У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно
Глава восьмая
В теле тоже хватало отверстий – настоящих и ложных, вроде пупка, который нужен только для красоты; некоторые – совсем крошечные, почти невидимые, как, например, поры, которыми покрыта вся кожа. Через эти отверстия «внутрь» проникает мир: цвета, холод и тепло, звуки, вкус, ветер, музыка, еда. Наружу выходят голос, слюни, сопли, пот, слезы, кака, пипи, а также кровь из раны, хотя отверстия ран обычно бывают неправильной формы, и их нужно немедленно закрыть гипсом или швом.
В общем, можно ещё долго об этом говорить, но в чём тут грех? Этого Лалага понять не могла. Она знала, что грех – убить кого-то, обидеть, украсть все, что тот имеет, и оставить умирать от голода, солгать в суде, чтобы осудили невиновного. Знала, что грех происходит от несправедливости и ненависти, порождая, в свою очередь, новую несправедливость, боль, голод и смерть.
Но что тут общего с тем, мыла ли ты задницу?
Разумеется, по гигиеническим соображениям намыливаться стоит получше. Этому Лалагу научила Аузилия, женщина невежественная, но очень честная и религиозная. Она любила Лалагу и, конечно, не имела намерений отправлять её в ад.
В тот день в доме бабушки одиннадцатилетняя Лалага, воспитанница интерната «Благоговение», стояла голой перед зеркалом по меньшей мере минут десять, в том числе потому, что было уже тепло. Она вдруг вспомнила, что накануне отъезда мать отвела её в сторону и попросила быть внимательнее, а если начнёт расти грудь или волосы в подмышках, сразу же написать ей, потому что тогда нужно будет объяснить ей кое-что очень важное.
Правда, Лалага уже пару лет назад узнала тот важный факт, что существует менструация. Это слово она впервые услышала, беседуя вместе с Ирен с более старшими деревенскими девочками, а после нашла в медицинских книгах отца, но матери не сказала, потому что о некоторых вещах говорить с ней стеснялась.
Но как осмотреть себя, если в интернате приходится надевать купальную рубашку? Зато теперь, воспользовавшись случаем и зеркалом, она тщательно изучила критические точки – впрочем, так и не увидев ничего нового.
Одевшись, Лалага пошла в кабинет деда, села за стол и написала письмо домой: «Я не хочу оставаться в интернате, потому что они заставляют меня купаться в рубашке». Отец ответил ей с ближайшей почтой.
Он писал, что, конечно, сестры всё преувеличивают, но намерения у них добрые, и, следовательно, ей нужно как-то приспособиться и подчиниться этому глупому правилу, хотя со смертными грехами и адом оно не имеет ничего общего. Этот довольно странный способ принимать ванну Лалаге придётся воспринять как игру. Кроме того, интернат – единственный шанс для неё продолжить обучение, и она, поступив туда, взяла на себя обязательства слушаться и соблюдать все необходимые правила. Он согласен, купальная рубашка – глупый пережиток средневековья. Но, в конце концов, это не вредно и не антигигиенично. Нужно лишь проявить немного терпения. С другими людьми вообще стоит быть терпеливым.
Так что Лалага сдалась, а потом привыкла. Теперь она только веселилассь, когда воздух, скопившийся под рубашкой, пузырём надувал плотную ткань, поднимая её над водой, а монахине приходилось подбегать и опускать этот аэростат. Ещё она полюбила плескать водой в подруг, кудахтавших в своих ваннах, словно куры в курятнике.
Но каждое воскресенье в доме у бабушки она принимала ванну как положено. Голой. И об аде старалась не думать.
Так что спор о рубашках её не особенно заботил, несмотря даже на возмущение матушки Анны-Катерины. «Мои африканцы целыми днями ходят по деревне голыми, но более невинных и достойных рая людей я в жизни не видела!» – закончила она, положив разом на лопатки и настоятельницу, и её средневековую концепцию скромности.
Зато Лалагу обрадовало, что матушке Анне-Катерине позволили устроить для воспитанниц праздник на всю ночь в честь окончания учебного года. Разрешили даже пригласить гостей «снаружи», но она не посмела сказать об этом Тильде. Та, конечно, отказалась бы под каким-либо предлогом. Или даже вообще без предлога, что было бы ещё хуже.
Но теперь кузине волей-неволей придётся с ней подружиться. Нужно просто немного потерпеть и дождаться, пока на Серпентарии наступит июль.
По плану Лалага уезжала уже на следующий день вместе с Аузилией, а Тильда, которой ещё предстояли экзамены за третий класс, собиралась присоединиться к ней примерно через полмесяца.
Глава девятая
Мысль о кузине ни на секунду не покидала Лалагу по пути домой.
– Она будет спать со мной, да? – спросила она у матери, пришедшей помочь разобрать вещи.
– Конечно. Другого места у нас нет. Так что постарайся сильно не толкаться.
Впрочем, тут можно было
