Похищение поющего автобуса - Антон Федорович Андросов
— Да ты, милый, «шестерка!» — ангельским голосом произнесла Маша и погладила Мишу Мосько по голове.
— У, козлище! — Огурцов уже выставил кулаки, но тут на защиту Миши бросились Анна Ивановна и толстая Оля.
— Ребята, только без драки! — твердо сказала Анна Ивановна.
— Ребята, только не Мишу! — так же твердо сказала Оля.
А поэт Шура Самолетов произнес пламенную речь, в которой говорилось, в частности, что каждый имеет право быть слабым. И что человеку надо помочь, а не набрасываться на него всем миром.
— Я ему помогать не буду! — заявила красивая Маша. — Бойкот Моське!
К ней немедленно присоединились Огурцов, Клюшкин и Булкин. Причем последний немедленно побежал к Косому просить автомат. По случаю бойкота.
Бешеный весело скрипел зубами.
— Зря радуешься! — вздохнул Хромой, — Еще только начало. Операцию надо было подготовить как следует. А мы даже не знаем, точно ли эта дорога ведет в аэропорт.
— Ясное дело, что ведет! — возмутился Бешеный. — Вот видишь? На карте все нарисовано. Вот шоссе. А вот аэропорт.
— Какого года эта карта?
Бешеный повертел головой, затем картой. Наконец нашел, что карту произвели на свет в 1990 году. То есть много лет назад.
Тут раздался мелодичный звонок Люсиного мобильного телефона.
— Говорите! — Бешеный сделал голос грозным. — Кого? Совсем обнаглели? Сейчас позову. Кто здесь Люся Степочкина? К телефону!
Люся схватила трубку.
— Папка! Да, это террорист. Почему. Я сама ему телефон дала, он вежливо попросил. Нет, он много не наговаривает. (Бешеный издевательски улыбнулся.) Да, он стоит рядом. Нет, ничего интересного пока нет. Я тебе обязательно позвоню. Целую.
Не успела Люся закрыть крышку мобильного, как снова раздался звонок.
— Алло! — немедленно закричала Люся в трубку, но Бешеный отобрал телефон, откашлялся и произнес грозным голосом:
— Слушаю! Кого? Анну Ивановну? Да здесь что, переговорный пункт?
И, тем не менее, трубку дал.
— Слушаю, — испуганно пролепетала учительница.
— Анна Ивановна? — зашептала трубка голосом директора. — Я уже все знаю! Мне позвонили! Это ужасно! Как это произошло?
— Сама не знаю, — вздохнула Анна Ивановна.
— Скажите главное — автобус не пострадал?
Бешеный закурил. Тут же рядом нарисовался Клюшкин. Он погыгыкал, потоптался около и нагло попросил огонька.
Бешеный швырнул ему зажигалку. Через секунду Клюшкин уже затягивался своей дворовой сигаретой. Лицо его светилось тем неземным светом, который характерен для только что совершивших подвиг.
— Что это у тебя за вонючки? — неожиданно поморщился Бешеный.
— Сигареты «Пурга». Самый кайф! — Клюшкин продемонстрировал пожелтевший «бычок» со следами долгого хранения в кармане.
— При мне чтобы эту мерзость больше не курил! — Бешеный отобрал сигарету-«Пургу»-самый-кайф и брезгливо выбросил в окошко.
— Ну тогда свою дайте! — возмутился Клюшкин.
— Что? — Бешеный дал Клюшкину подзатыльник вместо сигареты. — Иди на место, прыщик!
— Анна Ивановна! — продолжал волноваться по телефону директор. — Что говорить родителям? Может, ничего не говорить?
— Нет, сказать надо! — Анна Ивановна задумалась. — Скажите им, что все под контролем. Что дети накормлены. Что вопрос скоро решится.
— А Борис Борисыч с вами?
И вот тут Анна Ивановна растерялась. Что сказать? Правду? Тогда Бориса уволят. Неправду? А вдруг директор попросит его взять трубку?
— Борис Борисыч сейчас укладывает спать младших. Кормит их. Рассказывает сказки.
— Вот как? — удивился директор. — Никогда бы не подумал, что он так любит маленьких. Надо увеличить ему оклад. Ну, ладно. Тут еще милиция хочет поговорить с этим вашим директором террористов. Дайте ему трубочку.
— Вас! — крикнула Бешеному Анна Ивановна.
Маша по-прежнему сидела рядом с Шурой Самолетовым.
— Что ты там все время кропаешь? — поинтересовалась она.
— Таблицу умножения переписываю, — улыбнулся Шура.
— Может, обратишь на меня внимание? Шура вежливо посмотрел на Машу и снова уткнулся в бумаги.
— Поцелуй меня! — неожиданно закапризничала Маша.
Шура присвистнул и покачал головой.
— Я с малознакомыми девушками не целуюсь. Особенно в автобусе...
— Ну и зря! — смертельно обиделась Маша и встала. Куда пойти? На ее месте — толстуха Оля и «шестерка» Мосько. К Огурцову? Никогда. Да и Гоша-очкарик с ним рядом сидит.
О! Гоша! Маша улыбнулась.
— Громче говорите! — ревел в трубку Бешеный. — Ищете вертолет? Хорошо! Но без глупостей! Иначе вашим щенкам отрежут уши! Они тут скулят. Им страшно. Думаю, им хочется домой, к мамочке. Сейчас сами послушаете. Плач младенцев! Часть первая!
Бешеный поманил пальцем Булкина. Тот с готовностью подбежал и заорал в трубку:
— Стоять на месте!!! Это ограбление!!! Я буду стрелять!!!!
Бешеный дал Булкину по лбу и отправил назад.
— В общем, мы не шутим! И чем быстрее вы пошевелитесь, тем скорее эти несчастные детки попадут домой. Но-но! Не надо пугать!
Бешеный бросил трубку и сердито сплюнул:
— Сказали, подонки, что если у детей будет хотя бы царапина, не видать нам шведских билетов первого класса. В лучшем случае экономический дадут.
Хромой вздохнул.
— Огурцов! — ангельски улыбнулась Маша. — Ты погуляй пока! Мне с Габаритзе поговорить надо!
Огурцов скорчил мерзкую рожу и ушел. Сегодня ему не везло.
— Габаритзе! — Маша начала с главного. — Ты меня любишь?
Несчастный Гоша покраснел, и очки его запотели.
— Люблю, — наконец признался он.
— Слава богу, — Маша незаметно наблюдала за Шурой, — хоть кто-то здесь меня любит
— Тебя все любят! — еще больше покраснел Гоша. — Ты сильная и очень красивая.
— Да? А кто меня еще любит? — Маша очень обрадовалась и приготовилась слушать.
— Ну, Огурцов. Миша Мосько. Даже Плюшкин.
— А Шура Самолетов?
— Не знаю. Он тоже, наверное. Тебя нельзя не любить.
— Расскажи мне о том, какая я хорошая! — промурлыкала Маша и положила свою распрекрасную головку на Гошино плечо. И Гоша почувствовал, что умирает от счастья.
Анна Ивановна подошла к Бешеному и робко прокашляла.
— Что еще? — спросил террорист, отвлекаясь от размышлений.
— Я хотела вас поблагодарить, — улыбнулась Анна Ивановна. Бешеный испуганно сел в кресло.
— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы запретили Плюшкину курить. Это очень правильно. Вы для них всех сейчас в некотором роде авторитет. Мой запрет не имел бы такой силы. А Клюшкин
