Энцо Руссо - Следствие ведет Россана
— Давай жми в сторону моря! — крикнул человек в зеркальных очках, доставая из ящичка на приборной доске какой-то квадратный аппаратик.
Мигающий красный свет в прорези аппарата успокоил его — он с удовольствием отметил, что несколько минут назад не промахнулся. Конечно, следовать за вертолетом очень трудно, однако, если он полетит по прямой и не слишком удалится, радиопередатчик сможет сигнализировать о его местонахождении. Те же проблемы волновали и двоих на мотоцикле «кавасаки», выскочивших на скорости в восемьдесят километров с моста Принчипе Амедео на набережную Джаниколензе, в том месте, где только что пронеслась машина «феррари», дающая сто шестьдесят километров в час. Они пригнулись так низко, что чуть не касались асфальта. Отряд номер два, только что вызванный агентом Тальябуэ, видя, что они несутся прямо на его машину, был вынужден затормозить.
— Проклятые идиоты! — выругался старшина Бранда, командир отряда; ему даже не пришла в голову мысль, что двое сумасшедших мотоциклистов могут иметь какое-то отношение к вертолету или к автомобилю «феррари», который ему приказали задержать.
Начальник полиции первым показался из ворот Башни Адриана[10], выкатившись, как шарик, на своих коротких ножках. Прежде чем сесть в ожидавшую его машину, синюю «1750», он резко повернулся, оказавшись лицом к лицу с подоспевшими следом подчиненными — всем своим «главным штабом».
— Вертолет — это вам не автомобиль. К двенадцати часам завтрашнего дня я хочу знать, кому он принадлежит и кто в нем находится. Понятно?
— Так точно, — отозвалось пять или шесть голосов.
Когда все уже кончилось и редкие прохожие, привлеченные необычным в этот час оживлением на улице, начали расходиться по домам, у въезда на мост Святого Ангела, со стороны замка, встретились двое на мопедах.
— Конец фильма, — прокомментировал еще бледный от волнения Фабрицио, но Руджеро отрицательно покачал головой.
— А я думаю, что нет! У меня перед самым носом остановилась машина марки «феррари», из нее выскочил мужчина и выстрелил из ружья в вертолет. Потом автомобиль газанул и умчался. И знаешь, кто был этот человек?
— Нет.
Тогда Руджеро рассказал другу, кого он узнал в стрелявшем.
13
Россана увидела их, когда уже решила больше не ждать и собиралась войти в помещение школы. Они бежали рысцой и тяжело дышали. Уже дважды сторож Джанфранко, как обычно, наблюдавший, пока все ребята не войдут в школу, просил ее поторопиться. Тем более что в это время обычно приходит директор, а он не любит, когда опаздывают.
Впрочем, уговаривал Джанфранко не слишком настойчиво. Он был простужен, и, судя по всему, у него был сильный жар. Россана, хорошо знавшая его привычку вечно отлынивать от работы, даже удивилась, что он не остался дома и не улегся в постель. Да и день был пасмурный, и в довершение к простуде можно было подхватить еще и воспаление легких.
— Долг превыше всего, моя милая, — добродушно усмехаясь, пошутил сторож.
В эту-то минуту и показались Микеле с Фабрицио.
— А где же Руджеро? — сразу выпалила Россана, не дожидаясь, пока они поднимутся по лестнице.
— У него тридцать девять и пять, — лаконично ответил Фабрицио, сопровождая сообщение трагическим жестом.
Оглушительное чихание Джанфранко заставило обернуться всех троих.
— Будьте здоровы!
— Здоровье из меня уходит.
Смеясь, они начали подниматься по лестнице, но времени было в обрез, и Россана сгорала от любопытства.
— Ну говори же! — накинулась она на Фабрицио, который вынул платок и не спеша вытирал нос. — Хорошенькая была ночка? Трамонтана[11] вас здорово прохватила?
— Ничего себе. Единственное, что нам удалось поймать, это насморк. А Руджеро повезло еще больше — у него к тому же сильный жар.
— Ну а кроме этого?
В нескольких словах Фабрицио рассказал Россане и Микеле о случившемся ночью. И хоть лестница была не слишком длинной, он успел поведать обо всем, начиная с засады и кончая вертолетом.
— Ну а ты что узнала? Что сказал тебе отец?
Россана пожала плечами. Она была чуточку раздосадована тем, что ей придется разочаровать друзей.
— Да разве его увидишь? Когда он вернулся этой ночью, я уже спала. Я хотела его дождаться, но в час уснула как убитая. Ничего не поделаешь.
— А утром?
— То же самое. Когда я проснулась, его уже не было.
— Черт возьми!
— Да, вот что. Кажется, в Фьюмичино была сильная перестрелка. Возможно, двое убито.
— Ай-яй! — заметил Микеле, притворно передернувшись от ужаса. — С недавних пор в этих краях выпадает больше свинца, чем дождей.
— Эту фразу ты взял из журнала «Криминаль», — поддразнил его Фабрицио, но сообщение произвело на него впечатление.
— Однако в газетах об этом ни слова, — возразил он, кусая губы. Он успел, по обыкновению, просмотреть первые полосы газет, проходя мимо газетного киоска.
— Это произошло, наверно, где-то около шести утра. Поэтому газеты еще не успели дать сообщение, но мама сказала, что стычка, видимо, была серьезная.
— Ну, здесь наши пути расходятся! — провозгласил Фабрицио, останавливаясь у поворота коридора. — Встретимся на перемене?
— Конечно. Пока!
Утро в общем прошло терпимо. Молодая и симпатичная учительница литературы синьорина Д’Амико любила посмеяться и никогда не сердилась. Она не произносила буквы «р» и, кроме того, имела привычку начинать каждую фразу с «Я считаю», что неизменно вызывало веселый смех в классе. Например, она говорила: «Я считаю, что сегодня, вместо того чтобы излагать новый матевиал, было бы лучше уствоить небольшой опвос».
Эта привычка учительницы вызвала в то утро очередное столкновение с Паоло Костантини, здорово насмешившее ребят. Когда этот парень ссорился с матерью или младшей сестрой или же у него крали его велосипед (а это случалось в среднем раз в полгода), он впадал в мрачное расположение духа и к нему нельзя было подступиться. На все вопросы он отвечал тогда грубой бранью. Вообще же Паоло был парень веселый, с юмором, и острил напропалую, не боясь, что ему влетит за острый язык. За три года учебы вместе с ним в школе Россана подсчитала, что учителя раз пятнадцать писали на него докладные директору, а из класса его выгоняли так часто, что все давно сбились со счета.
— Сегодня, я считаю, очеведь отвечать… сейчас по-смотвим… да, сегодня очеведь именно Костантини, — наконец выбрала жертву Д’Амико, поднимая глаза от классного журнала.
Вызванный (все взоры были устремлены на него) потер рукой бороду, скорее воображаемую, чем действительно существующую, делая вид, что усиленно размышляет.
— А я считаю, что нет, — ответил он с самым серьезным выражением лица, вызвав взрыв смеха, застигнувший учительницу врасплох.
Но Джованнела Д’Амико была не такой человек, чтобы сразу сдаваться.
— А я считаю, что ты, если не выйдешь отвечать, получишь вевную твойку[12].
— Я считаю, что получу ее и так и так, — печально согласился с ней Паоло Костантини, выходя к доске.
И началось целое представление: учительница была готова снисходительно закрыть глаза на пробелы в знаниях Паоло Костантини, а тот решил как следует позабавить одноклассников, не заботясь, чем это может кончиться. Правда, больше всего пострадала от этого греческая история.
— Ты помнишь, в каком году пвоизошло это сважение? — спросила учительница, когда Паоло упомянул о битве при Марафоне.
Пять, шесть, десять секунд молчания — лишь подавленные смешки то на одной, то на другой парте. Наконец Паоло решился и брякнул наугад:
— В четыреста восьмидесятом году до нашей эры.
— Нет, в четывеста девяностом, — невозмутимо поправила его учительница.
Паоло опять задумался.
— Нет, а я считаю, что она была в четыреста восьмидесятом, — упрямо возразил он, вызвав новый взрыв смеха в классе.
Но опрос уже подходил к концу, и оценка была не из лучших — пять. Паоло Костантини вернулся на свое место, что-то недовольно бурча себе под нос.
— Ты еще и недоволен? — поинтересовалась синьорина Д’Амико, не скрывая улыбки. Этот задиристый паренек внушал ей симпатию.
— Я-то думал, вы получше относитесь к таким, как я.
— К таким, как ты? Не понимаю, о чем ты гововишь.
— К тем, у кого в фамилии нет буквы «р», — мгновенно нашелся Паоло.
На этот раз расхохотался и он сам, и учительница. На такие шутки она никогда не обижалась и ограничилась лишь тем, что добродушно постучала рукой по столу, призывая к порядку:
— Вебята, вебята…
Следующим был урок математики. Преподаватель, высохший, желтолицый старичок, минут через десять после начала урока вдруг почувствовал себя плохо. Некоторое время он крепился, но потом не выдержал: попросив школьного сторожа предупредить директора, он еле слышно попрощался с ребятами и ушел домой. Через несколько минут сторож вернулся и объявил, что все могут быть свободны. Очевидно, старый добрый директор Мартини решил, что раз до конца занятий меньше часа, то уж не стоит заменять заболевшего учителя.