Валерий Роньшин - Месть трёх поросят
— Видал? — шепнул Федька Димке.
— Видал, — шепнул Димка Федьке. Если с бородой отцу Афанасию было никак не меньше полтинника, то без бороды ему было никак не больше тридцатника.
Засняв на видеокамеру это чудесное «омоложение», ребята двинулись следом за очередным подозреваемым.
И тот привел их в бильярдную, которая называлась почему-то «Седьмое небо», хотя располагалась в полуподвальном помещении.
В бильярдной висело густое облако табачного дыма. Слышались удары кия о шар, разговоры, смех… Отца Афанасия тут, по-видимому, хорошо знали. Когда он вошел, раздались приветственные возгласы.
Священник, взяв в руки кий, начал гонять шары по зеленому сукну бильярдного стола, точными ударами посылая их в лузы.
Прошло два часа.
Отец Афанасий все так же увлеченно играл. Щеки его раскраснелись. Глаза блестели. Если он и был маньяком, то скорее уж маньяком бильярда.
Мальчишек с непривычки стало мутить от сигаретного дыма. Они уже хотели выйти на улицу глотнуть свежего воздуха, но тут Димка заметил типа с реденькой бородкой и красными, часто моргающими глазками. Того самого, что следил за ним в Курском аэропорту, а потом в Старокозельске разговаривал с шофером автофургона.
— Федька, — промычал сквозь зубы Молодцов, — справа от нас тип, что пас меня в Курске.
Дураков чуть заметно кивнул и, по всем правилам конспирации, посмотрел не направо, а налево. В зеркальную стену. Где и увидел отражение типа.
— Гляди, гляди, Димыч, — тоже промычал сквозь зубы Федька. — Он к отцу Афанасию идёт.
И действительно, тип подошел к священнику и хлопнул того по плечу:
— Здорово, Афоня.
Отец Афанасий обернулся:
— Мухомор?!
— Он самый.
— Давно откинулся?
— Месяц как с кичи.
— Димыч, о чем это они? — прошептал Дураков.
Молодцов без труда перевел с «фени» на русский:
— Поп спросил: «Давно освободился?» А тип ответил: «Месяц как из колонии».
— Пошли, Афоня, бухнем, — предложил Мухомор.
Они направились к стойке бара в углу зала. Сели на высокие табуреты.
— Эй, кореш, — щелкнул пальцами Мухомор, подзывая бармена. — Водяра есть?
— А как же! — подскочил к нему бармен. — «Пшеничная», «Столичная», «Батька Махно», «Кремлевская де люкс»… Чего желаете?
— «Батьку Махно», — выбрал Мухомор. — Точно, Афоня?
— Я теперь не пью, — сказал отец Афанасий.
— Ха-ха-ха! — громко захохотал Мухомор, словно услышал удачную шутку. — Ну ты, Афоня, комик!
— Я правда не пью.
Мухомор, перестав смеяться, недоверчиво уставился на священника:
— Без балды?
— Без балды. — Отец Афанасий обратился к бармену: — А молока у вас нет?
— Молока? — повторил бармен. — Нет, молоко не держим. Из безалкогольных напитков — только кока-кола.
— Ну дайте кока-колы.
Бармен протянул священнику банку колы, а Мухомору бутылку водки. Мухомор налил себе стопку до краев и выпил ее одним махом.
— У-ух! Хорошо пошла. — Он закурил и протянул пачку священнику: — На, отравись, Афоня.
— Спасибо. Я бросил курить. Мухомор снова посмотрел недоверчиво:
— Горбатого лепишь, братан.
— Вот тебе крест, — перекрестился отец Афанасий.
— Ну ты, Афоня, отмочил. — Мухомор опрокинул в себя еще одну стопку. — Кирять и смолить бросил. А помнишь, как мы с тобой киряли по-черному?
— Помню, — ответил священник, попивая кока-колу. — Но теперь это в прошлом. Я стал другим человеком.
— Как это — другим? — не понял Мухомор.
— Мне открылась истинная суть вещей. Мухомор опять не понял. Но на сей раз уточнять не стал.
— Ладно, братан, замнем для ясности. Ты мне лучше вот что скажи: бабок хочешь огрести? Тут дельце одно намечается…
Димка с Федькой придвинулись ближе к стойке, делая вид, что с интересом наблюдают за игрой в зале.
— Слушай сюда, Афоня. — Мухомор понизил голос (а ребята навострили уши). — Я недавно Таракана встретил. Ты ведь его заешь?..
— Знаю, — кивнул священник.
— Так вот, Таракан базарил, что Игрок приличные бабки обещал отстегнуть за одно дельце… Ты ведь Игрока знаешь?
— Знаю, — вторично кивнул отец Афанасий.
Мухомор воровато огляделся. И продолжил:
— Игроку самому западло на дело идти. Вот он Таракану и предложил. А тот мне. Мы бы с ним это дельце по-шустрому обтяпали, да оба сейчас под ментовским надзором, как недавно освободившиеся. А ты, я так понимаю, — чистый. И дельце почти по твоей части — картинку стырить. Ты ведь «клюквенник»…
— Церковный вор, — тихонько перевел Молодцов.
— Только давай, Афоня, сразу договоримся, — продолжал Мухомор. — Таракан и я тоже в доле. Понял, да? Но на дело идешь один ты. Заметано?
— Нет, не заметано, — ответил отец Афанасий.
— Да ты погоди отказываться, — заспешил Мухомор. — Игрок не деревянными платит, а баксами.
— А мне без разницы. Я завязал.
— Чё, в натуре? — вытаращился Мухомор.
— В натуре, — подтвердил священник. Мухомор был явно раздосадован.
— Ты нам весь кайф ломаешь, Афоня. Я на тебя так надеялся.
— Надеяться надо не на меня, Мухомор, — наставительно произнес отец Афанасий. — А на бога.
Мухомор хлопнул еще одну стопку водки.
— Ладно, Афоня, хорош придуривать. Говори прямо — сколько ты хочешь?
— Нисколько. Деньги меня больше не интересуют.
— Бабки не интересуют?.. — вновь вытаращился на священника Мухомор. — Ну ты даешь, Афоня.
— Деньги не самое главное в жизни.
— А что же главное?
— Душа.
— Чегоо-о?
— Душа, — повторил отец Афанасий. — И еще бог.
— Чё-то я не въезжаю, братан. Я тебе про Фому толкую, а ты мне про Ерёму, — удивленно глядя на отца Афанасия, сказал Мухомор.
— Я тебе не про Ерёму, а про Господа Бога, — поправил отец Афанасий..
Мухомор, пьяно хихикнув, погрозил священнику пальцем:
— Ты, Афоня, хитрец, как я погляжу. Сам церкви чистил, а сейчас про бога базаришь.
— Чистил, грешен, — не спорил отец Афанасий. — А теперь смиренно замаливаю свой грех.
— И давно замаливаешь?
— С тех пор как одну церквушку под Владимиром собрался обчистить. Я уже все иконы со стен поснимал и хотел было отвалить. И вдруг вижу, спускаются ко мне из-под самого купола… Кто бы ты думал, Мухомор?..
— Менты поганые!
— Нет, Мухомор, ангелы небесные. Спустились на крылышках и говорят: «Иди, Афоня, в монастырь, грехи свои тяжкие замаливать». И я пошел в монастырь, сделавшись там послушником. А потом закончил семинарию и был направлен сюда, под Курск. Батюшкой в сельскую церковь…
— Фуфло гонишь! — убежденно произнес Мухомор.
Отец Афанасий торжественно перекрестился:
— Святой истинный крест, не фуфло. И ты, Мухомор, ступай в монастырь. Пора тебе о душе подумать.
Но Мухомор думал совсем о другом.
— Слышь, Афоня, — торопливо заговорил он, — ты ведь в ментуру не настучишь насчет дельца с картинкой? — Мухомор по-собачьи заглядывал священнику в глаза. — Не настучишь, а?..
— Бог тебе судья, Мухомор, — вздохнул отец Афанасий.
— Значит, базара не было, да? Я тебе ничего не предлагал. Покедова, братан.
И Мухомор быстренько слинял из бильярдной.
— Федька, дуй за ним, — распорядился Димка.
Дураков, кивнув, убежал. Но не прошло и минуты, как вернулся.
— Блин! — сказал Федька. — У него тачка!
— А ты номер не посмотрел?
— Он его грязью залепил.
Отец Афанасий между тем, допив кока-колу и поиграв еще немного, отправился в дом на окраине. Пробыл он там недолго. Уже через пять минут вышел оттуда священником. То есть в рясе и с бородой. И поехал назад. В Хлевное.
Глава 13
Привидение в красном платье
— Похоже, что отец Афанасий тоже не маньяк, — сказал Молодцов. Ребята снова сидели у реки, на своем обычном месте.
Дуракову ох как не хотелось снимать подозрений со священника. Тем более что тот был последним подозреваемым.
— Ну а зачем он тогда по четвергам в Старокозельск мотается?! — с жаром спросил Федька.
— Ты же сам видел. В бильярд играть.
— А рясу зачем снимает?
— Так в рясе играть неудобно. Кий за нее цепляться будет.
— Ну а накладная борода ему на фига? — по сдавался Дураков.
— Да, с бородой непонятно, — признал Молодцов.
По небу ползли тучи. Было пасмурно.
На душе у Димки тоже было пасмурно, «Дело о старокозельском маньяке» явно зашло в тупик. Разговор отца Афанасия и Мухомора, конечно, подозрительный, но к убийствам в Старокозельске не имеет никакого отношения. Ясно, что ни тот ни другой — не маньяки. Ну а кто ж тогда маньяк?..
Молодцов вздохнул.
— Полный отстой, — сказал он. Дураков был настроен более оптимистично.
— Да какой отстой, Димыч? Наоборот, круто! Первое дело — и такое запутанное. Это же — зашибись!
