Лилиан Браун - Кот, который сигналил

Лилиан Джексон Браун

Кот, который сигналил

ОДИН

Машинист дал сигнал. Гудок дважды пронзительно прогудел, и старый паровоз – прославленная «девятка», – пыхтя и дымя, отошёл от платформы, волоча за собой пассажирские вагоны. Он напоминал чёрного гиганта с шестью огромными колёсами, движимыми непрерывными толчками шатунов. Машинист, высунувшись из кабины и держа левую руку на дросселе, не спускал глаз с рельсов; кочегар подкидывал угля в топку; из паровозной трубы вырывался чёрный дым, – сценка из прошлого, да и только!

Однако дело происходило в самой что ни на есть современности. В один из воскресных дней тридцать шесть уважаемых граждан Мускаунти собрались на железнодорожном вокзале Содаст-сити, чтобы, выплатив по пятьсот долларов, прокатиться на старой «девятке». Это был первый пробег исторического паровоза с тех пор, как его, отыскав на свалке металлолома, привели в порядок; цена билета включала в себя обед с шампанским в отреставрированном вагоне-ресторане, а вся выручка от продажи шла в стипендионный фонд нового колледжа округа. Участники этой благотворительной акции освобождались от уплаты некоторых налогов.

Когда звякнул медный колокольчик, кондуктор со строгим лицом прошёлся по платформе и пробасил: «Объявляется посадка на поезд, следующий по маршруту: Кеннебек, Пикакс, Литл-Хоуп. Блэк-Крик, Джанкшен, Локмастер и далее на юг со всеми остановками!» Спустили жёлтую лесенку, и разодетые пассажиры поднялись в вагон-ресторан, где на столах, накрытых белоснежными скатертями, поблескивал хрусталь. Одетые в белое официанты наполняли стаканы ледяной водой из серебряных кувшинов.

Среди пассажиров находились мэры близлежащих городков и прочие чиновники, посчитавшие возможным оторвать от сердца – или от политики – пятьсот долларов, чтобы оплатить трапезу и поездку. В поезде находились ещё и издатель местной газеты, журналист, ведущий колонку в этом издании, владелец пикаксского универмага, таинственная наследница, недавно прибывшая из Чикаго, и директор публичной библиотеки Пикакса.

Стрелочник просигналил, что путь открыт, и «девятка» тронулась с места, мягко увлекая за собой вагоны. Когда колеса ритмично застучали по рельсам, кто-то крикнул: «А ведь едем!» Пассажиры разразились аплодисментами, и мэр Содаст-сити поднялся, чтобы произнести тост в честь старушки «девятки». Взметнулись вверх стаканы с ледяной водой. (Шампанское должны были доставить позже.)

Паровоз, пыхтя, двигался вперёд; его чёрный неуклюжий корпус и латунная арматура сверкали на солнце. Сталь громыхала о сталь, а угрюмый гудок звучал перед каждым переездом.

Так начался первый пробег Ламбертаунского прогулочного поезда… Никто и не подозревал, что он станет последним.

Мускаунти, находящийся в четырёхстах милях к северу откуда бы то ни было, имел богатую историю, а благодаря железным дорогам считался перед Первой мировой войной самым процветающим округом штата. На добыче угля, продаже леса и перевозках многие семьи здесь сколотили крупные состояния, которые либо перешли в руки потомков, либо были успешно растрачены самими основателями династий. И лишь миллионы Клингеншоенов, превратившись в триллионы, по непонятной иронии судьбы достались постороннему – мужчине чуть старше пятидесяти лет, с роскошными седоватыми усами, питавшему необычное отвращение к деньгам.

Этим наследником стал Джим Квиллер, добросовестный, неоднократно получавший премии журналист из Центра. Однако, вместо того чтобы радоваться своей удаче, Квиллер посчитал обладание столь огромным состоянием досадным и обременительным. И тут же учредил Фонд Клингеншоенов, призванный распоряжаться клингеншоеновскими деньгами в филантропических целях. Сам же спокойно поселился в перестроенном яблочном амбаре и дважды в неделю писал материал в местную газету, где вёл колонку «Из-под пера Квилла». Друзья с нежностью называли его «Квилл», остальные, с уважением, – «мистер К».

Если бы был произведён опрос общественного мнения, то женщины сказали бы:

– Я люблю его колонку. Он пишет так, будто говорит со мной.

– Жаль, мой дружок не так высок, красив и богат, как мистер К.

– У него такие романтические усы! Но в глазах столько грусти, словно он скрывает ужасную тайну.

– Ему, вероятно, за пятьдесят, но он, знаете ли, в потрясающей форме. Он всюду ходит пешком или ездит на велосипеде.

– Вообразите! При таких деньгах – и холостяк!

– Для его возраста у него прекрасные волосы. Правда, на висках седина, но, по мне, так только красивее!

– Как-то за ланчем в Красном Кресте мы сидели рядом, и он внимательно слушал меня, от этого я почувствовала себя значительной персоной. Муж говорит, журналистам за то и платят, чтобы они слушали. Ну и что? Мистер К. – обаятельнейший мужчина!

– Знаете, он, должно быть, славный человек, судя по тому, что пишет в своей колонке о котах.

А если бы опросили мужчин Мускаунти, они ответили бы следующее:

– А я вот что вам про мистера К. скажу: он ладит с самыми разными людьми. В жизни не догадаешься, что у него такая куча денег.

– Да он забавнейший парень! Входит в парикмахерскую с таким видом, будто потерял лучшего друга, а вскоре все прямо в судорогах от его шуток.

– От него все женщины без ума. Моя жена только и делает, что без конца цитирует его колонку, словно это конституция Соединенных Штатов.

– Не женат? Ничего удивительного: он всё время с этой женщиной из библиотеки.

– Странно, что живёт в яблочном амбаре? Какого чёрта! Всё лучше, чем свинарник!

Квиллер действительно жил в перестроенном яблочном амбаре и действительно проводил много времени с Полли Дункан, директором библиотеки. Что до котов, то эти два изнеженных сиамца необычайно умны и большие любители вкусно поесть.

Амбар, лет ста от роду, имевший форму восьмиугольника, стоял на каменном фундаменте в два фута толщиной и высотой с самого Квиллера. Когда-то фургон, груженный яблоками, въезжал прямо в амбар, и бушели яблок складывались чуть ли не до верхних балок. Теперь интерьер представлял собой удивительную композицию из балконов, пандусов и деревянных перекрытий, объединенных центральной фигурой композиции – большим белым кубом. На основном этаже вокруг куба расположились три комнаты с камином в каждой. А широкий коридор, связывающий жилые помещения и подсобные, напоминал крытую беговую дорожку, по которой сиамцы могли бы пробежать стометровку в два раза быстрее, чем настоящий спринтер.

Однажды вечером в начале лета, когда Квиллер и его двое четвероногих друзей, только что вернувшись после короткого отпуска на острове Завтрак, занимались чтением – точнее, Квиллер читал котам вслух, – зазвонил телефон. Квиллер извинился и пошёл к письменному столу, на котором стоял аппарат.

– Квилл! Я получил! – кричал в трубку возбужденный голос. – Я получил работу!

– Поздравляю, Двайт! Я хочу узнать подробности. Ты где?

– В театре. У нас только что закончилось заседание правления.

– Заезжай ко мне. Ворота открыты.

Театр размещался в бывшей усадьбе Клингеншоенов на Пикаксской площади. За театром находилась огороженная стоянка, ворота которой вели в небольшой ельник, который Квиллер называл Чёрным Лесом и благодаря которому шум машин, проезжавших по Пикаксской площади, не достигал яблочного амбара. Через несколько минут автомобиль Двайта был уже перед домом Квиллера.

– Рад за тебя, – приветствовал Квиллер приятеля. – Может, отметим это?

– Только ничего горячительного, – ответил молодой человек. – Я так возбужден хорошими новостями, что спиртное просто отправит меня в космос Как я тебе в новом виде? – Он провёл рукой по гладкому подбородку. – Моё новое начальство не любит бороды. А я без неё точно голый. Вот как бы ты себя чувствовал без усов?

– Обездоленным, – признался Квиллер. Усы были для него больше чем украшение, даже больше чем эмблема, которую он обычно ставил над своей колонкой «Из-под пера Квилла».

Когда Квиллер внёс в гостиную поднос с напитками и закусками, Двайт, указывая на каминную подставку, сказал:

– У тебя утки выстроились как на параде.

– С армии не слыхал этого выражения. Ну и как тебе утки? Это манки из Орегона, ручная работа. Полли привезла их из отпуска.

– Как ей Орегон? Говорят, это очень красивый штат.

– Кажется, ей было не до местных красот, – сказал Квиллер. – Её подруга, к которой она ездила и с которой они вместе жили, когда учились в колледже, теперь проектирует жилые дома. Похоже, дамы весь отпуск только тем и занимались, что проектировали дом для Полли. Она ведь собирается поселиться недалеко от меня, за фруктовым садом.

– А я думал, она хочет остаться в своей квартире на Гудвинтер-бульваре.

– Так она и рассчитывала, когда бульвар отдавали под территорию колледжа. Она считала, что ей будет приятно жить среди студентов. Но когда стали асфальтировать сады, чтобы сделать стоянки, передумала.