Эсфирь Цюрупа - Улица Зелёная

И тогда он увидал рядом с собой ноги в белых босоножках.

Кто-то ласково положил ему руку на затылок.

— Они уже не примутся, Матвей. — Голос был грустный и нежный. — Но мы посеем новые семена, и они взойдут.

Матвей вскочил на ноги, дёрнулся в сторону, но Алёна Ивановна придержала его за плечо:

— Подожди.

И тут подошёл сторож.

— Этот как сюда попал? А ну, давай отсюда!

Алёна Ивановна взяла Матвея за руку и улыбнулась сторожу.

— Этот мальчик — мой гость, — спокойно сказала она. — Пойдём, я провожу тебя через калитку.

Даже ни разу не обернувшись на сторожа, они пошли по дорожке мимо средней группы, мимо младшей группы, и на них смотрели ребята, воспитательницы и нянечки. А когда вышли за калитку, на солнечную улицу Зелёную, Матвей увидал, как белка, вытянув хвост и быстро перебирая лапками, пересекает дорогу.

— Белка! — крикнул он. — Белка! Она к нам идёт, пить из бочки.

Они остановились и смотрели ей вслед.

— Прелестные зверьки, — сказала Алёна Ивановна. — Как приятно, что они живут рядом, в лесу, и не боятся людей.

Но голос у неё почему-то был печальный. Матвей поднял на неё взгляд и с удивлением заметил, что она, волнуясь, покусывает губы.

И тогда Матвей сказал ей неожиданно сам для себя:

— Я могу вам принести целых два килограмма моркови. Толстой. У нас есть. Мы с прабабушкой купили в палатке.

Алёна Ивановна улыбнулась:

— Не надо приносить морковь. У нас на кухне в детском саду её очень много, из неё делают для ребят пюре и оладьи. А нам хотелось, чтобы морковка была живая, чтобы она родилась из семечка и росла. И чтобы ребята за ней ухаживали. Но ты не беспокойся, мы её пересеем.

— А почему вы тогда грустная? — спросил Матвей. И затормозил среди улицы, и потупился.

Вот она сейчас ему ответит, что он ещё маленький, а её грусть — взрослая и его не касается, и что такие вопросы маленькие старшим не задают. Но она ответила совсем не так.

— Видишь ли, Матвей, — сказала она. — У меня сегодня самый первый день работы. Мне хотелось, чтобы всё было, как надо. А у меня получилось всё не так… Я плохо объяснила мальчикам, какие растения полезные, а какие — сорняки…

Матвей сразу заступился за неё перед ней самой:

— Вы хорошо объяснили!

Но она продолжала:

— Во-вторых, у меня ребята ели печенье не вовремя, и один мальчик ел даже вниз головой и подавился…

Матвей в смятении переступал с ноги на ногу.

— В-третьих, у меня в группе оказалось не двадцать девять человек, а тридцать…

«Это я тридцатый, я… — в огорчении думал Матвей. — И чего уж она меня так боится?»

— Я не волк и не чёрт, — сказал он.

Алёна Ивановна вздохнула, улыбнулась, взяла его за руку, и они пошли дальше.

— Конечно, Матвей, ты не волк и не чёрт, ты хороший человек, и я была бы рада, если бы ты был в нашей группе. Но разве ты не знаешь, перед тем как человек приходит в детский сад, его сперва обязательно ведут в поликлинику. Там доктор велит ему показать язык, зубы, там у него берут мазок из горла на анализ, проверяют, здоров ли он, и делают прививки от болезней. А без этого в детский сад нельзя. А ко мне в группу пришёл человек без всяких справок. Видишь, сколько у меня неприятностей.

— Вас будут ругать? — спросил Матвей.

Алёна Ивановна тряхнула светлыми косичками.

— А кроме того, у меня ещё одна неприятность. Моя маленькая дочка Капа плачет в младшей группе, она не привыкла без меня и хочет ко мне. А в старшую группу ей нельзя, она ещё мала. Вот такие дела, Матвей…

Она дошла с ним до самой калитки, на которой висел номер 22. Он понял: она идёт к ним жаловаться. Ничего не поделаешь. Он тоже вздохнул. Калитка ходуном ходила, из-за неё неслось повизгивание.

— Это Гамбринус. Он обиделся, почему я его с собой не взял, — объяснил Матвей. — Хотите, я его вам покажу?

— Покажи.

Он просунул руку в щель и повернул вертушку. Калитка открылась. Гамбринус выскочил пулей, он мотал хвостом, прыгал и так жарко выказывал Алёне Ивановне свою симпатию, что весь подол её белого халата покрылся отпечатками его лап.

— Ну, вот ещё одно чепе, — смеясь, она старалась отряхнуть следы, но они остались.

— А ещё у нас есть петух Вельзевул… — начал было Матвей, но в калитке показалась прабабушка.

Увидав Матвея в сопровождении человека в белом халате, она испуганно всплеснула руками.

— Ах, зачем ты туда носишься? Что ты там накуролесил?

Ну, вот и наступила страшная минута. Сейчас Алёна Ивановна расскажет всё и про печенье — вниз головой, и про морковку, и про кеглю, и про мазок из горла…

— Не беспокойтесь, — вежливо сказала Алёна Ивановна, — всё в порядке. Просто он очень хочет к нам. Не можете ли вы ему в этом помочь? — И, улыбнувшись, она кивнула Матвею на прощание и пошла через улицу в свой детский сад, откуда летели голоса младшей группы, такие тоненькие и звонкие, как будто там был птичник.

Откуда она догадалась, что Матвей хочет к ним? Откуда она догадалась? Откуда она знает, что хотя у них на участке есть Гамбринус, и Вельзевул, и синицы, и белка приходит пить из бочки, и есть прабабушка, и прадед, и даже телевизор, он, Матвей, хочет к ним? Есть разные люди на свете. Бывают хорошие, бывают и похуже. Матвей понял, что Алёна Ивановна самый лучший человек, и он с гордостью вспоминал до самого вечера и даже ещё на другой день, как она сказала сторожу: «Этот мальчик — мой гость».

Глава 6. «Неуправляемый снаряд»

— Мотенька, возьми бидон, пойдём за молоком в палатку, — сказала прабабушка.

Она надела шляпку-панамку, чтоб солнце не напекло ей седую голову, и взяла в руки палку, с которой всегда ходила в дальние путешествия. Она говорит — палка нужна старым людям, чтобы опираться. Но сама никогда не опирается, а шарит по пути в траве, под кустами, столбами, заборами и обязательно находит грибы. Сыроежки, маслята и подосиновики вылезают ей навстречу прямо на улице Зелёной, где им расти вовсе не полагается.

Итак, Матвей взял бидон, и они пошли. Едва закрыв за собой калитку, они сразу начали свою любимую игру в перевёртыши.

— Дача, — говорит Матвей.

— Ачад, — переворачивает прабабушка слово задом наперёд.

— Сосна, — говорит Матвей.

— Ансос, — быстро говорит прабабушка.

Матвей задумывается: что бы ей загадать подлинней и потрудней.

— Гамбринус, — говорит он.

— Сунирбмаг, — выпаливает прабабушка.

Чем бы её озадачить? И как же это быстро у неё получается…

— Э-ле-ктри-фи-ка-ци-я, — торжествующе говорит Матвей.

Прабабушка на миг задумывается. Ага, вот задал он ей работу!

— Яицакифирткелэ, — без запинки отвечает прабабушка.

А Матвей пока только и может переворачивать — апап и амам.

Они идут мимо длинного забора детского сада. Потому что куда ни соберёшься, обязательно путь лежит мимо него. За забором пусто, старшей группы на площадке нет, средней тоже нет. А когда дошли до младшей группы, услышали тоненький-тоненький плач. Вся группа возилась в песочниках, лепила куличи, копала, строила дома и даже швырялась песком, хотя этого делать нельзя, а тут, отвернувшись от всех ребят, уткнув лицо меж планок забора, стояла маленькая девочка и тихонько плакала, и слёзы скатывались со щёк на улицу.

Прабабушка сейчас же шагнула к забору и присела на корточки. Она просунула руку в щель и погладила круглый затылочек и два хвостика с белыми бантами.

— Здравствуй, крошечка, — сказала она.

Матвей услышал охрипший от слёз голосок:

— Не здравствуй.

— Ну хорошо, не здравствуй, — согласилась прабабушка. — Но отчего же ты плачешь?

Бантики шевельнулись, показался голубой заплаканный глаз и мокрые реснички.

— Я соскучилась без своих мамах и папах, — сказала девочка.

Прабабушка ласково взяла её за пальчики.

— Надо сказать «без мамы и папы», — поправила она. — Погляди на этого мальчика. У него мама и папа тоже далеко, а он не плачет. И у всех ребят в твоём детском саду мамы и папы в городе, а посмотри, какие ребята весёлые. Пойди поиграй с ними, налепи много куличей…

Девочка мотнула своими бантиками.

— Я уже лепила двумями руками, — она протянула на улицу ладошки — все в песке.

— Надо говорить «двумя руками», — поправила прабабушка и стала смахивать с ладошек песок.

А девочке сделалось щекотно, и она засмеялась. И Матвей, глядя на неё, засмеялся.

— Ну, вот как хорошо, — сказала прабабушка. — Как же тебя зовут? — и дала ей конфету. И Матвею дала тоже.

— Ай-бориска! — сказала девочка.

— Тебя зовут Ай-бориска? — удивилась прабабушка.

— Меня зовут Капа, — ответила девочка, разглядывая Матвея. — А конфету зовут Ай-бориска. А этого мальчика как зовут?

— Мотя, — сказала прабабушка.