Эно Рауд - Огонь в затемненном городе
РЯЖЕНЫЕ
Моя мама удивилась, когда я объявил ей вечером девятого ноября, что пойду ряженым.
— Что это тебе вдруг в голову взбрело? — спросила она. — В военное время!
— Ну ведь есть же такой обычай, — сказал я. — Олев тоже пойдет.
Маски и одежду мы уже заготовили. Я должен был изображать медведя, а Олев — дрессировщика. По понятной причине требовалось, чтобы именно мне не пришлось говорить. У меня сохранилась медвежья маска, которую я надевал однажды на маскарад в школе. Еще я собирался надеть отцовскую куртку на меху. Когда я вывернул ее наизнанку, получилась мировая шкура, чуть ли не лучше, чем у настоящего медведя. Олев сделал себе маску сам. Он вырезал ее из плотной бумаги для черчения и здорово раскрасил пастелью. Еще он намеревался надеть старое материнское зимнее пальто. Оно было ему до пят, что вполне уместно для дрессировщика медведя. Затем он снял цепочку с вентиляционной решетки, потому что опасного хищника нельзя вести просто на веревке.
— К кому же вы хотите пойти? — спросила моя мама.
— К чужим-то мы, конечно, не пойдем, — ответил я неопределенно: нельзя же было выдавать нашу тайну.
Мы вовсе не собирались совершить обычный обход домов, как это всегда делают ряженые. Нет, для нас это была операция, которую мы назвали «Вторжение в крепость противника». Естественно, моя мама не должна была пока ничего знать.
Когда стемнело, Олев зашел за мной, и мы пустились в путь. На улице мы маски сразу не надели — боялись без необходимости привлечь к себе внимание. Только в начале Солнечного бульвара мы окончательно подготовили себя к операции: я превратился в медведя, а Олев — в дрессировщика. Цепочку Олев прикрепил к пуговице моего полупальто.
Хотя улица была совсем темной, мы быстро нашли дом номер семь. В парадном Олев зажег спичку. Так. Квартира номер 2 находилась тут же, на нижнем этаже. Операцию «Вторжение в крепость противника» можно было начинать.
Я нажал на кнопку звонка. Долго и требовательно.
— Раз, два, три, — сосчитал Олев, и мы запели.
Мы даже прорепетировали свои куплеты, и я без хвастовства могу утверждать, что в пустом парадном они звучали достаточно мощно:
Вы впустите-ка ряженых,мы пришли из дальних стран,шли — плюх-плюх — через болота,шли — топ-топ — через равнины,и у нас замерзли пальцы,заболели наши ноги.Вы впустите-ка ряженых;коль не впустите, не спросим,сами выломаем дверь…
Дверь выламывать не потребовалось. Нам открыл господин Велиранд собственной персоной.
— Хе-хе, — улыбнулся он. — Ах, какие настойчивые маленькие гости! Входите же, входите. Разве же можно оставлять ряженых за дверью.
Переваливаясь по-медвежьи, я вошел в переднюю. Олев, держа цепочку, следовал за мною.
— Хе-хе, — снова засмеялся господин Велиранд. — Значит, дрессировщик явился к нам прямо с медведем. Ну, что ты скажешь, вот здорово! А у нас тут как раз собралась компания, и маленькое развлечение будет очень кстати.
Что тут собралась компания — это мы уже и сами поняли, потому что на вешалке гроздьями висели пальто. И не только пальто, но и несколько военных немецких шинелей. Нетрудно было догадаться, что у господина Велиранда гости, и не было сомнений в том, кто эти гости.
— Какой сюрприз! Какой сюрприз! — повторял господин Велиранд и позвал нас, к радости всего общества, в комнату. Он явно приложился к напиткам, и притом основательно.
Мы вошли в гостиную. Я сразу же заметил на длинном столе жирного праздничного гуся. Должен честно признаться, что столь богато накрытого стола я до тех пор в жизни не видел. Даже в мирное время, когда еще в магазинах всего хватало. В бутылках здесь тоже не было недостатка. Когда мы вошли, поднялся веселый гвалт. Кто-то даже зааплодировал. Кто-то выключил радио.
Я испугался, что Олев вдруг спасует: ведь его роль в нашей операции была значительно труднее моей. Мы заранее договорились, что я ни в коем случае не раскрою рта, даже если у меня будут что-нибудь спрашивать. Мы опасались, что вдруг Велиранд узнает меня по голосу.
— Дамы и господа! — начал Олев.
Похоже было, что за него можно не беспокоиться.
— «Дамы и господа», — перевел Велиранд на немецкий.
— Разрешите представить вам моего медведя Мишку, — продолжал Олев.
Велиранд принял на себя роль переводчика.
Я топтался по комнате и кивал компании. Это вызвало веселое оживление. Вообще мне показалось, что развеселить подобное общество не так уж трудно, и я понемногу почувствовал себя более уверенно.
— Мой Мишка — мастер на разные штуки, — продолжал рассказывать Олев. — Он, например, умеет ездить на велосипеде, но, поскольку мы забыли велосипед дома, этот номер, к сожалению, не состоится. Итак, нам придется ограничиться только танцами. Хей, Мишка, а ну давай!
Он вынул из кармана губную гармошку и заиграл веселую польку. В своей маске он прорезал специально большое отверстие для рта, чтобы можно было играть на губной гармошке. Я топтался кругами по комнате и иногда совершал довольно нелепые прыжки. Когда я под аплодисменты окончил свой танец, мы оба с Олевом поклонились. Мы могли уже с богом тронуться восвояси, но Олев хорошо вжился в свою роль, поэтому он воскликнул:
— Уважаемые дамы! У вас есть возможность испытать судьбу. У древних эстонцев существовало поверье, что тот, кто погладит медведя, скоро выйдет замуж!
Когда господин Велиранд перевел это, раздался взрыв смеха. Дамочкам перевод и не требовался — все они явно были эстонками. Смеялись на сей раз больше мужчины, похоже, мужская часть компании состояла преимущественно из немцев.
Женщины не страдали излишней скромностью — одна за другой они встали из-за стола, подошли ко мне и, хихикая, пощипали мех моей «шкуры». Я угрожающе рычал.
— Осторожно! — воскликнул Олев. — Он может укусить. Старайтесь держаться позади него.
Я сам повернулся спиной к милым дамам и стоял теперь лицом к книжной полке господина Велиранда. Мои глаза быстро заскользили по корешкам книг. Здесь было много немецкой литературы. От волнения я плохо разбирал готический шрифт, но орел с расправленными крыльями и свастика на некоторых томах говорили мне гораздо больше, чем имена авторов и названия книг. Но пару знакомых имен я все-таки разобрал. Геббельс… Альфред Розенберг… Да, не было никакого сомнения в том, что мы действительно вторглись во вражескую крепость. И увидели тут довольно много. Можно было спокойно уходить.
Олев обошел компанию с шапкой, и вскоре она наполнилась конфетами, яблоками… Туда кидали даже деньги. Мы вежливо поклонились, Олев пожелал обществу хорошего настроения.
— Хе-хе, это действительно был веселый сюрприз, — болтал господин Велиранд, провожая нас к двери. — Всего доброго, маленькие друзья. Желаю вам удачи.
На улице мы сняли маски и глубоко вдохнули свежий воздух.
— Интересно, кто же он все-таки? — задумчиво произнес Олев.
— Он немецкий прихвостень, — ответил я. — Остальное не так уж важно.
Дома я оказал маме:
— Будь с этим господином Велирандом очень осторожной: он шпик.
Мама посмотрела на меня внимательно:
— Откуда ты это знаешь?
— Мы ходили к нему ряжеными, — ответил я.
Мама замолкла и побледнела.
И когда я рассказал подробно обо всем, что мы видели у Велиранда, она посмотрела на меня как-то по-особенному. Глаза у нее почему-то увлажнились.
Она только и сказала:
— Ты сам постарайся тоже быть осторожным, Юло.
Этим вечером, лежа в постели, я, наверно, впервые подумал серьезно, как трудно теперь маме. И решил, что буду вечерами больше сидеть дома, чтобы маме не было скучно, и вообще…
В ШКОЛЕ НАЧИНАЮТСЯ ЗАНЯТИЯ
Прошло сколько-то времени, и в конце концов школа отворила свои двери. Это произошло сразу же после Нового года — второго января. И все получилось действительно так, как говорил Гуйдо. Мы начали заниматься в здании первой начальной школы. Нашей школе досталась вторая смена, с часу дня. С утра занималась первая начальная школа, а после нас, с половины пятого, — гимназия. Уроки длились тридцати пять минут, а перемены по пять минут. Большой перемены не было.
— Ничего не поделаешь, — сказал директор школы на торжественном открытии учебного года. — Мы должны справиться с трудностями. Времена тяжелые, но трудности не должны согнуть нас. Надо всегда думать о том, чтобы держать спину прямо. Чем труднее нам, тем упорнее должны мы быть.
Речь директора захватила всех, особенно учеников старших классов. На первый взгляд могло показаться, будто он говорит только о школе и учебной работе, но нетрудно было понять, что смысл его слов гораздо шире. Он, например, о проветривании классов сказал так:
