Владимир Кузьмин - Комната страха
– Да я не думаю, зачем мне об этом думать? Мне вон муж еще тогда говорил, что ничего там такого не могло произойти. Злодеяние ужасное, но понятное. От белой горячки тот Кулев вполне мог голову не только отрубить, но и припрятать куда подальше. В реку выбросить или еще как. А саму старуху то ли не догадался, то ли сил ему не достало закопать или утопить. Тела же тленом не тронуты по причине того, что дело ранней весной происходило, а дом нетопленным несколько недель стоял, промерзли они, и все дела. А слухи про нечистую силу всякие воры да бродяги распространяли, чтобы самим спокойно там притон себе устроить. Дом-то пустым долго стоял. Вот и того человека, что в нем нашли мертвым, тоже преступники туда затащили. Супруг мой человек верующий был, а церковь – она призраков не признает. И я в Бога верую, а в нечистую силу не шибко. Зато мужу всегда верила, потому как умен был и во всякую глупость веру не поощрял.
– Ох, что за ужасы вы рассказываете! Доброго вам вечера! – сказала маменька, некоторое назад время появившаяся в дверях кухни.
– И вам доброго вечера, Ирина Афанасьевна, – ответила Мария Степановна. – Как день прошел?
– Неплохо. Легко работалось, а значит, и играть нам легко будет, и публике наше представление легко смотреть и в удовольствие. Вот только… Загадочное событие и у нас произошло.
– Да что ж такого могло случиться? Надеюсь не страшное?
– Нет, не страшное. Уж всяко не такое, о каких вы говорили. Хотя кое для кого малоприятное. Александр Александрович, – маменька глянула на Марию Степановну, понимает ли она, о ком разговор зашел, та в ответ кивнула, – в перерыве пошел за одной вещью. С ним, говорят, такое случается, придумает какую-нибудь штуку и, чтобы сюрпризом стала, потихоньку для нее все приготовит. Вот и в этот раз отлучился, никому не сказав. В подвал театра. А его там кто-то запер. Он стучит, никто его не слышит. А мы все ждем его в растерянности и даже придумать не можем, куда же наш антрепренер пропал среди белого дня? Точнее день сегодня был совсем не белым, а можно сказать, на ночь похожим – этакая страшная гроза разразилась. Мы все выходили смотреть, пусть и боялись сильно.
– А что господин Корсаков? Скоро достучался?
– Ох, не очень скоро, но и не слишком долго его искали. Но все равно непонятно, как такое могло произойти? Ведь некому было его запереть. Да никто бы и не стал так глупо шутить.
Тут Пелагея сказала, что ужин у нее готов.
Уже перед сном у меня мелькнула вздорная мысль, что происшествие в театре из одного ряда с происшествиями в особняке Козловского. Вздорной я ее сочла оттого, что даже представить себе трудно кого-то, кто так бы невзлюбил театр и принялся строить такие сложные козни. Да и возможностей у такого человека и там и там проказничать не было бы. А уж представить себе целую группу таких людей я даже смеха ради не могла. На всякий случай решила завтра же проверить, что случилось в подвале театра, и спокойно уснула.
10
С утра я, как и накануне, отправилась с маменькой на репетицию. С удовольствием смотрела, как артисты готовят новый спектакль, а в перерыве попросила Михалыча, служащего при театре швейцаром и сторожем, проводить меня в подвал.
– Никак желаете, Дарья Владимировна, посмотреть, где вчера Александра Александровича заточили?
– Конечно. Надо же разобраться, как такое могло произойти.
Разбираться, собственно говоря, даже не пришлось. Едва Михалыч стал отворять ту дверь, что накануне доставила столько неприятностей, как потянуло сильным сквозняком, который не дал ей открыться до конца.
– Это кто-то дверь черного хода распахнул, – объяснил Михалыч. – Всегда этак дуть начинает, как кто входит или выходит.
– А ну-ка, отпустите дверь.
Но сквозняк к этому моменту прекратился, и дверь осталась неподвижной. Тогда я сама хлопнула ею посильнее. Дверь захлопнулась, а защелка на ней вошла ненамного под скобу.
– Вот и весь секрет, – разочарованно протянул Михалыч. – Сквозняком, оказывается, захлопнуло нашего антрепренера!
– А вам хотелось бы, чтобы это был кто-то из труппы?
– Я такого даже не предполагал! Как можно о людях такое подумать?
– А о ком можно?
– Ну мало ли, – чуть растерялся наш швейцар. Потеребил бороду и честно признался: – На домового грешил. Он порой у нас как расшалится! Только вы уж о нашем разговоре никому не передавайте, а то засмеют.
– Уговорили. Но вы мне про домового после расскажете.
– Так приходите, как освободитесь. Расскажу. Вам я доверяюсь.
Сказать правду, я была слегка разочарована, слишком простое нашлось объяснение. Но тут представила, как было бы жутко самой оказаться за захлопнувшейся дверью, там, где нет электричества и твоя свеча могла быть потушена тем же сквозняком… А я сижу в темноте, на мой стук никто не приходит. Повсюду шорохи раздаются. А я даже не знаю, как все случилось, вдруг в самом деле домовой расшалился? Нет, пусть уж лучше, кому вдруг выпадет такая незавидная участь, знают, что хотя бы нечистая сила здесь ни при чем.
Едва мы поднялись наверх, как мне сказали, что меня ждут в буфете. Там и в самом деле меня поджидал служивший в прошлом сезоне в театре буфетчиком очень приятный молодой человек, которого все, даже я, называли Петрушей.
– Вот, едва минутка выкроилась, прибежал засвидетельствовать вам свое почтение. Ну и как же без презента.
Петруша протянул мне коробку конфет пралине в шоколаде «Шоколадной фабрики «Бронислав».
– Возможно, в столицах конфеты вкуснее, но и эти вам всегда нравились. Так?
– Так! Спасибо огромное. А вы, раз в студенческой шинели, значит снова пошли учиться?
– Совершенно верно. Не всю же жизнь буфетчиком служить, хотя мне эта работа и была по нраву. Вы уж простите, Даша, но мне и вас отрывать от дел не хочется, и самому спешить нужно.
– Да вы меня не отрываете, напротив, очень вам рада.
– Тогда с вашего позволения я на днях загляну, чтобы с вами чуть подольше побеседовать.
– Буду рада. До встречи.
Петруша направился к выходу, я пошла его проводить и в дверях театра едва не столкнулась с Антоном Парфеновичем, кучером Петиного отца.
– Здравствуйте, – воскликнула я. – Вы к нам по какому делу?
– По чрезвычайно важному! Велено вам записку передать. Иду, раздумываю, как вас тут сыскать, а то Михалыча при дверях нет, а вы сами мне навстречу.
Записка была от Пети. Он сообщал, что ему удалось уговорить почти всех участников их постановки собраться сегодня в половине седьмого вечера. А раз вечер у него будет занят, то уроками он должен заняться днем.
Я заулыбалась тому, что он так серьезно отнесся к моей просьбе уделять учебе больше внимания, и тут же засомневалась, что Петя станет весь день заниматься только гимназическими заданиями.
– Передайте Петру Александровичу, что вечером я обязательно приду к ним на репетицию и что очень рада за его отношение к учебе.
– Обязательно все передам в точности, как вами сказано, – пообещал Антон Парфенович. – До свидания, Дарья Владимировна, завсегда с вами приятно увидеться. О, и не мне одному. Вот еще знакомые люди сюда направляются, и гадать не нужно, что к вам.
Меня чуть насмешил такой поток посетителей, но каждому из них я была рада. Вот и господину Ереневу[23] обрадовалась, и весьма.
– Так! – Едва поздоровавшись, товарищ прокурора принял подчеркнуто задумчивый вид. – Вижу у вас в руках листок бумаги, что был, несомненно, передан вам кучером господина градоначальника. Конечно, и сам Александр Сергеевич мог обратиться к вам с посланием, но рискну утверждать, что это письмо от Петра Александровича. Ну как, освоил я дедуктивный метод?
– Освоили, ставлю вам отлично!
– Тогда проверим, не растеряли ли вы ваши способности. Что можете сказать о моем появлении?
– Что вы не смогли быть на вокзале, так как были заняты делами и, скорее всего, вас не было в городе. А сейчас вы проезжали мимо и не утерпели, заскочили на минутку, чтобы засвидетельствовать свое почтение!
– Как же вы догадались? – засмеялся Иван Порфирьевич. – Как вы поживаете, Дашенька? Как там Афанасий Николаевич? Как Ирина Афанасьевна? Влилась в новый коллектив?
– Ох, сколько вопросов! Все живы и здоровы, дедушка вам отдельно велел привет передать. Маменька в труппу влилась и сейчас на сцене.
– Значит, ее я сейчас не увижу. Но если позволите, то вечером нагряну в гости.
– Будем рады. Вот только боюсь, что приду поздно.
– Чем же вы заняты? – подозрительно глянул на меня товарищ прокурора. – Неужто новым расследованием? Тогда отчего я не слышал ни о каком загадочном преступлении?
– Оттого что преступления не было. А расследование есть! Не криминальных, но загадочных обстоятельств!
Я коротко рассказала о событиях в особняке Козловского и о том, что мы, точнее по большей части Петя, успели узнать.
– Ну, слухи по городу ходят обо всем этом. Я в них, правда, не верил, но раз Петр Александрович сам свидетель… А вы, Даша, не иначе как желаете попросить меня о помощи, но боитесь отвлечь меня от моих дел, коих невпроворот? Не бойтесь. Я сейчас направляюсь в наш архив по этим самым своим делам. А из вашего рассказа выходит, что только там и возможно найти нечто, способное продвинуть ваше следствие. Вы запомнили даты, когда особняк принадлежал тому неуловимому господину Бушнеру? Хотя что я спрашиваю, вы же никогда ничего не забываете!
