Артем Кораблев - Охота на привидений

Я сначала не понял, кто это, а когда до меня дошло, волосы на голове встали дыбом, больше от изумления, чем от стра­ха. Прямо передо мной сидел мелкий бес.

Что это он и есть, я догадался сразу, пото­му что он в точности подходил под описа­ние Максимыча — худой, страшный и злой, да еще в курточке. Крысячьего хвос­та я не видел, потому что бес на нем сидел. И тут я закричал, потому что этот бес на меня прыгнул. В испуге я откинулся на­зад и треснулся затылком об еще одну стенку ямы, а бес опустился мне прямо на грудь. Я его не видел, но чувствовал и, превозмогая ужас, схватил и сжал его обе­ими руками.

Бес заверещал, как котенок, которому сделали больно, острые коготки впились в кисти моих рук, и я почувствовал, насколь­ко они слабы. А тельце беса было просто тщедушным, тоненькие ребрышки прощу­пывались под тканью его курточки и так и ходили у меня под пальцами. Каким-то чудом я не раздавил его сразу. Он продол­жал жалобно пищать, ужас мой сразу же испарился, сменившись одним изумлением. Я ослабил хватку и, не выпуская странное существо из левой руки, осветил его фона­риком.

В который уже раз мне стало стыдно — я держал в руке маленького перепуганного котенка, которого кто-то, видимо ради смеха, нарядил в шутовской наряд. Коте­нок был весь какой-то задрипанный, шер­стка на голове прекоротенькая, словно плюшевая, хвост и впрямь крысячий, лап­ки тонюсенькие, сам тощий, а сквозь курточку проступает маленькое круглое пузико. В общем — смотреть жалко. А уж морда-то у него до чего страшненькая, мымрястая, я таких никогда и не видал. И тут вдруг до меня дошло, что это за ко­тенок. «Да это же Ганнибал!» — сказал я даже вслух от изумления. Я совсем отпус­тил его и стал тихонько почесывать меж ушей. Бедняга тыкался мне своей голов­кой в руку и урчал от благодарности, как маленький тракторишко. Настроение у меня поднялось, кроме теплого чувства к малышу я испытывал еще и радость, что нашел его и могу теперь вернуть Светке.

Однако надо было выбираться из ямы. Я сунул Ганнибала за пазуху и поднялся на ноги, опираясь о стены ямы. Под нога­ми у меня опять что-то затрещало и за­хрустело. Я посветил туда фонариком и не понял, что это за обломки и рухлядь. При­шлось опуститься на корточки.

О Господи! Из обломков полуистлевших досок прямо в меня острием торчал оско­лок — часть довольно толстой кости, обер­нутый какой-то тряпкой. Уже догадыва­ясь об истине, я направил луч фонарика вперед вдоль дна узкой ямы и убедился, что сижу на старом гробе в разрытой моги­ле. Ощущение ужаса вновь вытеснило все другие чувства из моей груди.

Я потревожил чьи-то останки, пусть не­вольно, и случилось это в полночь на оди­ноком кладбище. Мне стало совсем не по себе. Лучшее, что я мог придумать в таком положении, — это поскорее выбраться от­сюда. Тем более, что и цель моя, ради ко­торой я сюда приперся в полночный час, также не могла быть достигнута в таком положении. Не мог же я наблюдать за склепом Куделина, сидя на дне разверстой могилы.

Выбраться было необходимо, но как? До верхнего края ямы дотянуться я не мог никаким образом, она была слишком глу­бока. Если бы у меня был нож, я бы мог вырубить в стенках ямы ступеньки и под­няться по ним, но как раз нож-то я и поте­рял. Оставалось только попробовать под­няться, упираясь ногами и руками в проти­воположные стенки ямы, как это делают герои многих боевиков и триллеров. Пона­чалу у меня даже вроде бы получалось, но, не поднявшись и на треть глубины, я ос­кользнулся на обледенелой стенке, поле­тел вниз и опять хряпнулся спиной, да еще больно напоролся левой половинкой моего мягкого места на торчащий острый обломок кости покойника. Хорошо еще, что я не успел достаточно высоко поднять­ся, а то наверняка пропорол бы себе зад до крови, кто его знает, какие бактерии жи­вут на этих останках! Оклемавшись, я по­пробовал еще и еще в других местах ямы и все с тем же успехом, только острых кос­тей там не было. Ганнибал мне мешал ужасно, он и не думал сидеть спокойно за пазухой, а перемещался под свитером, словно крыса в норе. При этом котенок не­щадно цеплялся острыми коготками за мои бока, живот, спину. Да еще я боялся его раздавить при падении. В общем, вы­лезти из этой ловушки мне никак не уда­валось.

Я запыхался и присел на крышку гроба отдохнуть и обдумать свое положение. Ганнибала я выудил из-за пазухи, дабы он прекратил свои колючие упражнения. За­мерзнуть здесь я не боялся: во-первых, на мне была теплая одежда, во вторых, мороз был не сильным, и наконец — я мог сколь­ко угодно продолжать свои попытки вы­браться из ямы, от которых даже уже при-потел. Вот только руки у меня замерзли, перчатки-то я позабыл. Чтобы согреть их, я сунул иззябшие ладони в карманы. В правом что-то зашелестело, я вытащил это «что-то» и возблагодарил судьбу и свою забывчивость. В руке у меня оказал­ся пакетик крекера, тот самый, который я захватил еще утром, отправляясь в гости к бабе Дуне. «Так вот зачем коза лазила ко мне в карман», — неожиданно посетила меня догадка.

Я достал одно маленькое печеньице и уже собирался положить его в рот, как Ганнибал словно ополоумел. Он взвыл, за­урчал и захрипел одновременно, резво взбираясь по моей куртке к кусочку кре­кера. «И впрямь мелкий бес», — понял я заблуждение подслеповатого Максимыча. Никогда я не видел, чтобы котята так себя вели. Я отдал ему печенье, и он с хрустом стал его жрать. Более мягкое слово «есть» явно не передавало сути процесса. Тут до меня дошло, что котенок, видимо, страш­но голоден, раз покусился на кусок сухого печенья, да еще так его пожирает. Дейст­вительно, Максимыч говорил, что бес к нему уже прошлой ночью не являлся. Ви­димо, котенок попал в эту западню еще до прошлой ночи. Я скормил ему половину пакетика, и все он схрустел, не переставая дико урчать, египетское отродье. Затем я снова сунул его за пазуху, и на этот раз он тут же уснул. А я пока еще думал, что бы такое мне предпринять дальше.

Вообще-то бояться было нечего. Конеч­но, меня утром хватятся, будут искать и в конце концов найдут, по следам или еще как-нибудь. Я могу ускорить процесс по­исков, если буду орать. Но мне не хотелось быть найденным, хотелось избежать позо­ра и выбраться самому, к тому же Бог его знает, сколько пройдет времени, прежде чем меня отсюда вытащат. Сидеть на гро­бе, даже в компании котенка, немного удовольствия.

«Какая же скотина разрыла эту моги­лу? — разозлился я и задумался: — А дей­ствительно, какая? И главное, зачем?» Да, это была новая загадка Ворожеева, ко­торую Максимыч и Вовка сразу же припи-

шут к проделкам нечистой силы. Хотел я доказать одно, а получалось совсем дру­гое. Нет, надо было непременно выбирать­ся и выбираться самому.

Я поднялся и вернулся к своим упраж­нениям на стенках ямы. Ничего у меня опять не получалось. Тогда я попробовал другой способ. Я перешел в самое узкое место могилы, уперся спиной в одну стен­ку, а ногами на уровне живота в другую. Перебирая ногами по стене и упираясь спи-ной и руками, я медленно стал пере­двигаться вверх. Дело пошло, через неко­торое время я был почти у края ямы. Прав­да, силы мои были уже на исходе, ноги тряслись, брюшной пресс дрожал, и коте­нок сидел у меня на животе каким-то пу­довым грузом. Я приостановился, чтобы перевести дух и приготовиться к последне­му рывку.

«Ду-у-уня!» — донеслось до меня из ночного далека какое-то слабое, но злове­щее завывание, от которого холодело все внутри, и я чуть опять не полетел вниз. «Ду-у-уня!» — повторилось уже немного ближе и еще более зловеще. «Да кто ж это бабу Дуню среди ночи зовет?» — удивился я, пытаясь найти объяснение таинствен­ным крикам. «Ду-у-ня, чертовка старая, где ты?!» — на сей раз выкрик звучал сер­дито и визгливо. Я попробовал перекрес­титься на всякий пожарный случай даже в этом трудном положении, но забыл слева

направо или справа налево кладется пра­вославными крестное знамение. Пока я вспоминал, мне стало казаться, что навер­ху у края ямы кто-то ходит. Я перекрес­тился кое-как и сделал последнее усилие, чтобы выбраться из могилы.

— Дунька, ведьма рогатая, где тебя черти носят! — отчетливо взвизгнул дре­безжащий голос совсем неподалеку и в тот же миг на фоне неба над краем ямы прямо передо мной возникла страшная рогатая голова.

— Ме-е-е, — проблеяла она мне в лицо. Внутри у меня все оборвалось, я рухнул и вырубился.

Сколько уж я пролежал в беспамятстве на дне могилы, мне сказать трудно. Толь­ко когда я пришел в себя, было уже до­вольно светло, и Ганнибал разгуливал воз­ле моей физиономии, щекоча мне ноздри своим крысячьим хвостом. У меня было такое ощущение, что я просто проснулся, по крайней мере я видел какие-то сны — это точно. К тому же шишки у меня на башке, кроме той, что я заработал при первом падении, не было, и даже шапка не слетела.

Едва я сел, с трудом соображая, где я и что со мной произошло, как до меня опять донеслись какие-то голоса.