Александр Семёнов - Мурзилка и агенты Ябеды-Корябеды

Бабкина встала и мужественно произнесла:

— Ыротарат виторп я!

— Кто, кто ты? — поразилась Таратора. — Ыротарат Виторп? Ничего себе имечко, язык сломаешь. А я думала, что ты Бабкина Наташа.

Кто-то прыснул от смеха. Репкин загоготал.

Большинством голосов Таратора была избрана председателем совета отряда. Это был большой успех лазутчиков Катавасии.

…«Третий «А» у нас в кармане, — удовлетворённо думала злая волшебница. — Теперь держи карман шире — скоро в него попадётся остальная мелюзга во главе с Мурзилкой…»

№ 03 / 1983

Натворила дел верёвка-перевёртыш!

Уже целые сутки прошли после собрания, а ребята так и говорили шиворот-навыворот. К школьникам вызвали профессора Горохова — всем известного врача.

Жертвы верёвки были собраны в классе. В дверях толпились взволнованные родители, удручённые педагоги.

Сначала Горохов осмотрел у ребят горло — все школьники исправно сказали «а-а-а». Это ободрило профессора. «Будем идти от простого к сложному», — решил он.

— А теперь скажем все вместе «уа», — предложил он ребятам. — Знаете, как говорят груднички. Ну, хором: уа-а-а…

— Ау-у-у-у-у-у!! — на множество голосов разнеслось по классу.

Лесным и грибным был этот звук. Были в нём высокие старые ели с сухими жёлтыми иголками на земле и светлые берёзовые рощи. И все сразу вспомнили лето, деревню…

Ничего не дал и осмотр языков. Показывали их легко и даже с некоторым удовольствием. Немного настораживало, что иногда языки высовывались сами, без надобности. Особенно когда профессор отворачивался. Но это был, пожалуй, единственный симптом таинственной болезни. В остальном школьники были совершенно здоровы.

— Никак не могу объяснить этот случай, — развёл руками профессор. — Наука пока здесь бессильна. Но в дальнейшем, — он назидательно посмотрел на ребят поверх очков, — она, конечно, раскроет тайну природы.

…На секретной квартире в Карандашном проезде проснулся Брень. Проснулся он поздно. Вчера, когда они дежурили у школы с верёвкой-перевёртышем, дождь их всё-таки захватил. А захватив, промочил лазутчиков до нитки, чуть не простудил и перемазал вместе с их верёвкой в грязи.

Агент выспался, согрелся и встал в прекрасном настроении. Душа у него пела. Она пела, что, мол, дела идут по плану, операция скоро будет окончена, ребятня прибрана к рукам и тогда — гуляй!

Брень спрыгнул с кровати и от избытка чувств начал отплясывать вприсядку. Затем схватил какую-то верёвку, что валялась на полу, и стал резво скакать через неё: и так, и назад, и через два оборота, и накрест…

Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Трень. Глаза его округлились:

— Ты что делаешь! Это же верёвка-перевёртыш!!

Лазутчик застыл. Спине вдруг стало холодно. Лицу жарко, рукам влажно. Во рту сухо. В голове гулко, в глазах пусто, в груди тесно…

«Но как же? — испуганной рыбкой мелькнуло у него в голове. — Верёвка же невидимая!»

90. Почему верёвка оказалась видна?

Глазами, в которых было маловато смьсла, смотрел Брень. Что же такое неслыханное произнесёт он, когда раскроет рот? Что за диковина вылетит из него?

Лазутчик раскрыл рот, постоял так немного, собираясь с духом, и…

— Was soil ich etzt machen?[1] — спросил он на чистейшем немецком.

Только через три дня ребята понемногу опять заговорили нормально. Первое время, правда, осторожно, с опаской. После каждого слова останавливались, прислушивались. Вздрагивали, если случалось сказать что-нибудь вроде «ага», «тут», «или» — пойди разберись, правильно это сказано или нет. Но постепенно школьники освоились. Дедкин — так тот вообще не побоялся сказать даже: «Тит еле летит».

Вечером у себя дома, на Перевыколпаковской улице, Мурзилка открыл совещание. Пришла Тонечка, всё звено Мышкина, другие ребята. Прибыл и сам Мышкин — вот уже два дня как звеньевой появился в классе. Он и выступил первым.

— Если наше звено дружно возьмётся, то мы вытянем Репкина из двоек. Хуже другое. Его считают первым силачом в классе, и поэтому он смог некоторых ребят склонить на свою сторону. Но ещё больший вред нанесла классу новый председатель совета отряда.

И он рассказал о том, что происходило в третьем «А».

Проводить в классе занятия стало просто трудно. Часть ребят непрерывно болтала, без умолку тараторила — работа Тараторы. Другая часть, над которой верховодил, Репкин, ничего на уроках не делала.

Из-за болтовни нового председателя третий «А» не участвовал в сборе металлолома. Вместо этого Таратора провела продолжительную беседу «Сбор металла различного необходим для счастья личного».

Не сдал отряд и макулатуру. Он был занят, слушая доклад Тараторы на тему «Собирая макулатуру — продвигаешь литературу».

Вместо участия в школьной спортивной олимпиаде класс заслушал цикл лекций «Огромное значение спорта для школьников любого сорта».

— Действия нового председателя таковы, — закончил Мышкин, — что агент злой волшебницы не смог бы нанести бо́льшего вреда!

Все одобрительно зашумели, но тут с места вскочила Тонечка.

— Что мы занимаемся болтовнёй, когда есть срочное, неотложное дело! У Катавасии появился новый лазутчик. Мне удалось узнать его приметы.

Все замерли, глядя на Тонечку. Коварная лазутчица продолжала:

— Это высокий, довольно симпатичный курчавый паренёк. Ходит он всегда в кедах и синих тренировочных брюках. Нос у него курносый, волосы прямые, светлые. Глаза голубые. Особая примета — родинка на правой щеке. И нужно всё бросать и бежать его разыскивать, пока он ничего не натворил.

— Доверчивая Тонечка, — улыбнулся Мурзилка. — Доверчивая Тонечка, тебя провели.

91. Почему он так решил?

— Как провели? — опешила та. — Может быть, я что-то перепутала в приметах, но у меня есть фотография лазутчика.

Все сгрудились вокруг Тонечки, разглядывая фотографию. «Снято в солнечный день», — отметил про себя Мурзилка. — Не на Вермишелевой ли улице? Да нет, вряд ли. М-да… Хм… Впрочем, это не имеет значения. Главное то, что… фотография составлена из снимков нескольких ребят! — громко сказал Мурзилка. — Всё-таки обманули тебя, Тонечка. Видно, нас хотели пустить по ложному следу…

92. Как Мурзилка об этом догадался?

Когда все сели по местам, слово опять взял Мышкин:

— Я знаю, что нужно делать. Чтобы попавшие под влияние Репкина опять стали учиться, с уважением относиться к знаниям, нужно его при всех победить. Я вызову его на соревнование-поединок.

— А я то же самое сделаю с Тараторой, — встал Мурзилка. — При всём классе вызову её на спор.

О том, что произошло на совещании, Тонечка тут же известила Катавасию. Чуть позже обо всём узнали Таратора и Трень.

— Пусть приходит. Я ему покажу, — зло усмехнулась Таратора. — Он у меня надолго запомнит этот день!

Трень же на сообщение Тонечки реагировал гораздо решительнее. Он разрубил воздух ладонью.

— Не пойду! — твёрдо заявил лазутчик. — Этот Мышкин меня под орех разделает!

Трень как-то краем уха слышал часть разговора. Ребята, говоря о силе Мышкина, вспоминали случай:

— …Бабкина била-била — не разбила. Ну ладно, она девчонка. Но и Дедкин бил-бил — не разбил. А Мышкин бежал, махнул — и разбил.

— Разбил?

— Нет, — повторил Трень. — Не пойду! Что я, с приветом, что ли?

№ 04 / 1983

Параграф четвёртый «Плана» Катавасия написала решительно и твёрдо:

Репкин победит! Виват! Ура!Этот Мышкин полная мура!

«Трень покажет этому Мышкину-Норушкину, — злорадно подумала злая волшебница, — этому Лягушкину-Квакушкину…»

Апрель на улице! Солнце пригревает, снег почти весь растаял. Кругом ручьи и лужи, и в них ребятишки пускают кораблики.

Соревнование-поединок между Мышкиным и Репкиным (лазутчиком Трень) было решено провести на уроке физкультуры. Наметили три вида состязаний: поднятие тяжестей, прыжки в высоту и бокс.

Физкультурный зал был набит битком. Сидели на скамейках и подоконниках, стояли в дверях.

В центре зала находилась штанга, чуть подальше — стойки для прыжков в высоту. С другой стороны были натянуты канаты для ринга.

В зале зашумели — появились Мышкин и Репкин. Мышкин был очень эффектен в красной майке и белых трусах. Репкин необычайно представителен в синих трусах и… почему-то клетчатой рубашке.

Мурзилка поднял руки, призывая к тишине. Все замолкли.

Первым к штанге подошёл Мышкин. Он постоял немного, затем присел, взял штангу на грудь и поднял её на вытянутые руки.

В зале раздались аплодисменты, но тут же смолкли: к штанге решительно подошёл Репкин.

Он схватил гриф штанги, взял её на грудь. Затем тоже поднял над головой.

Только чуть слышное шипение сопровождало все его движения. Как будто разводил пары крошечный паровозик.