Лябиба Ихсанова - Цветы тянутся к солнцу
Знала Газиза и Московскую улицу, и дом с надстройкой на ней. Когда нужно бывало попасть туда, на Московскую, она шла прямой дорогой: в заборе медресе была щель, закрытая доской. Отогнуть доску и пролезть туда — ничего не стоит. А там пересечешь еще один двор и через каменные ворота выходишь как раз к этому дому, у двери которого вывеска с надписью:
МУСУЛЬМАНСКИЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ КОМИТЕТ
Сколько раз читала Газиза надпись на вывеске, но не знала, что означают эти слова. Она думала, что там какой-нибудь купец устроил свою контору или просто живет богатый человек. Дом был высокий и красивый… А вот оказалось, что там и у простых солдат есть какие-то дела…
Газиза спрыгнула с подножки трамвая, вбежала во двор, бросилась к забору медресе и тут услышала голос матери:
— Вернулась, доченька. Вот и хорошо. Иди домой, куда же ты? Отца отпустили, он дома, тебя ждет, а ты бежать…
Но Газиза не остановилась. Ловко отогнув доску забора, она юркнула во двор медресе, выбежала на Московскую улицу и на мгновение остановилась перед знакомой вывеской. Только теперь она вспомнила, что не знает, кому нужно отдать пакет.
— Тебе куда, девочка? — спросил кто-то басом из темной двери.
Голос показался знакомым. Газиза подошла. В двери стоял высокий широкоплечий солдат. Газиза сразу узнала его. Это был тот самый человек, с лицом, изрытым оспой, который укрыл ее шубой на крыше вагона. И улыбнулся он так же, и тулуп на нем был тот самый. Только сейчас он был подпоясан солдатским ремнем, а в руках держал винтовку.
Он тоже узнал Газизу.
— А, это ты, мерзлячка! — сказал он. — Ну, так куда тебе?
— Туда… — Газиза рукой показала наверх. — Мне по делу, дяденька. Мне велели поскорее отнести.
— Что отнести, кто велел, кому?.. — Человек с винтовкой еще что-то спрашивал, но Газиза не ответила. Она шмыгнула в дверь и хотела подняться по лестнице, но человек опустил винтовку и перегородил дорогу. — Стой! Скажи сперва, кто тебе нужен? — сказал он на этот раз строго.
— Ой, дяденька, не знаю.
— Не знаешь, а идешь. Так не годится.
— Кто там, Исхак? — послышался сверху молодой, звонкий голос.
Газиза подняла голову. Там, наверху, держась за перила, стоял незнакомый человек, в ладной офицерской гимнастерке, с полевой сумкой через плечо.
— Слушай, Муллахмет, тут девчонка к вам просится.
— Ну, так пусти, чего же?
— Иди, — сказал Исхак, поднимая винтовку. — Иди, мерзлячка! — И он ласково подтолкнул Газизу.
Газиза мигом взбежала по крутой лестнице, достала пакет и, улыбаясь, протянула Муллахмету.
— Вот, — сказала она, — мне солдат велел передать.
— Солдат? — переспросил Муллахмет. — Ну, посмотрим, что твой солдат, нам пишет? Пойдем. — И, пропустив Газизу вперед, Муллахмет вошел в большую, освещенную электричеством комнату.
Тут Газиза хорошенько разглядела Муллахмета. Был он невысок ростом, но широк в плечах. Черные волосы, аккуратно расчесанные на косой пробор, блестели, как смола. На суконной гимнастерке, туго перетянутой ремнем с портупеей, виднелись следы погон. Справа на ремне висела коричневая полевая сумка, слева — большой пистолет в деревянной кобуре.
В комнате были еще какие-то люди. Они с любопытством глядели на Газизу, а Муллахмет, улыбнувшись Газизе большими карими глазами, вскрыл конверт и, весело повторив: «Посмотрим, что твой солдат пишет», — стал читать бумагу.
— Здорово! — сказал он, закончив чтение. — В журавлевских казармах солдаты поднялись. Ротмистра избили… Просят прислать кого-нибудь.
— Я поеду, — тут же вызвался человек со шрамом на лице.
— Хорошо, — согласился. Муллахмету — разберись там на месте, а что делать, ты знаешь.
— Разберусь, — откликнулся тот и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
— А ты, оказывается, проворная девчонка, — обернувшись к Газизе, ласково сказал Муллахмет. — Просто Искорка. Как так быстро добежала?
— А я на трамвае…
— Вон как. Ну, молодец… Эй, Исхак! — крикнул он. — Смена не пришла еще?
— Не видно пока, — донеслось снизу. — А что?
— Да надо бы девочку проводить. Темно на улице.
— Не надо, — перебила Газиза, — я не боюсь. Я тут рядом живу, у «Дунайской харчевни».
— У «Дунайской харчевни»? Ну, тут недалеко, — сказал Исхак. — А ты чья же, девочка? Может, я знаю?
— Мой папа Хусаин, а мама Фатыйха…
— Хромой Хусаин? Кучер? — спросил Исхак.
Газиза кивнула.
— Ну вот, видишь, старый знакомый оказывается. Как он, жив, здоров?
— Жив, — тихонько ответила Газиза и сразу вспомнила, что надо скорее домой, что там уже ждет ее отец, а раз ждет отец, значит, ждут и неприятности…
Газиза торопливо спустилась по лестнице, выскользнула на улицу и побежала.
— Отцу привет передай! Скажи, если рано сменят — приду! — крикнул Исхак вдогонку.
Во дворе казармы ребята не долго искали подружку. Посмотрели туда, сюда — нет нигде. Покричали — не откликается.
— Пошли, ребята, — сказала наконец Закира. — Не пропадет Газиза и без нас найдет дорогу.
— Правда, пойдемте, — поддержал Закиру Совенок. Ему тоже давно надоело здесь, но сам предложить уйти он не решался.
— Ладно, — согласился и Матали. — Отца тут все равно не найдешь. Пошли.
Ребята снова прошли по развалинам сгоревшего завода, выбрались к дамбе и, пока шагали по ней, увидели огни на берегу Казанки. Там на речке, где между двумя мостами росли густые ивняки, дымили костры. Ветер доносил оттуда вкусный запах горячего конопляного масла.
— Там что, картошку жарят? — спросил Матали.
— Не картошку, а катушки, и не жарят, а варят, — сказала Закира.
— Брось врать-то, — возразил Матали. — Зачем катушки варить?
— А вот пойдем туда и сам увидишь. Там дядя Абдулла их варит.
— А правда, пойдемте посмотрим, — предложил Совенок.
Ребята переглянулись и побежали в сторону огней.
Когда они подошли поближе, стало видно и людей, которые работали у костров… Каждый из них держал в руках длинную кочергу. Окутанные густым дымом, рабочие поправляли огонь, горевший под большими котлами, подкидывали дрова в костры и следили, чтобы закипевшее масло не выплескивалось из котла.
В кипящем масле и правда варились большие катушки для алафузовской фабрики. На них там, на фабрике, наматывали нитки, потом ставили катушки в машины, и нитки сбегали с катушек и превращались в ткань. Сырые катушки трескаются от жары, нитки на них цепляются, рвутся. А если проваришь катушки в масле, они становятся прочными, гладкими, и машина работает без перебоев.
Со стороны работа эта казалась легкой. Но когда ребята подошли поближе, они сразу поняли, что и здесь деньги достаются людям нелегко. Горький дым разъедал глаза, забивался в глотку. Ребята еще и подойти не успели, а уже и наплакались, и начихались, и накашлялись.
А каково было рабочим, которые целыми днями работали возле костров и получали меньше, чем на фабрике? Одно утешение было у них: уходя поздним вечером домой, каждый из них уносил под полой бутылочку конопляного масла. Вот из-за этого масла и нанимались люди ворошить костры…
Абдулла тоже варил катушки. Но не грошовый заработок, не даровая бутылочка масла привели его к дымным кострам. Сюда, на берег Казанки, пришел он другими дорогами — сложными и опасными.
Близилось время боев трудового народа с помещиками и фабрикантами. На заводах, на фабриках рабочие собирали боевые дружины. Дружинникам нужно было оружие, а оружие на фабрику не провезешь открыто. Вот и приходилось рабочим выбирать такие места, где можно было до поры до времени надежно спрятать оружие, а потом незаметно переправить дружинникам. В таком месте всегда должен быть осторожный, смелый и умный человек. Вот таким человеком и был Абдулла. Отсюда, с берега Казанки, он с верными людьми отправлял винтовки и патроны, запрятанные под грудами катушек, боевой дружине алафузовской фабрики.
Когда ребята подходили к костру, Абдулла нес тяжелую охапку дров от берега, где почти у самой воды были сложены высокие поленницы.
Абдулла сбросил дрова у костра, обернулся и тут заметил ребят, пробивавшихся сквозь густое облако дыма.
— Куда же вы в дым-то прямо? — крикнул он ребятам. — Возьмите полевее, а то задохнетесь.
Ребята послушно свернули влево. Здесь и дышать стало легче, и не так ело глаза.
— Ой, ребята, смотрите-ка, Лида сидит! — крикнула Закира, увидев девочку, сидевшую у костра.
Это и правда была Лида. Она любила приходить вечерами на берег и смотреть, как Абдулла работает у костров. Услышав свое имя, Лида вскочила, бросилась навстречу ребятам и крикнула:
— Дядя Абдулла, это ко мне пришли!
— Ну и молодцы, что пришли, — сказал Абдулла и засунул огромные рукавицы за веревку, которой был подвязан его грязный фартук. — Пока посидите вон там. — Он показал на крошечную песчаную полянку между ивами. — Там и ветра нет, и дым не донимает. Да скоро и ужинать будем…
