Илона Волынская - Поймать звезду

Илона Волынская, Кирилл Кащеев

Поймать звезду

Глава 1

Из вилис в Жизели

– Ритка! Ты в школу ходить собираешься? Ну хотя бы изредка? – угрожающе нависая над девчонкой, процедила Зоя Павловна.

– Когда, Зой-Пална? – невозмутимо продолжая краситься, осведомилась Ритка. – Что вы, издеваетесь? Когда мне в школу? У меня утренняя репетиция, потом дневная, потом спектакль! Когда мне экзерсисы у станка делать? Вы еще велите в общеобразовательную ходить – домашнее задание по математике выполнять! – и Ритка визгливо засмеялась, словно предлагая собеседнице присоединиться.

– Могилева, например, ходит, – кивая на Настю, сказала Зоя Павловна и уточнила: – В общеобразовательную.

Настя смущенно потупилась. Но похвала-то заслуженная! Большинство балетных, начиная выступать, и в нормальную школу не успевали, а уж на общеобразовательную забивали совершенно. Но только не Настя! Всего два месяца назад честно заходила! На литературу! Чего там читали, она, правда, не помнила – вечерняя репетиция закончилась около часу ночи, так что она уснула, положив голову на парту, а проснулась от завораживающего запаха горелых котлет из школьной столовой. Хорошо, что снова надо было на репетицию бежать – а то б точно не выдержала, сожрала. Хотя бы половинку. А кто знает, может, и целую!

Ритка прекратила накладывать румяна и смачно откусила от бутерброда с колбасой. Нервно морщась, Настя отвернулась – вот зараза! Ну почему Ритка может хомячить что угодно – и все в танец уходит, а она, Настя, работает не меньше, а кажется, даже от яблок толстеет! И ведь специально на глазах жрет – издевается!

Словно подтверждая догадку, Ритка поглядела на Настю через зеркало – и выразительно куснула снова.

– Математика никому не нужна, все равно после «раз-два-три» приходится счет заново начинать, – согласилась Зоя Павловна. – Но я вчера видела, как ты плие[Приседание на двух или одной ноге. Гран плие – глубокое приседание до предела, с отрывом пятки от пола; деми плие – не отрывая пяток от пола.] делала – ни к черту! На прыжке коленку плохо спрямляешь, ручки в локотках не выворачиваешь – не держишь тело! – глядя на Ритку в упор, рявкнула хореограф. – Почему Могилева является на уроки – пусть не каждый раз, пусть изредка, но находит же возможность у станка поработать, а ты нет? Звезду поймала, девочка?

– А это потому, что Могилева главных партий не репетирует, вот у нее времени и побольше! – со свойственным ей невозмутимым нахальством объявила Ритка.

Насте немедленно захотелось запустить коробку с гримом ей в голову.

– Говоришь, главных партий не репетирует? – прицельно сощурилась хореограф – похоже, ее достали всерьез. Было за Зоей Павловной такое свойство – все вроде ничего, но если разозлить… не, лучше сразу у осветителей прятаться, авось не найдет! – Вот сегодня и начнет! Могилева! – От крика Зои Павловны баночки на гримировальном столике задрожали. – Жизель[ «Жизель» (полное название «Жизель, или Вилисы», фр. Giselle, ou les Wilis) – балет французского композитора Адольфа Адана по легенде, пересказанной Генрихом Гейне.] сегодня танцуешь ты! – И, сдернув костюм с вешалки, она швырнула его Насте.

– Но… – выпутываясь из накрывшей ее пачки, пробормотала Настя. – Сегодня же прогон! С худсоветом!

– Совершенно верно! – злорадно косясь на Ритку, отчеканила Зоя Павловна.

– Но… Кто танцует на прогоне, тот и на премьере… – задыхающимся шепотом пролепетала Настя.

– Вот именно! – энергично припечатала Зоя Павловна.

– Но главный балетмейстер сказал… – Ритка наконец перестала краситься и уставилась на Зою Павловну растерянно – похоже, до нее дошло, как она нарвалась. Только поздно.

– Уверена, Александр Арнольдович меня поддержит! – сообщила Зоя Павловна, решительно поворачиваясь на каблуках. Никто не сомневался, что поддержит – когда на Зою Павловну накатывало, с ней даже директор спорить не решался, а уж родной муж… Дверь за хореографом захлопнулась.

– Ты! – ненавидяще выдохнула Ритка, всем корпусом поворачиваясь к Насте.

Дверь снова распахнулась – с тем же грохотом, что и захлопнулась.

– Могилева! За сценой переоденешься! Иначе эта змея тебя сожрет! – скомандовала из коридора Зоя Павловна.

Прижимая к себе костюм, Настя ринулась вон из гримерки. Она бежала по коридору, звонко стуча по линолеуму босыми пятками, и в ушах у нее барабанной дробью гремело: шанс, шанс, шанс! Твой шанс! Премьера «Жизели» ее, Настина! Этого у нее уже никто не отнимет!

За сценой Кумарчик, уже одетый в костюм графа Альбера, окинул Настю пренебрежительным взглядом:

– Что еще за новости?

– Зое вожжа под хвост попала, – сквозь зажатые между зубами булавки прошамкала подоспевшая костюмерша. – Ритка на занятия не ходит, вот она и взбеленилась!

– Мне все равно, кого тягать! – издевательски процедил Кумарчик.

Все говорили, что Кумаров – отличный партнер. Что у него прыжок, пластика, что он лучший из молодых, с ним в поддержке надежно, как на полу! Слишком много говорили – звезду Кумарчик поймал давно и прочно, еще с тех пор, как на выпускных спектаклях первые партии получал.

– Неправильно себя в поддержку подашь – уроню! – наклоняясь к Настиному уху, прошептал Кумарчик.

Спасибо. Подбодрил. Уронить – не уронит, сам побоится на прогоне перед худсоветом позориться, но пугнет так, что мало не покажется! Наш звездный мальчик и раньше был ба-альшая кака, а после того как на конкурсе Сержа Лифаря третье место занял, вообще хоть вешайся. Только не ему на шею…

– Тебе все равно, а мне теперь мучайся! – пробубнила костюмерша, и, кинув на Настю неодобрительный взгляд, с треском распорола корсаж костюма и принялась его наскоро переметывать.

Настя чуть не заплакала – она же не виновата, что у нее грудь больше, чем у Ритки! А тут еще сама Ритка, легка на помине, приперлась – в Настином костюме Мирты, повелительницы вилис.

– Парни, носки не одолжите – подложить? – демонстративно оттягивая обвисающий на груди корсаж, на всю сцену осведомилась Ритка. – А то я из платья этой коровы во все дырки вываливаюсь!

– Как же я ненавижу наш театр! – с чувством сказала Настя.

– У тебя всегда есть выбор – иди танцуй в ресторан! – хладнокровно сказала костюмерша, снуя с иголкой вокруг – кончик иглы то и дело больно колол кожу. – Дура! – закрепляя нитку, неожиданно доброжелательно прошептала она. – Тебе-то чего ненавидеть… Вот им! – и едва заметным движением подбородка указала на торчащих у левой кулисы балерин. Обе точно почувствовали, что о них говорят – метнули на девчонку недобрые взгляды и дружно повернулись спинами, взметнув длинные полупрозрачные юбки вилис из кордебалета – массовки танцующих призраков. – Им по тридцать пять, – придвигаясь поближе к Насте, продолжила костюмерша. – Сама понимаешь, в балетном деле это уже пенсия. Мало кто может, как наша Анечка Дорош, – в сорок два в Париже классику танцевать! А ведь они никогда, даже на школьных выпускных, не получали главные партии… – Шепот костюмерши щекотал Насте ухо. – Всю жизнь – четвертый лебедь в пятом ряду!

– Спасибо, – торопливо отводя глаза от «старушек», пробормотала Настя. Она и впрямь почувствовала благодарность. Она сделает все, что нужно, и даже больше… Сделает что угодно! Но никогда не станет… как эти! И она снова с испуганной брезгливостью покосилась на бабулек.

– Ритка! Тьфу, Настя! – Как всегда, встрепанная и хлопотливая, мимо пронеслась кудрявая Милочка – театральный помреж. – Давай в кулису! Начинаем!

– К концу первого акта я под тебя второе платье переделаю. – Костюмерша ободряюще улыбнулась девчонке. – Хорошего на премьере желать нельзя – так что ногу тебе сломать… и, пожалуй, башку проломить!

В зале погас свет – и тихо запели скрипки. Суровые мужчины и женщины в первом ряду – худсовет театра – перестали шушукаться и выжидательно уставились на сцену.

– Могилева, па-ашла! – тихо скомандовала Милочка, в своей режиссерской будке щелкая тумблерами экранов, на которые натыканные вокруг видеокамеры передают все, что делается на сцене и за кулисами.

Настя вскинула руки – и скользнула на сцену, изо всех сил стараясь выкинуть из головы белую от бессильной ненависти Риткину физиономию.

…Тяжело дыша, Настя снова стояла в кулисе, пытаясь унять безумно колотящееся сердце. Позади осталось все: и любовь, и ревность, и предательство, короче, весь первый акт, и оскорбленная Жизель только что сошла с ума и пала мертвой.

– Хорошо! – с удивлением, словно и не ожидала от Насти такого, сказала поджидающая ее в кулисе Зоя Павловна. – Даже совсем хорошо! И Кумарчик тебя хвалит!

А вот это и впрямь удивительно!

– Ну, во всяком случае, не много гадостей говорит, – честно уточнила хореограф. – Надо подумать… – И она пошла прочь, бормоча что-то себе под нос. – Что встала! На второй акт одевайся! – обернувшись через плечо, гаркнула Зоя Павловна.