Кристине Нёстлингер - Обменный ребенок
Джаспер сопротивлялся. Он крепко держался за дверь. Но наш папа очень сильный. Он отодрал Джаспера от двери и поволок его через прихожую в ванную.
Когда папа с Джаспером скрылись в ванной, мама, всхлипнув еще раз, кинулась за бельевой корзинкой, пылесосом и мусорным ведром. Тут разразилась настоящая эпидемия! Мама сгребала в корзину разбросанное белье, швыряла коробки, бумагу, салфетки (и, что меня удивило, даже банки) в мусоропровод, потом, еле переводя дыхание, пылесосила. При этом она то и дело приказывала: «Билли, таз с водой!», «Билли, тряпку для пыли!», «Билли, тряпку для пола!» (Тряпку для пола принес я. Не понимаю, почему такой работой нужно загружать только девочек!)
Пылесос громко гудел, мама командовала еще громче, но все перекрывал крик из ванной. Орал Джаспер!
— Он убьет его! — сказал я маме. На что мама, пыхтя над пылесосом, ответила: «Папа его не убьет. Он его только вымоет». (Я отказался от мысли объяснить маме, что беспокоился не за жизнь Джаспера, а думал о его ноже. Ведь он мог использовать нож для самообороны.)
Примерно полчаса ушло на то, чтобы привести комнату в нормальное состояние. Я аккуратно сложил железную дорогу. Криков уже не слышалось. Как только мы покончили с уборкой, из ванной вышел папа. Он выглядел обессиленным, но довольным.
— Вылил целую бутылку шампуня, — сообщил он, — намылил его с ног до ушей. Потом держал под горячим и холодным душем. Грязь на нем скапливалась годами. Подошвы оттирал пемзой…
Мама посмотрела на часы:
— Почти девять.
Папа кивнул в сторону ванной:
— Пусть передохнёт. Потом вытащу и одену.
Мама подошла к моей кровати, на которой лежала одежда, не нуждающаяся в стирке. Сморщив лоб, она оглядела вещи. Все ей не нравилось.
— Билли, — попросила она, — принеси свой белый свитер. Тот, большой. Он будет ему как раз. И пару больших носков, которые тебе подарила бабушка.
До этого момента я не обращал внимания на Билли. А теперь посмотрел. Красная и дрожащая от ярости, она стояла у окна. Когда Билли в таком состоянии, она опасна.
— Неси же одежду! — повторила мама.
Билли не шелохнулась. Мама еще ничего не понимала.
— Не будь жадиной! — сказала она. — У тебя же дюжина пуловеров. Один можешь одолжить. Я не пойду с ним в его одежде. А папины вещи ему велики.
«Сейчас что-то произойдет», — подумал я, глядя на Билли. И был прав. Билли сжала в кулаки дрожащие руки, топнула ногой и закричала:
— Ненавижу вас! Вы никого не оставляете в покое! Все должны быть такими, как вам хочется. Не трогайте хоть бедного Джаспера! Жалкие обыватели!
Выкрикнув это, она кинулась из комнаты. Но папа схватил ее на бегу и отвесил две пощечины. Билли приняла их как королева, не дрогнув ресницами и не защитив лицо руками. Даже сделала вид, что ждет третью. И не дождавшись, скрылась с высоко поднятой головой.
— Она останется дома! Баста! — сказал папа. Как будто в данных обстоятельствах это могло быть наказанием.
Мама укоризненно посмотрела на папу. Если бы не я, она бы ему выдала! Мама в принципе против шлепков и тумаков. Даже для маленьких. Она говорит, что те не поймут, за что их получают. А Билли считает, что бить маленьких еще несправедливее, чем больших. Малыши не понимают, что происходит, И могут ужасно испугаться. Но об этом никто не думает, потому что крохи не умеют говорить.
— Так! — сказал папа, потирая руки, которые, должно быть, болели от пощечин. — Сейчас я вытащу парня!
Он подошел к ванной и хотел было открыть дверь. Но та оказалась запертой изнутри. Папа постучал. «Open the door, Jasper, and let me in!» («Открой дверь, Джаспер! Впусти меня!»), — раз десять прокричал он. Из ванной — ни звука.
— Он слушается только Билли, — сказала нервно мама. — Только Билли может его вывести. — Она подбежала к Биллиной двери и нажала на ручку. Дверь не поддалась. — Открой Билли! Впусти меня!
Ситуация была дурацкой. Каждый из родителей, стоя перед белой лакированной дверью, тряс ее и требовал впустить.
Папа первым понял бессмысленность положения.
— Прекрасно! — сказал он. — Пусть остаются. Мы уезжаем!
Я не осмелился возразить. Мама взяла сумку, надела голубую соломенную шляпу. Папа надел пиджак. Потом снял с крючка связку Биллиных ключей и сунул ее в карман. И связку запасных ключей тоже взял из буфета. «Теперь они не выйдут», — зло сказал он.
Мы покинули квартиру. Папа дважды повернул ключ в замке. И нижний замок, который мы используем в редких случаях, лишь уезжая в отпуск, тоже закрыл на два оборота.
Субботу мы посвятили осмотру окрестностей родного города.
Папа рассказывал мне то, что хотел рассказать Джасперу. Только по-немецки. А мне хотелось, чтобы по-английски. Я утром поспорил сам с собой, что папа наше «Зеленое кольцо» назовет «green belt» («зеленым поясом»).
Воскресенье, 26 июля
Мы с Билли проснулись в восемь часов. Проснулись от того, что мама открыла в нашей комнате окно. «Впустить свежий воздух», — сказала она и вышла.
Билли натянула одеяло на голову. Я вспомнил, что Билли вечером хотела рассказать мне что-то важное.
— Когда все заснут, — сказала она. — Кто их знает! Вдруг подслушивают.
Но, к сожалению, я быстро заснул. Папина поездка меня доконала. Сколько километров мы проехали и сколько бензина нанюхались!
— Билли! — окликнул я.
Билли высунула голову из-под одеяла.
— Ты хотела мне рассказать что-то важное.
— Но ты же заснул.
Она села и принялась было рассказывать, но тут опять вошла мама. На этот раз с чистым бельем.
— А ну-ка марш из кроватей! — сказала она. — Надо перестелить белье.
— Позже, — прошептала Билли. Она сказала это мне, предполагая потом рассказать о чем-то важном. Но мама отнесла это на свой счет.
— Нет! Сейчас, — сказала она. — Позже мы поедем в Шенбрунн. Осматривать дворец.
Вздыхая, мы выбрались из постелей и вышли из комнаты. Дверь Джаспера была открыта. Внутри все блестело. Мама там уже поорудовала и ликвидировала все намеки на беспорядок. Джаспера не было видно. Оказалось, он сидел в гостиной за завтраком. У него были мокрые волосы. Наверное, папа его опять помыл. Джаспер выглядел подавленно, как душевнобольная горилла в зоопарке.
Папа тоже сидел за столом. Он коротко кивнул нам. Я думаю, он еще не знал, разговаривать ему с Билли или нет. Время покажет, прощены ли «жалкие обыватели» с двумя пощечинами или еще день будет длиться наказание.
Я, поедая свой завтрак, заметил: Билли с Джаспером обмениваются взглядами. Взглядами, полными взаимопонимания. Мне тоже захотелось к ним подключиться. С Билли сигнализация мгновенно наладилась, Джаспер же меня проигнорировал.
Тут папа выдал:
— В девять отъезд. Едем осматривать Шенбрунн.
— Я не поеду, — сказала Билли. — Мне плохо.
— Пустяки! — заявил папа. — Впрочем, пожалуйста, поедем без тебя.
Билли поднялась. Я заметил, она выразительно поглядела на Джаспера. Джаспер почти незаметно кивнул, потом проговорил: «I feel sick» («Я болен»). И встал. Билли промаршировала из гостиной. Джаспер — за ней. Я почувствовал себя покинутым. Во мне шевельнулась ревность. Было ясно: между Билли и Джаспером что-то произошло, о чем я не догадывался, потому что меня таскали по окрестностям Вены. Если бы я не знал, что Билли интересуют только красивые парни от восемнадцати и выше, я решил бы, что она влюбилась.
Я не хотел быть в стороне еще один день и с отчаянным мужеством заявил: «Мне тоже плохо». Потом выскочил из гостиной. Я проскочил мимо открытой двери Джаспера и увидел, что тот лежит одетым на кровати.
Ну точно мертвец в гробу: закрытые глаза, руки крест-накрест на животе. В Биллиной комнате та же картина: одетая Билли поверх свежезастланной постели. Оставалось и мне улечься в позе мертвеца.
Билли тихо спросила:
— Тоже бастуешь?
— Конечно!
Билли вздохнула.
— Как ты думаешь, они поедут во дворец вдвоем?
— Думаю, нет.
— Как бы мне хотелось опять влезть в наушники!
— А что тебе мешает?
— Не получится. Тогда у Джаспера никого не останется. Ты ведь тоже его не выносишь.
Я пробормотал что-то уклончивое.
— Нет-нет! Ты его не терпишь, потому что его навязали на твою шею без спроса.
— Но ведь они пригласили Тома…
Билли тут же прервала меня:
— Слава богу, что не явился этот образцовый идиот!
— Почему идиот? Его фотография тебе понравилась!
— Можно ошибиться. Пусть тебе сам Джаспер о нем расскажет.
Мысль о том, что Джаспер что-то расскажет, показалась мне абсурдной. Я разозлился на Билли.
— Запакуй своего Джаспера в серебряную бумагу и обвяжи бантиком! — взорвался я.
— Ага! Понятно! — Билли тоже вскипела. — Если папочка с мамочкой кого-то не выносят, пай-мальчик с ними заодно. А что это ты, собственно говоря, лежишь? Почему не едешь осматривать дворец? В награду получишь мороженое!
