Евгений Некрасов - Муха и сбежавшая мумия

— Ему же тесно, — пожалела попугая Маша.

— Еще как! — с непонятным удовольствием подтвердил охранник.

— Привет, Сашок, — Вадик пожал ему руку и представил Машу: — Гостья босса. Она денька на два, так что дай ей ключ. И мне дай, а то у меня стащили в поезде сумку со всеми делами.

— У тебя?! — изумился Сашок, глядя снизу вверх на внушительную фигуру здоровяка.

— Да нам подмешали в чай какой-то дури, — стал оправдываться Вадик, и у них завязался долгий и приятный обоим разговор. Вадик заново переживал схватку с ворами, а Сашок его поучал: когда, мол, охраняешь клиента, нельзя брать из чужих рук даже сигарету, а не то что чай.

Маша про себя удивилась: разве Вадик охранял Темирханова? Они же просто ехали вдвоем… Нет, вспомнила она, все-таки охранял. Темирханов в туалет — Вадик следом, встанет в коридоре и смотрит по сторонам. Пока ехали в поезде, он только дважды упустил босса из виду: когда тот пошел в ресторан с Дедом и когда Настенька допрашивала Темирханова, а потом самого Вадика. И в Москве он боялся оставить босса: уходил искать машину — оглядывался… Странно, а в Сочи на вокзале Вадик не осторожничал. Ждал себе у вагона, между прочим, с чемоданом Темирханова, — значит, они успели встретиться или приехали вместе.

Попугай выковырял из яблока семечко, раскусил и сквозь прутья клетки метко сплюнул шелуху за шиворот охраннику.

— Не при рогами! — сказал он, заметив, что Маша смотрит. Голос у попугая был глухой и шипящий, как в старом громкоговорителе. Маша разинула рот. А попугай добавил: — Порву, как бобик грелку! — и с невинным видом выщипнул клювом что-то у себя под мышкой.

— Вот за это и сидит. Перевоспитывается, — заметил Сашок и протянул Маше картонную карточку с коричневой магнитной полоской. — Это ключ от лифта. Будете уезжать — сдайте.

Ключ от лифта окончательно потряс Машу. Дворцовые лестницы, фонтаны, охранников, пальмы и даже говорящего попугая она видела раньше, хотя и не в одном месте сразу. Но лифт с ключом, да еще с таким, электронным, — это всем фишкам фишка!

— Зачем в лифте ключ? — шепнула она Вадику, отойдя от Сашка и попугая.

— Чтоб чужие не катались.

— А разве охрана пропустит чужих?

— Чем больше систем безопасности, тем лучше.

На стене у лифта вместо обычной кнопки была коробочка со щелью. Вадик сунул в щель свою карточку, провел сверху вниз, и на коробочке зажглась зеленая лампочка, а двери лифта распахнулись.

В большущей зеркальной кабине Маша еще раз полюбовалась незнакомкой в «сафари». Она сама раньше не замечала, что уже такая взрослая.

Что-то мелодично звякнуло, и лифт остановился. Оглядываясь на свое отражение. Маша первой вышла из кабины и чуть не столкнулась с человеком в узких блестящих плавках. В остальном он был голый, как статуя: бритая голова, безволосая грудь в каплях пота, по-женски глянцевые босые ноги. Человек занес над головой черную пудовую гирю, ухнул, и гиря в его руке полетела вниз! Маша спряталась за Вадика.

— Сосед, — равнодушно сказал здоровяк и, не здороваясь с голым, повел Машу за собой.

Вокруг, блестя металлом и черной кожей сидений, громоздились тренажеры. Стояла штанга на подставке и отдельно — красные блины для нее. Было светло и жарко; яркий дневной свет падал откуда-то сверху. Маша подняла голову — вот это да! Стеклянная крыша, как в теплице.

— А какой у Ахмед Рашидыча может быть сосед? Гут миллионерская коммуналка, что ли? — спросила она, оглядываясь на голого. Тот продолжал с уханьем размахивать гирей.

— По этажу сосед. Банкир, и фамилия у него подходящая: Прибытков. У нас на этаже две квартиры, а холл общий. Вообще здесь должен быть зимний сад, — Вадик показал на стеклянную крышу. — А Прибытков повернутый на физкультуре: в гости придет — и то мнет в руке мячик, пальцы развивает. Ну и уговорил босса: «Ахмед, устроим спортзал, ты у меня за месяц похудеешь…» Они тогда дружили.

— А сейчас поссорились?

— Ага, — перешел на шепот Вадик. — Прибытков женился, а жена ему привезла из Харькова тестя с тещей. Им тесно стало на двухстах метрах, и Прибытков ка-ак вцепился в босса: продай ему квартиру, и все тут! А боссу неохота переезжать. Он в эту квартиру вломил три миллиона баксов.

— Серьезно? — не поверила Маша.

— Прикинь: по семь тысяч за квадратный метр, а этих метров тут — заблудишься. Да отделка. Одна библиотека чего стоит: шкафы — мореный дуб, стены — мореный дуб, потолок — и то мореный дуб. Сделано в Англии точно по размеру комнаты, привезено сюда и установлено тамошними мастерами. А теперь что — ломать?

Дверь в квартиру караулила еще одна коробочка со щелью, только из этой выглядывал голубой объектив видеокамеры. Вадик нажал на кнопку, и в коробочке затилиликало.

— А наши карточки тут не годятся? — спросила Маша.

— Нет, наши только для лифта.

Не успел он договорить, как тилиликанье оборвалось. Из-за двери выскочило что-то маленькое, вертлявое, оттолкнуло Машу и повисло у Вадика на шее:

— Вадька! Вадюлище паршивый! Я без тебя соскучилась!

Розка, поняла Маша. Как и говорил Вадик, дочка миллионера была здорово похожа на отца, разве что худая и без лысинки. Не обращая внимания на Машу, она вскарабкалась Вадику на плечи и поддала пятками:

— Н-но, лошадка!

У лифта лязгнуло железо — это банкир-молодожен Прибытков бросил гирю. Он глядел на Розку. Наверное, думал о своих будущих детях.

А Розка, управляя Вадиком за уши, описала круг и въехала за дверь. Там сразу же что-то разбилось. Войдя за ними, Маша первым делом заметила раскачивающуюся люстру с одним плафоном. Осколки второго валялись на полу.

— Эх, все равно другой такой не купишь! — Розка сшибла уцелевший плафон и, пришпоривая Валика пятками, умчалась за угол.

Маша осталась одна. Дверь квартиры за три миллиона долларов сама захлопнулась у нее за спиной.

Прихожая здорово напоминала танцкласс: такая же большая и с зеркальной стенкой. На узорчатом паркете валялись осколки плафонов, и больше ничего вокруг не наблюдалось — ни вешалки, ни галошницы. Маша постеснялась разгуливать в ботинках по миллионерскому паркету и стала ждать, удивляясь, почему в огромной прихожей нет хотя бы табуретки.

Из глубины квартиры чуть слышно доносились Розкины вопли и тявканье мелкой собачки (наверное, той, которую стригла Маринпетровна). Потом все звуки оборвались, — похоже, кто-то закрыл дверь. Маша засекла время по своим новеньким часам. Она чувствовала, что начинает ненавидеть Розку.

Через шесть с половиной минут раздался грохот, как будто уронили что-то не меньше тумбочки. С гиканьем и топотом ворвалась Розка на взмыленном Вадике и заскакала по прихожей. Здоровяк виновато поглядывал на Машу, но молчал, а Розка не глядела на нее совсем. Эти молчаливые скачки продолжались с минуту. Маша готова была сгореть со стыда, хотя стыдиться должна была Розка. Разве так принимают гостей?

Потом вошла женщина с крошечным седым той-пуделем на руках. Эта вообще заметила только стекла на полу.

— Жанна! — крикнула она и ушла, оставив дверь открытой.

В банкирском спортзале уныло ныли пружины — Прибытков занимался на каком-то тренажере. И вдруг нытье оборвалось, а потом пружины завизжали часто-часто. Ага, Прибытков заметил соседку. Рисуется.

Маша и сама во все глаза глядела вслед женщине. Конечно, это была Маринпетровна — Марина Марчук, «Мисс Черноморочка» десятилетней давности. Сейчас Маша дала бы ей «Мисс Вселенную», а уж она-то разбиралась в женской красоте.

Весной и осенью в Сочи приезжают иностранные Дома моды. Тогда Машина мама не спит, питается одним кофе и круглые сутки берет интервью у заграничных моделей — для сочинского телевидения, для радио, для газет. Она везде нарасхват, потому что свободно говорит по-шведски, по-английски и немного хуже по-французски. Маша сколько раз бывала с мамой за кулисами, где второпях, не замечая друг друга, переодеваются модели — мужчины и женщины. Некоторые бродят в одном белье, чтобы не помять одежду. Им не стыдно. У них такая работа — показывать себя.

Только, если честно, показывать многим нечего. Маша видела, как из обычных девчонок в джинсах делают красавиц. Причешут, подмажут, оденут в платья с разрезом, поставят коротконогих на каблуки, загримируют прыщик под родинку — и готово. А Марина Марчук (то есть уже Темирханова) и без грима годилась на обложку модного журнала. Было странно и обидно, что у такой красавицы родилась похожая на чертенка Розка.

Дверь закрывалась медленно — у нее вверху был механизм вроде двух медных кастрюль с длинными ручками. Маша видела, как Маринпетровна, дожидаясь лифта, стоит с пустым, как будто сонным, лицом. Наверное, это было специальное лицо для глазеющих дураков, потому что Прибытков яростно скрипел пружинами, как будто просил: «Ну, посмотри на меня!»