел осторожный звон расставляемой посуды.
— И как не стыдно, — закричала она, выбираясь из-под одеяла, — удрала незаметно! Одна возится. А можно было в это время поболтать.
Ольга вошла в спальню. В руках она держала какой-то длинный пакет.
— Поздравляю тебя, девочка, с днем рождения, — ласково проговорила она, желаю тебе быть радостной и счастливой, учиться так же, как в седьмом, и чтобы у Гриши каждый год брали по картине в Третьяковку или Эрмитаж.
Она поцеловала Аллу в губы и передала ей в руки пакет.
— Это тебе. Может и рановато такую вещь дарить, но знаю, что придется по душе.
Она еще раз поцеловала Алку и вышла в столовую, предоставив ей одной рассматривать подарок.
Алла нетерпеливо сорвала бумагу и охнула. О таком подарке она не смела и мечтать. У нее в руках было новенькое легкое и удобное одноствольное охотничье ружье.
На глаза неожиданно навернулись слезы, и она вошла в столовую необычно притихшая, ткнулась в плечо Ольги да так и застыла.
— Ты чего, атаман? — спросила та. — Что с тобой?
— Я тебя очень люблю, Олюшка. Очень, очень. Не за подарок, конечно. Ты не думай. А за то, что ты во всем меня понимаешь. Даже догадываешься всегда, что я думаю, о чем мечтаю… Очень люблю.
— Я тебя тоже очень люблю, Алка, — тихо ответила Ракитина и еще крепче обняла девочку.
Они замолчали, обе смущенные и взволнованные таким открытым проявлением чувств. Ольга, справившись с собой, шутливо скомандовала:
— Лентяи, за дело!
И обе шумно и весело стали суетиться по хозяйству, — Что же это Гриши нет? — озабоченно спросила Ольга, вытирая до блеска эмалированный чайник.
— Приедет, — уверенно ответила Алка, не менее ожесточенно натирая мелом чайные ложечки. — Нет утром — приедет вечером.
Вскоре явились Шура Бабенко и Васька Лелюх.
— Поздравляю сразу со всем, — важно произнес Лелюх и протянул Алке книжку в красивом синем с золотом переплете, "Три мушкетера". — Раз у тебя украли. Вот. Ну, вообще достал.
— Ты достал! — не утерпев, сорвал всю торжественность момента Шура. — Анна Алексеевна и то с большим трудом достала.
— Болтун сам, а про других говоришь! — отважился отпарировать Васька и придвинулся поближе к Ольге.
Но Шура на него уже не обращал внимания.
— Вот это мама прислала, — он смущенно протянул Алке коробку конфет, перевязанную очень яркой лентой с огромным бантом, — а это я. Совсем как настоящий «ФЭД», а снимает даже лучше, хотя и самодельный.
Так вот что так таинственно уже несколько месяцев подряд мастерил Шурик по вечерам! Кому не приятно получить подарок, в который вложено столько труда! Может, и найдутся такие люди, но Алка к их числу не принадлежала. Она была просто потрясена.
— Ребята! Вечером, как только Гриша приедет, приходите. Будем чай с пирогами пить. Обязательно приходите.
— А сейчас садитесь за стол завтракать, — предложила Ольга.
Лелюх с готовностью сделал движение к столу, но Шура незаметно крепко схватил его сзади за руку.
— Спасибо. Мы уже завтракали. Не будем вам мешать, — отказался Шура и потянул Лелюха к выходу.
Они вышли.
— Что у тебя, дома завтрака, что ли, нет? — набросился на него Шура, выйдя из квартиры Проценко. — Видишь, — они гостей ждут. Готовятся. А ты обрадовался.
— Так они же сами предлагают, — мрачно буркнул Лелюх.
— Ему из вежливости предложили, а он рад стараться!
— А я из вежливости и согласился. А потом, там пирожки такие румяные.
— Ну ненасытная какая-то утроба! — возмущенно всплеснул руками Шура — Дома ему Анна Алексеевна только и знает, что готовит. Все ноет; "Мама, пирожки, мама, вареники!"
— Если хочешь знать, я трое суток могу не есть не пить. Как верблюд.
— На верблюда ты вовсе не похож, — критически осматривая Ваську со всех сторон, определил Шура, — ты больше на откормленного индюка смахиваешь.
— Индюка? — возмутился Васька. — А сам-то ты кто? Ты сам отбивная котлета. Понял?
— Ну и ничего подобного. Чем это я похож на отбивную котлету?
— Сейчас, конечно, нет, а в прошлую субботу на ринге? Скажешь, Тимка Рогань из тебя котлеты не сделал?
— Ну, ты! — в свою очередь вспыхнул Шура. — Чего ты в боксе понимаешь?
Лелюх понял, что переступил в разговоре опасную черту, и, пока не поздно, попытался заговорить о другом.
— А когда мы к Алке пойдем?
Шура ничего не успел ответить. Открылось окно и раздался голос Васькиной матери.
— Василий, завтракать! — позвала она.
— Доброе утро, Анна Алексеевна, — поздоровался Шура и добавил: — Он уж тут истомился, ожидая завтрака.
Последние слова он уже произнес вслед Лелюху. Завтракать Ваську дважды приглашать не приходилось.
Вскоре после ухода ребят в квартиру Проценко снова постучали. Это был Решетняк.
— Дядя Филя! Дядя Филя! — как старого знакомого встретила его радостная Алка. — Смотрите, что у меня есть.
Она потянула подполковника в столовую показать подарки. Решетняк тщательно осмотрел ружье. По тому, как он любовно похлопывал ладонью по лакированному ложу, заглядывал в ствол, ощупывал патроны, проверял подгонку ремня, чувствовалось, что это завзятый охотник. Но еще больше Филиппа Васильевича заинтересовал фотоаппарат.
— Алка Натковна, — подполковник уже не называл ее иначе, — обязательно познакомь меня с хлопцем, который сделал этот аппарат. Хорошая голова у парня. Вот такой автомат для съемки я обязательно к своему «Киеву» сделаю… — Товарищ Ракитина? — удивился Решетняк, увидев вернувшуюся из кухни Ольгу. — Вот уж никак не ожидал встретить вас в этом доме! Какими судьбами?
— То же самое я могу спросить и у вас, товарищ подполковник.
— Я же друг детства Проценко. А кроме того, с Алкиными родителями партизанил вместе. А вот вы как сюда попали?
— Это все она, — потрепала Ольга за косу Аллу.
— Меня, кстати, зовут Филипп Васильевич, — заметил Решетняк, улыбнувшись широкой белозубой улыбкой, преобразившей его лицо.
— А меня, кстати, Ольгой Константиновной, но предпочитаю, чтобы называли просто Олей. Хочу казаться моложе.
— Откуда вы знаете друг друга? — затормошила их Алла. — Откуда?
— А мы давно знакомы, — ответила Ольга. — На городском партийном активе познакомились, — Ну, Натковна, — обратился Решетняк к девочке, — теперь принимай мои поздравления и подарок. Пойди-ка открой двери. Там еще гость стоит.
Алла, не понимая, зачем было оставлять приведенного с собой гостя на лестничной площадке, пошла открывать дверь. Она сразу отпрянула в сторону. Мимо нее пронесся огромный серо-черной масти пес с большими остроконечными ушами.
Когда Алла, несколько оправившись от испуга, вошла в столовую, ее глазам предстала странная картина: бесстрашная Ольга стояла на письменном столе и опасливо поглядывала на растянувшегося посреди комнаты пса. Упав в кресло, громко хохотал Решетняк.
— Ну вот, Натковна, это мой тебе подарок, — показал Решетняк на собаку. Вы не находите, что вам пора сойти на грешную землю? — с серьезной миной спросил он Ракитину. — Слезайте, слезайте. Сокол отлично выдрессирован и еще никогда никого не тронул без приказания.
— Вот перепугал! — заговорила Ольга, слезая со стола. — Ворвался, как комета. Чего он летел, словно оглашенный?
