Роман Грачёв - Томка и рассвет мертвецов

Роман Грачев

Томка и рассвет мертвецов

Изгой

Холодрыга.

Это единственное, что он чувствует, проснувшись.

Холод собачий. Просто до самых потаенных уголков организма.

Все дело в том, что на нем только толстовка с длинным рукавом и джинсы. А конец ноября. По здравому рассуждению, явно не хватает верхней одежды — например, демисезонной куртки, пусть не очень теплой, но с капюшоном. Ведь и зимы еще как таковой нет. Зима нынче запаздывает. Температура по утрам что-то около нуля, максимум минус два-три градуса. К обеду все тает. Поэтому он так легко и оделся, не думал, что проснется возле забора у черта на рогах.

Кстати, где он?

Он смотрит вокруг, но перед глазами все плывет, он не может сфокусироваться. Видит лишь блуждающие огни и слышит зловещее шипение. Это автомобили. Значит, где-то тут дорога, а если есть дорога, то она обязательно куда-нибудь приведет. Стало быть, он не в снежной пустыне, и есть все шансы выбраться из передряги в относительно добром здравии.

Но, черт, как же ему паршиво! В каждой клеточке тела — вопль. В голове колокола звонят обедню, во рту смрад и тлен, ног не чувствует, руки озябли. И спина… где у нас спина?

Ага, она прямо на снегу. Звездное небо равнодушно взирает с высоты.

Он пытается приподняться. Не получается. Тогда он вытягивает руку и цепляется пальцами за рабицу. Да, он валяется возле металлической изгороди. Сейчас встанет хотя бы на колени, оценит длину забора и узнает, что он огораживает.

На колени подняться удается, но содержимое желудка тут же устремляется на свободу. Снег украшает мерзкая темная жижа. Полощет долго. Ему кажется, что внутренние органы потянулись вслед за ужином, что скоро он оставит тут на снегу всё, что плохо закреплено внутри тела. Так всегда кажется, уж ему ли не знать. Столько выпил за полгода. Дни, в которые он оставался трезвым, можно пересчитать по пальцам двух рук.

Лечебное полоскание вскоре заканчивается. Еще пара последних спазмов, и организм примиряется с реальностью. Успокаивается. Он поднимается на ноги, продолжая держаться за рабицу тремя пальцами. Пальцы примерзают, их пронзает боль. Он одергивает руку, пытается немного подышать на нее. Слабенькая реабилитация, но выбора нет.

Он смотрит в одну сторону, потом в другую. Забор ограждает двор между пятиэтажными жилыми домами. Сетка тянется метров на двести. Три дома стоят параллельно друг другу. Огней в окнах немного, стало быть, время уже за полночь, большинство мирных обывателей наелись тефтелей и спят.

Он проводит рукой по лицу. Жизнь понемногу возвращается в его аморфное тело. Сколько же он принял?

Литр вискаря, не меньше. На столе было полно закуски и других, менее тяжелых, напитков. Но он накидался как последний студент, повелся на предложение приятеля «оперировать исключительно серьезными жидкостями». Чертов интеллектуал, шампанским побрезговал, на вино даже не посмотрел, а приятель с первых же минут стал наполнять его рюмку как робот на конвейере. Сам наверняка тоже ушел в небытие, но работу свою поганую сделать успел — напоил. Да воздастся ему по делам его, пусть он проснется не в теплой постели с женой, а в заднице у дьявола, где не сможет вымолить ни капли воды поутру.

Он улыбается. Несмотря на чудовищное состояние и положение, он находит силы хохмить. Это радует.

Он проверяет содержимое карманов. Делает невероятное открытие: и телефон, и бумажник на месте. На месте!!! Злая неведомая сила принесла его сюда, на самую окраину города, но при этом сохранила все необходимые для жизни аксессуары. Не остановил бродягу ни экипаж ДПС (бывали времена, когда эти сволочи из воронков обдирали его, пьяного, как липку, не оставляя даже спичек), ни хулиганье, ни случайные прохожие. Никто!

Он вынимает озябшими руками бумажник, с трудом распахивает, пересчитывает купюры. Деньги на месте. До того момента, как он присел за столик с армейскими друзьями, в его кассе насчитывалось тысячи три с мелочью, теперь же оставалось около двух. Значит, жратву и выпивку он все-таки оплатил, не сбежал. И на такси хватит.

Ха! В левом переднем кармане джинсов, где лежали ключи от дома, он обнаруживает смятую пачку сигарет. И в ней, кажется, осталось несколько штук. И даже зажигалка тут! Мимоходом он обращает внимание на часы, болтающиеся на запястье. Еще один уязвимый аксессуар. Наручные часы у него долго не живут: либо бьются, либо теряются, либо становятся чьей-нибудь добычей. Он подносит циферблат к глазам, но ничего не может рассмотреть, потому что стекло запотело. Он стучит по нему пальцем.

Ладно, ребята, чудес на сегодня хватит. Ангел-Хранитель вернулся к своим обязанностям. Респект, братишка, в долгу не останусь…

Закурить?

Ну, попробуем.

Он не без мучений высекает пламя из зажигалки, прикуривает, делает пару затяжек.

О, нет…

Голова плывет. Кружится все — забор, дома, целая планета. Он бросает сигарету в снег и тут же падает сам, успевая выставить вперед руки.

Еще десять минут небытия. Он поднимается. С курением на ближайшее время покончено. Надо выбираться отсюда.

М-да, легко сказать.

Поймать машину в таком физическом состоянии — дело почти безнадежное. И о чем он только думал!

Он не может сообразить, на какую улицу выбрался. Судя по силуэтам домов, это не центр. Далеко не центр. Скорее, промышленная окраина. В торце улицы даже видно какое-то очень высокое здание с большими часами на фронтоне — это знакомая готическая проходная большого завода. Одно из двух: либо это Ленинский район, либо Металлургический. В первом случае у него есть шансы вернуться домой целым и невредимым, во втором — пятьдесят на пятьдесят. Металлургический район — практически город-спутник, отделенный от основного жилого и делового массива многокилометровым промышленным поясом. В ночное время совершать марш-броски на такое приличное расстояние рискованно, даже если ты абсолютно трезвый, а уж в его сегодняшнем состоянии приятного совсем мало.

Он стоит на обочине, пытаясь стабилизироваться в пространстве. Избавиться от покачивания никак не удается. Сейчас только не хватает ментовского воронка. Подрулят, примут его, такого счастливого и неприкаянного, и фамилии не спросят. Но деваться некуда, не возвращаться же обратно во двор, тем более что ни в один подъезд не войдешь, чтобы согреться, везде эти чертовы домофоны.

Итак, он качается, но стоит твердо. Сбоку его подпирает небольшой снежный бруствер. Если что, падать будет комфортно.

От здания заводоуправления на большой скорости несется машина. Не останавливается. За ней почти сразу появляется вторая. Тот же результат. Точнее, она слегка притормаживает, но, очевидно, водителю не внушает доверия вид потенциального пассажира. Ничего, потерпим, и не такое терпели.

Третий автомобиль, появившийся только минут через пять после предыдущего, сбавляет скорость. Какая-то иномарка, в темноте не очень понятно. Да и не важно.

Он открывает дверцу. На него участливо смотрит молодой человек в легкой куртке. В салоне тепло и уютно. Мигает огоньками приборная доска, в магнитоле что-то играет. Так хочется сесть и уехать.

— Давай, прыгай, бедолага! Куда тебе?

— Эээ… МММ…

Увы, здесь его ожидает еще одно открытие, совсем неприятное. Конечно, все самое необходимое он проверил — и бумажник, и сигареты, и часы — и остался доволен. А вот работоспособность речевого аппарата оценить не удосужился.

Он пытается выдавить хоть один связный звук, но не может! Адрес простой, всего два слова — «университет» и «солнечная», но его словно парализовало. Он виновато опускает голову, делает вдох, выдох, берет необходимую паузу… ну, всего два слова, кретин, ты их произносил миллион раз. Ну!

Нет, ничего. Словно заклинило какой-то переключатель, соединявший рот с головным мозгом. Кажется, спроси у него сейчас об имени и фамилии, он не ответит.

С невыразимой скорбью он машет рукой водителю и закрывает дверцу. Машина уезжает.

Боже, какое позорище.

В растерянности он стоит у снежного бруствера на обочине. Время и пространство снова зависают. Он ничего не хочет. Точнее, ничего кроме одного — проснуться в своей теплой постели неделей раньше, до встречи с Ястребом.

Впереди маячат огни следующей машины. Повторять опыт или полагаться на собственные ноги? До дома пилить далеко, километров пятнадцать, и на нем по-прежнему лишь толстовка с длинным рукавом и тонкие летние джинсы. Хотя к холоду он начинает привыкать.

Он принимает решение за пару секунд до того, как автомобиль сбавляет скорость. Он машет рукой — «спасибо, не нужно, проезжай!».

Он засовывает руки в карманы. Втягивает голову в плечи. Перебирается через сугроб, нащупывает под ногами твердую поверхность тротуара…