Жорж Байяр - Школа Детективов

Школа Детективов

1

 Эй, ребята! Слышали новость?

Что за новость?

Гоб-Шлеп заболел.

Шутишь!

Ей-богу! Я как в школу шел, видел около его дома машину врача, мадам Гоблен как раз его провожала…

Здорово! Стало быть, контрольная по географии накрылась!

Не радуйтесь раньше времени! Ты что, не знаешь, на что он способен? Пришлет Меону тему, и кто-нибудь из учителей устроит-таки нам эту контрольную.

Улица Рампар едва начинала просыпаться; хотя было уже восемь часов, она выглядела совсем безлюдной и тихой, как на рассвете. Легкий ветерок шевелил листья плюща, на которых поблескивали лучи неяркого апрельского солнца. Перед коллежем городка Н. толпились мальчишки, ожидая, когда откроются ворота. Пройдет десять минут, и Цербер, привалившись к тяжелой решетке, пробурчит обычное: «Потише, господа, потише», — не надеясь, впрочем, сдержать поток шалопаев, норовящих успеть перед началом уроков лишний раз сыграть в шарики.

Леон Бавер — тот, кто принес отрадную весть о болезни мсье Гоблена, учителя географии и истории — обвел сверстников взглядом, в котором светился триумф. Темные, чересчур длинные, вечно нечесаные волосы падали ему на лоб, В свои пятнадцать лет он уже второй год сидел в третьем классе[1], но старался походить на старшеклассников, а потому презирал ранец и носил учебники в пачке, перетянутой ремнем. Бледное лицо, маленькие темные глаза под густыми ресницами и тонкие губы, всегда искривленные в иронической усмешке, не пробуждали к нему симпатии.

Ребята расступились, чтобы пропустить еще одного, вновь пришедшего мальчика со светлыми, коротко подстриженными волосами. Его волевой подбородок выдавал спокойную силу, а хорошо развитый торс свидетельствовал о проворстве и ловкости.

Привет, Боб! Слышал, что Бавер говорит? Гоб-Шлеп заболел.

Робер Манье — для всего коллежа Боб — обменялся с друзьями энергичными рукопожатиями, уверенно глядя при этом в глаза каждому; так хороший патрон здоровается с подчиненными. Это в общем соответствовало истинному положению дел. Боб не просто был заводилой в своем третьем классе: он являлся еще капитаном футбольной команды, в которой играли и «старики» из второго и первого классов.

Здорово, да? Наверно, будет пустой урок… Конечно, если кто-нибудь из учителей не заставит нас писать контрольную. Что тогда?

Жалко, если так. В последний раз Гоб-Шлеп был в хорошей форме. Чуть не побил собственный рекорд… не-прали?

Его слова были встречены взрывом хохота. Мсье Гоблен, в общем-то человек славный, за свое невероятное простодушие получил кличку Гоб-Шлеп, которую школьные остроумцы произвели от его фамилии. Эту особенность его характера дополняла привычка, весьма развлекавшая учеников На уроках: в каждую фразу он обязательно вставлял «не правда ли?», которое из-за хронического насморка превращалось в «не-прали?». Весь класс на его уроках занят был тем, что старательно вел учет этим «не-прали?» Пока что рекорд держался на цифре сто пятьдесят семь.

Боб подождал, пока стихнет смех, потом, ни к кому в отдельности не обращаясь, спросил:

А что, Лулу здесь?

Нет, ты же знаешь, он в лаборатории. У нас сегодня первый урок — химия. Он пошел готовить химикаты, — ответил невысокий рыжеволосый мальчик, который из-за смешного носа картошкой и темных, очень живых глаз-бусинок носил прозвище Патош — в честь знаменитого клоуна из фильма про цирк.

А зачем он тебе? — вмешался Бавер, глядя на Боба еще насмешливее, чем всегда. — Все еще собираешься поставить его в центр? Я ведь тебе говорил, что будет тогда…

Слушай, старик, ты что, совсем идиот? — перебил его Робер. — Лулу на поле куда быстрей тебя, а ты будешь как полусредний полезнее, чем как центральный нападающий. Люсьен одинаково сильно бьет и с правой, и с левой!.. И вообще, кто у нас капитан? Кстати, все остальные со мной согласны!

Что ж, посмотрим! — процедил Бавер, разозленный тем, что «остальные», как обычно, поддержали Робера. — Предпочитаешь взять в команду чужака? Выскочку, который всего год как здесь появился! Нет, это мне нравится! Все прямо готовы на шее у него виснуть. Даже Лори, на что взрослый человек и учитель. Это надо было слышать, как он: «мсье», «мсье»!.. И кому? Люсьену Дюмарбру — лабораторному мальчику!..

Ну и что? Если он считает, что Люсьен этого стоит…

Не смеши меня, слушай!.. Предлагаю звать его, твоего центрального нападающего, Лулу-Любимчик!.. Погоди, вот придет черед играть с Амьенским лицеем, ты увидишь, как он будет опекать Бавуана. То-то повеселимся тогда! Девчонка он, твой Лулу, вот что!..

Давненько Нибаль не радовал нас своим дивным голоском! — ехидно воскликнул Патош.

Мальчик, которого он перебил, покраснел так, что на его щекастом лице проступили веснушки. Фальцет, на который Нибаль то и дело срывался и который время от времени превращал его речь в петушиный крик, был для него предметом постоянных огорчений.

Спор был прерван появлением привратника Цербера. Мальчишки, чтобы его позлить, тут же сгрудились у решетки и принялись изо всех сил трясти ее.

Тише, господа, тише! — заверещал кто-то, а привратник пробормотал себе под нос невнятные слова, которые не были, конечно, услышаны шумным сборищем; впрочем, будь они услышаны, они не были бы оценены: в них он выразил свое стойкое мнение относительно скверного воспитания нынешней молодежи…

Звонок, возвестивший начало уроков, прозвенел уже добрых пять минут назад. Во дворе остался один только третий класс, в нерешительности толпившийся перед входом в кабинет естествознания.

Робер бросил взгляд на свои наручные часы и голосом, которому нельзя было не подчиниться — благодаря этому голосу он и завоевал свой авторитет вожака, — решительно произнес:

Парни, пошли! Если Меон заметит, что Лори все еще нет, будет скандал.

За последние два года не было случая, чтобы учитель естествознания опоздал к началу урока. Директор коллежа шуток тут не терпел: все, будь то преподаватель или ученик, должны являться на занятия вовремя. К Лори ребята питали симпатию, а потому заторопились в класс, чтобы не привлекать зря внимание^ Меона, как все звали директора.

Через минуту-другую появился и Лори. Вид у него был хмурый и озабоченный, и ребята сразу поняли: что-то не так. Разэн, первый шутник в классе, умевший острить с каменным лицом, прошептал, нагнувшись к Роберу:

Видно, перекись ангидрида нынче скисла…

Обычно перед тем, как повесить на вешалку свою черную шляпу, Лори оборачивался к классу и обводил его мрачновато-лукавым взглядом. Это было что-то вроде тайного сигнала: «Ну-ка, ребятки, за дело!» И, завороженные его умными серыми глазами, ученики не могли сдержать ответной улыбки. Контакт был создан; мсье Лори, удовлетворенный, потирал руки. Он был среди прочих учителей «парень что надо». Любой урок: химию, физику, естествознание, — он вел как живую беседу, увлекая всех своим пламенным красноречием. Слушать его было одно удовольствие.

С Лори, — заметил однажды Разэн, — мне все время кажется, что я могу запросто переплюнуть Эйнштейна. Ей-богу!..

Но на сей раз мсье Лори повесил шляпу, не глядя на класс, затем швырнул на стол свой портфель, оперся на него обеими руками, покачался на пятках и устремил взгляд в* какую-то точку на противоположной стене.

Господа., я разочарован!

По рядам пробежал изумленный шепот. Если Лори назвал их «господами», значит, дело дрянь. Обычно, начиная урок, он обращался к ним по-другому — «ребятки»… Авторитет Лори и симпатия, которую он внушал, были так велики, что мальчишки сразу почувствовали себя виноватыми, отчаянно пытаясь понять — в чем?

Господа, я разочарован, и вот почему. Завхоз коллежа сделал мне замечание, что в лаборатории необычайно быстро расходуются химикаты… К сожалению, это действительно так. Господа… вы — рас-то-чи-те-ли! И, еще хуже, вы разбазариваете их со-зна-тель-но!

Сказав это, он глубоко вздохнул и обвел своих учеников опечаленным взглядом. Ропот протеста и возмущения прошел по рядам; но Лори поднял руку, и в классе опять воцарилась напряженная тишина.

Я отвечаю за свои слова! Ваш товарищ, Люсьен Дю-марбр, только что сообщил мне, что исчез целый литр азотной кислоты. Слышите: целый литр! Бутыль была распечатана всего две недели назад… Я мог бы перечислять пропажи, но это займет много времени. Господа, я взываю к вашей честности… Ответьте мне: кто это сделал?

Смех, которым взорвался класс, постороннему человеку показался бы в высшей степени неуместным. Лори сам с трудом удержался, чтобы не улыбнуться.

Его уважали, и для этого ему не было необходимости быть слишком строгим. Ученикам своим он позволял даже порезвиться — в разумных пределах, конечно. У них, например, была любимая шутка: стоило кому-то задать вопрос, начинающийся словами: «Кто это сделал…»— как тут же следовал дружный ответ: «Конечно, Клистирщик, мсье!»