Антон Иванов - Загадка золотой чалмы
— Ничего удивительного! — грянул тот. — Вы мне голову заморочили, вытянули с работы, я несся сюда через жуткие заторы. Вы хоть представляете, что такое вести машину в такую метель?
— Константин, — Генриетта Густавовна поправила очки на переносице. — При чем тут метель?
— Хватит! — прикрикнула на конфликтующие стороны Инга Сергеевна. — Главное, что никто в квартиру не залез. Все хорошо, что хорошо кончается. Костя, позвони, пожалуйста, в милицию. Надо перед ними извиниться и объяснить ситуацию.
— Почему я? — Ваниному отцу совсем не хотелось этого делать. — Пусть лучше Генриетта Густавовна. В конце концов, она заварила всю эту кашу.
— Костя, — с нажимом произнесла Инга Сергеевна. — Я тебя очень прошу.
— Меня все вечно о чем-то просят! — завопил глава семейства. — А я, между прочим, в отличие от некоторых, — он покосился на Генриетту Густавовну, — не потомственный интеллигент, и нервы у меня расшатаны.
— Костя, — с ещё большим нажимом произнесла жена. — Я, по-моему, обратилась с просьбой к тебе, а не к маме.
— И вообще, — ощутив поддержку, высокомерно бросила Генриетта Густавовна. — Звонить в милицию — это мужское дело.
— А женское дело не совершать глупостей, тогда и в милицию не придется звонить с извинениями, — очень тихо пробормотал себе под нос Константин Леонидович, однако Иван расслышал.
Он испытывал сейчас двойственное чувство. С одной стороны, было жаль отца, который по его вине оказался в совершенно идиотском положении. А с другой, мальчик радовался, что для него самого эта история завершилась вполне благополучно.
Объяснившись с районным отделением милиции, Константин Леонидович стал напяливать дубленку.
— Куда ты? — спросила жена.
— Погулять, — коротко бросил он. — Нервы успокоить.
И, хлопнув дверью, удалился.
Генриетта Густавовна тоже хлопнула дверью своей комнаты. В замке повернулся ключ. «Опять заперлась», — отметил про себя Иван.
Кажется, и мать обратила на это внимание. Однако истолковала поступок Генриетты Густавовны по-своему и, строго взглянув на сына, нарочито громко, чтобы её голос проник сквозь запертую дверь, произнесла:
— Ваня, я тебя очень прошу: в следующий раз не заставляй бабушку волноваться. Вполне можно оставить для неё записку на видном месте, что заходил.
— Понял, ма! — столь же громко откликнулся сын. — Теперь так и буду делать!
Инга Сергеевна заговорщицки улыбнулась и, вытянув руку, погладила рослого сына по голове.
— Пойдем, покормлю. Проголодался небось.
— Ага, — подтвердил Иван.
Они вошли в кухню.
— Ма, а тебе не кажется, что наша бабушка последние дни вообще какая-то странная? — наугад осторожно поинтересовался он.
— В каком смысле? — подняла брови Инга Сергеевна.
— Ну, запирается постоянно, — вкрадчиво продолжал Иван. — Плейер вдруг стала у меня брать и слушать что-то. Вас сегодня перепугала на пустом месте. Может, в её возрасте вредно плейер слушать? Вдруг он на неё как-нибудь не так действует.
Мать пристально на него посмотрела:
— И тебе не стыдно?
— А чего мне стыдиться? — не понял сын.
— Пожалел какой-то паршивый плейер родной бабушке, — укоряюще покачала головой мать. — А она столько с тобой занималась…
— Мама! — возмутился Иван. «И как эти взрослые умудряются все перевернуть с ног на голову?» — в который раз изумился он. А вслух произнес: — Ничего мне не жалко. Пусть хоть совсем заберет. Просто я за неё волнуюсь. Она действительно стала странная.
— Ваня, — вполголоса отозвалась мать. — Конечно, я понимаю. Характер у бабушки не из легких. Но ведь она не молодеет, а стареет. Естественно, у неё появляются странности. И характер лучше не становится. Учись терпению.
— Мама, опять ты меня не поняла, — вздохнул Пуаро. — Это не просто странности, она другая какая-то стала.
— Я уже все сказала, — устало отозвалась Инга Сергеевна. — С этим поделать ничего нельзя. А ты уже почти взрослый: учись терпению.
— Ладно, ма, — Иван окончательно убедился, что она ровным счетом ничего не замечает.
За обедом Инга Сергеевна начала расспрашивать его о школе и о Екатерине Дмитриевне Рогалевой-Кривицкой, которая была её старой знакомой. Благодаря этому Иван и попал после переезда на Ленинградский проспект в экспериментальную авторскую школу «Пирамида». Отвечал он сейчас на вопросы матери совершенно автоматически, ибо все его мысли были о Генриетте Густавовне. «Надо же, — думал Пуаро. — Сразу заметила исчезновение плейера. Значит, это ей действительно важно. Может, действительно, мать права, и у бабушки начались старческие причуды?»
И все-таки Иван был почти уверен, что дело в другом. Генриетте Густавовне явно чем-то очень важна эта запись с шумом моря и тиканьем. «Сказать матери или нет?» — колебался мальчик. Однако, поразмыслив, все-таки поостерегся ставить Ингу Сергеевну в известность о своих опасениях. Если она ничего сама не замечает, то наверняка ей и это покажется полной чепухой.
Когда он уже сел за уроки, вернулся отец. Сняв дубленку, Константин Леонидович тут же подошел к двери комнаты Генриетты Густавовны и постучал.
— Кто там? — сухо осведомилась она.
— Это я. Константин. Откройте, пожалуйста. Принес вам игрушку.
Иван выбежал в коридор. В руках у отца отливал серебром новенький плейер. Бабушка открыла дверь.
— Вот. Пользуйтесь на здоровье, — протянул ей подарок Константин Леонидович.
Лицо Генриетты Густавовны озарила счастливейшая из улыбок.
— Константин, — с восторгом выдохнула она. — Вот уж не ожидала. Большое, большое вам спасибо!
И бабушка, обняв плейер и наушники, вновь закрыла дверь. Константин Леонидович, подмигнув сыну, направился в гостиную:
— Инга, я после прогулки жутко голодный!
Совершенно потрясенный Иван возвратился к себе. Раньше после подобного конфликта бабушка ещё бы весь вечер на отца дулась. И никакими подарками её было не задобрить.
«Позвоню-ка я Марго, — потянулся он к трубке. — Во-первых, мы так договаривались, а во-вторых, может, она что-нибудь узнала у Ариадны Оттобальдовны».
Едва услыхав его голос, девочка воскликнула:
— Как раз собиралась тебе звонить. У тебя все в порядке?
— Да одним словом не скажешь, — ответил Пуаро. — Ты-то что-нибудь выяснила?
— Выяснила, — отозвалась Марго. — Бабушка твоя действительно партизанит.
Глава V.
ПОГОНЯ
B каком смысле партизанит? — не понял Иван.
— В таком, — усмехнулась Марго, — что моя бабушка, по-моему, даже на неё обиделась.
— А что случилось? — насторожился Иван.
— Да понимаешь, Ваня, — начала объяснять девочка, — они сегодня утром действительно созвонились. Ну, моя бабушка и решила выяснить, что за лекции твоя посещает. Знаешь ведь, как она интересуется всякими нетрадиционными методами лечения.
— Знаю, — подтвердил Иван.
— Ну, так вот, — продолжала Маргарита, — Генриетта Густавовна раньше все ей рассказывала про любой свой чих. А тут стоило моей бабушке задать вопрос, начала переводить разговор на другую тему. Но мою так просто с толку не собьешь. И она опять лекциями поинтересовалась.
— И моя бабка ей рассказала? — спросил Иван.
— Как бы не так, — вынуждена была разочаровать его Марго. — Она просто заявила моей: «Ах, Адочка, вам это будет совершенно неинтересно!»
— Ничего себе! — вырвалось у Ивана.
— А у моей, естественно, любопытство совсем разыгралось, и она говорит: «Наоборот, мне будет очень интересно, возьмите меня с собой». И тут… — Марго выдержала короткую паузу. — Ваня, я, конечно, сама не слышала, передаю с бабушкиных слов. Но она обычно мне не врет. И если ей верить, Генриетта Густавовна вела себя так, будто речь идет не о каких-то лекциях, а о членстве в закрытом элитном клубе или о пропуске на секретный военный завод, где делают стратегическое оружие. В общем, она пообещала моей бабушке узнать, можно ли ей туда. А когда бабушка попыталась обратить все в шутку и снова что-то спросила по поводу лекций, твоя ответила, что вообще-то очень торопится в магазин и позвонит позже.
— И, естественно, больше не позвонила? — хмыкнул Иван.
— Естественно, — подтвердила его собеседница. — Правда, этому можно найти объяснение: после прихода из магазина ей стало не до того. Если ты помнишь, твой папа послал её к нам.
— Ах, ну да, — сообразил Пуаро. — Надеюсь, что хоть при личной-то встрече Ариадна Оттобальдовна вытянула из неё какую-нибудь информацию?
— Держи карман шире, — вновь разочаровала его девочка. — Уж не знаю, может, твоя бабушка и впрямь сильно переволновалась, но, по словам моей бабушки, разговаривать с ней было совсем невозможно. Она постоянно хваталась за сердце и твердила, что «второго ограбления не переживет».
