Роза Лагеркранц - Апрель! Апрель!
Но Самюэль Элиас по-прежнему ничего не видит, даже червяк пропал! Вот так штука!.. Вместо удвоения — сплошное вычитание!
Он уныло бредет через парк обратно, и мысли в его голове снова собираются в клубок, но на этот раз у него нет сил их распутывать.
Выйдя на улицу и свернув к табачной лавке, Самюэль Элиас наконец видит Магнуса, который стоит, как обычно, уткнувшись в витрину.
— Держи! — говорит Магнус подошедшему Самюэлю Элиасу и протягивает ладонь, на которой поблескивают три монетки по двадцать пять эре и одна крона. — Можешь купить себе на них сладости!
— Ага, — удивленно бурчит Самюэль Элиас, по-прежнему не желая распутывать свои мысли.
Он покупает самые вкусные конфеты и жалеет Магнуса, которому не положено есть сладости.
— А теперь угощай! — говорит Магнус, когда Самюэль Элиас выходит с кульком из лавки. — Мне ведь разрешается есть сладкое только по субботам, и на рождество, и в другие праздники, и когда меня угощают! Поэтому ты должен угостить меня!
— Пожалуйста! — отвечает Самюэль Элиас, протягивая ему конфеты.
Магнус запускает руку в кулек, берет добрую горсть и набивает себе полный рот. В итоге на долю Самюэля Элиаса в кульке не остается ни одной конфеты.
— А мне что же! — напоминает Самюэль Элиас, прижимая Магнуса к стене.
Магнус размахивает руками, пытаясь вырваться на волю, но не тут-то было. Самюэль Элиас шутя разжимает его кулак и отбирает укрывшуюся там последнюю конфету. Торопливо работая челюстями, он внимательно смотрит на своего товарища по Золотому Сберегательному клубу — клубу, про который его худший друг явно успел уже позабыть.
— Давай учредим завтра какую-нибудь партию, — предлагает друг. — Я сам придумаю, какую.
Шестое апреля
Но шестого апреля они не учреждают никакой партии, и никакой артели, и никакого акционерного общества, даже крохотной демонстрации не устраивают! Шестого апреля они только состязаются, потому что Магнус жутко любит состязаться! Выносят из подвала свои велосипеды и устраивают гонки во дворе. Гонят со всей быстротой, на какую способны, и кричат во все горло.
— Хейя я! — кричит Магнус. — Хейя я!
И Самюэль Элиас подхватывает:
— Хейя, Магнус! Хейя, Магнус!
Но, услышав, что кричит Самюэль Элиас, Магнус круто тормозит и сердито упирается обеими ногами в землю.
— Ты должен себя подбадривать, балда! — орет он сердито.
— А я хочу подбадривать тебя! — пыхтит Самюэль Элиас, которому не терпится продолжить гонки с ветром.
— А! С тобой совсем нельзя состязаться! — ворчит Магнус. — Ты должен стремиться к победе, понял?
Самюэль Элиас призадумывается.
— Обязательно должен? — сомневается он.
Однако спорить с Магнусом бесполезно, потому что он отказывается продолжать состязание, если Самюэль Элиас не будет подгонять себя криками «хейя».
Самюэль Элиас соглашается и легко побеждает Магнуса. После чего Магнус все равно теряет вкус к гонкам.
— Все! — кричит он, бросая велосипед на землю. — Больше не интересно! Привет!
И он ныряет в свой подъезд, а Самюэль Элиас идет домой к папе.
— Обязательно человек должен все время либо побеждать, либо проигрывать, — сетует он, — Просто беда!
Но папа с ним не согласен.
— И вовсе это не обязательно, — говорит он. — Стал чем пионом мира — и все!
— Так ведь сперва надо им стать.
— А ты уже чемпион!
— Я?
— Ну да, разве нет?
— Когда же это случилось? — уныло бормочет Самюэль Элиас, вися на шее у своего папы.
Он в самом деле пытается припомнить, когда и в каком виде спорта мог стать чемпионом, но в памяти ничего такого нет.
— Наверно, это было очень-очень давно, — произносит он наконец.
— Вот именно, — соглашается папа. — Это было совсем давно — когда ты родился первым у нас с мамой!
Ну, если так давно, не удивительно, что он этого не помнит!
Самюэль Элиас пристраивается в кресло рядом с папой, который тоже в свое время стал чемпионом. А сколько еще таких чемпионов, да только они позабыли об этом и теперь знай себе состязаются, кто поднимет самую тяжелую штангу, кто быстрее всех пробежит шестьдесят метров с барьерами и так далее! И кто быстрее проедет на велосипеде!
— И вовсе мне не нравится ночевать у Пильбумов! — вырывается у него, когда приходит время отправляться на ночь к Магнусу.
Его слова заметно огорчают маму, но ее огорчение — ничто перед папиным! У него такой расстроенный вид, что Самюэль Элиас спешит взять обратно свои слова.
— Ой, что это я! Я хотел сказать наоборот! А теперь вам пора собираться в театр! Становитесь у окна и помашите мне! — заговаривает он им зубы и бежит к двери.
Когда он во дворе оборачивается, чтобы помахать маме и папе, у них по-прежнему невеселые лица. Приходится долго махать, прежде чем мама и папа вспоминают, как надо улыбаться, когда прощаешься. И когда здороваешься.
А затем происходит нечто невероятное: Самюэль Элиас во дворе наступает на бумажку, а это оказываются деньги, целых пять крон! До чего же он все-таки везучий! О таком везении невозможно не рассказать Магнусу после того, как они легли и Магнус повключал и повыключал свою лампу и в комнате воцарилось безмолвие. Тут-то Самюэль Элиас, улыбаясь в темноте, и рассказывает про свою находку. Некоторое время Магнус лежит молча, не говорит ни слова. Странно! Обычно Магнус так интересуется деньгами, даже иногда предлагает копить их. А тут словно воды в рот набрал, можно даже подумать, что уснул. Но нет, он вовсе не уснул, потому что вдруг произносит:
— Надо же. И продолжает: — А вот я никогда не нахожу пять крон. Я только теряю их! Вот и сегодня потерял пятерку!
— Правда? — говорит Самюэль Элиас, зевая. — Но ведь ты ее потерял не во дворе?
Во дворе, — звучит в темноте спокойный голос Магнуса.
Самюэль Элиас на раскладушке. Он пытается рассмотреть сквозь мрак лицо Магнуса.
— Думаешь, это та самая, которую я нашел? — тревожно осведомляется он.
— Возможно, — отвечает Магнус. — Точно сказать не могу, но я узнал бы ее, если бы увидел.
— А как ты ее узнаешь?
— По году выпуска, известно! — говорит Магнус и включает свой ночник.
Самюэль Элиас нерешительно достает пятерку.
Магнус встает с кровати и внимательно изучает бумажку. Даже пробует ее на зуб.
— Тысяча девятьсот пятьдесят второй год, — произносит он. — И король на другой стороне! Точно, моя! Вот хорошо, что ты ее нашел!
Он лезет под кровать, достает пустую банку из-под чая, и пятерка исчезает в банке. После чего Магнус прячет банку под матрас.
— Гуляй обманутый! — говорит он, снова выключая ночник.
— Почему ты так говоришь? — спрашивает Самюэль Элиас.
Магнус объясняет, что это его девиз. Что-то новое, раньше у него ничего подобного не водилось! Интересно, что это такое?
— А что такое «девиз»? — спрашивает Самюэль Элиас немного погодя.
— Это трудно объяснить, — отвечает Магнус.
Но так как Самюэль Элиас настаивает, Магнус говорит, что девиз — это такие слова, которые человек предпочел всем другим словам своего родного языка и старается употреблять возможно чаще! Магнус громко смеется, очень довольный своим девизом, а насмеявшись, снисходительно добавляет:
— А ты вот, Самоха, никогда никого обмануть не сможешь!
— Еще как могу! — защищается Самюэль Элиас. — Но ты представь себе, что я обману тебя! Тебе будет весело?
— Меня? — Магнус задумывается, перестав смеяться. — Меня ты в жизни не обманешь! Ничего у тебя не получится, Самоха, хотя бы ты тренировался день и ночь!
— Тренировался? А как надо тренироваться, чтобы обманывать? — хмуро спрашивает Самюэль Элиас.
— Ну-у, — соображает вслух Магнус, — сначала пробуют что-нибудь полегче! Например, говорят понедельник, когда на самом деле вторник. Это для новичков.
— Понятно, — говорит Самюэль Элиас, хотя совсем не понимает, зачем это нужно. — Вернул бы ты мне мои пять крон.
Но Магнус не отзывается. Может быть, уснул? Потому что когда Самюэль Элиас повторяет свою просьбу, в ответ он слышит только сопение и даже легкое похрапывание…
Первый день тренировок
Самюэль Элиас начинает тренироваться уже на другой день. Сперва он проверяет свои способности на маме и папе.
— Я сегодня видел Хокана Ульссона, — осторожно обманывает он, когда они под вечер пьют кофе и просматривают газетные объявления в поисках новой работы для папы.
Но родители не замечают, что их обманули, знай себе продолжают пить кофе и листать газеты.
— Правда, видел! — снова обманывает он, хотя давно уже не встречал Ульссона и сам желал бы, чтобы это была правда.
