Эрвин Штриттматтер - Тинко
— Еще палец себе отхватишь, — сказал он мне. — Я недавно в табаке кусочек ногтя от твоего большого пальца нашел…
Морозу очень хочется нарисовать на окне большие белые цветы. Но наша печка так долго ворчит, что у мороза ничего не получается. Как-то утром все деревья, забор, ворота взяли да заплесневели. Это иней осел на них и всюду оставил свои перышки. Даже на морде у Тило и то он сидит. Тило сразу стал похож на собачьего дедушку. А настоящий дедушка стоит в кухне возле окна, смотрит на сверкающий двор и бормочет:
— И что он опять затеял?
Это он про дядю-солдата так говорит. Я залезаю в свои новые деревянные туфли и шлепаю в них во двор. Погляжу-ка я, что это наш солдат там опять затеял.
— Тинко, — спрашивает он меня, — ты не знаешь, где мотыга лежит?
Я знаю, где мотыга лежит, и быстренько приношу ее. Дядя-солдат лопатой нацарапал на мерзлой земле квадрат, а теперь берет у меня мотыгу и начинает рыхлить землю. Земля так и дрожит. Мерзлые комья отлетают и стучат по моим туфлям. Уж не думает ли он пруд копать посреди двора? Может быть, мне спросить? Нет, не буду я его спрашивать.
— Тинко, возьми железные грабли и выгребай землю, — говорит солдат.
А почему бы мне и не выгребать? Может быть, он скажет тогда, что он тут делает. Я стараюсь вовсю и выгребаю землю. А он мне ничего не говорит. Мерзлая корка земли еще не очень толстая. Копнешь как следует, а там земля уже теплая, мягкая и даже пахнет немного. Теперь солдат может уже копать землю лопатой.
Из дому выходит дедушка. Руки он засунул в карманы брюк; усы сердито повисли.
— Это что ж тут такое делается?
Дядя-солдат начинает свистеть сквозь зубы. Вроде то, что дедушка говорит, его и не касается. Минуту-другую дедушка смотрит, как мы работаем.
— Ах, вон оно что! — произносит он вдруг и спускается к нам в яму. Здесь он берет лопату дяди-солдата за черенок и говорит шепотом: — Ты думаешь, она продержится, ежели мы ее тут уложим? Я-то уж давно подумываю, как бы это припрятать центнер-другой.
— Что припрятать? — спрашивает его резко солдат и выпрямляется. — Я ничего не собираюсь прятать.
Дедушка перекидывает свою жвачку за другую щеку. Он разочарован. Ему так хотелось спрятать картошку. А солдат снова начинает копать и говорит про себя:
— Я хочу… Нельзя, чтоб навоз тут так валялся. Он ведь выдыхается. Я хочу яму для навоза выкопать.
Дедушка презрительно сплевывает:
— Зря это ты все! Коль тебе делать нечего, ступай солому режь.
— Зря ты все плюешься. Лучше бы подсобил. Клопы небось заели, вот и ворчишь… — И дядя-солдат выкидывает очередную лопату земли прямо деду под ноги.
Дедушка отступает на шаг:
— Это чтоб я еще подсоблял тебе? Нет уж, глупости лучше делай в одиночку.
— Глупости? Брикетированный навоз — это тебе не глупости!
А дедушка ему отвечает:
— Навоз в хлеву жиреет. Тоже мне новые моды: каждый день навоз выгребать! Лошадь еще поскользнется, свинья себе ноги переломает.
— Ничего с ними не случится, коли в хлеву сухо будет.
— Это тебя небось в твоем колхозе так научили, — говорит дедушка, наматывает на указательный палец цепочку от часов и выпячивает грудь. — А в балансе оно что получается? Кто украл, тот ворованное и прячет, чтоб не отобрали. Скотину там у мужика всю отняли… говори — украли. Своей коровы уж и нет ни у кого. А навоз ведь нужен, хоть бы для палисадничка. Или и палисадничка тоже нет? Ни грядки своей? Ничегошеньки?
Солдат перестает копать. Опершись на лопату, он серьезно говорит дедушке:
— Будет тебе каркать-то! Я ж тебе рассказывал, как и что там…
А дедушка рад позлить солдата:
— Это ты нам сказки рассказывал, чтоб скуку прогнать. Тебе же все одно никто не верит. Тинко и тот не поверил. — Дед берет меня за воротник и тащит в дом, приговаривая: — Пошли, пошли, Тинко, а то еще нос себе отморозишь тут, дурака валяючи.
А дядя-солдат изо всей силы всаживает лопату в землю, будто ему надо разбить еще целую армию врагов. Работает он, не поднимая головы. Да и свистеть перестал.
Мне из комнаты видно, как он заваливает яму навозом. Стенки ее он укрепил досками. Дедушка меня опять заставляет играть в «шестьдесят шесть». Но у меня игра не клеится. Дедушка недоволен.
— Играй как следует, а то неучем вырастешь! — ворчит он.
При следующей игре я стараюсь набрать побольше очков. Дедушка тасует карты, что-то бормоча себе под нос, довольно улыбается и впадает в раздумье. Украдкой я подбираюсь к окну. Наш солдат уже забросал яму навозом. Та мохнатая куча навоза, что лежала возле хлева, исчезла. Солдат притащил несколько толстых досок и прикрыл ими яму. Во дворе стало просторней. Мы теперь и с фурой можем переезжать через эту яму.
— Трефы козыри! — кричит у меня над ухом дед и хлопает козырного туза на стол.
Зиме конца не видать. Хорошо, что у нас печка теплая, да и в кровати мягко так! Нас совсем занесло снегом. Зайцы подбираются к нашему садику. Следы их тянутся через поля. В садике ведь капуста. Это бабушка ее здесь оставила — она будет готовить из нее рождественский обед. Но зайцы очень хотят кушать, вот они и пришли к нам за капустой. Они пролезают через дырки в заборе и отгрызают нижние листья. Потом они добираются и до верхних. Как же это они делают? Наверно, они становятся на задние лапки? Если бы я спал наверху, то я мог бы как-нибудь подглядеть, как зайчики становятся на задние лапки, чтобы дотянуться до верхних листьев. Но из-за зайцев я не пойду наверх спать, к солдату.
— Дедушка, ты что тут делаешь?
— Силки ставлю.
Дедушка прикрепляет проволочные петли к деревянным колышкам. Колышки он забивает топором в землю. Петли приходятся как раз напротив лаза, через который зайцы пробираются к нам в садик.
— Пусть теперь прибегут отведать капустки! Мы им приготовили поясок брюшко затянуть, чтобы голодно не было! — злорадствует дедушка.
Ночью прибегают зайцы. Но они подковыляли только к забору. Тут они почуяли запах дедушкиного табака на силках и повернули снова в лес. Все это мы с дедушкой прочли по их следам на другое утро. Вскоре выпал свежий снег. Он запорошил силки, забил на них запахи человека. А зайцы не запомнили, что у забора, возле лаза, через который они попадали в сад, человек устроил засаду. И уже на следующее утро в силках висят два мертвых зайца. Их уже немного запорошило снегом. Глаза у них вылезли. Возле силков снег точно перекопан. А наш дедушка потирает руки и говорит:
— Кто на чужое позарится, тому несдобровать! — и тащит мертвых зайцев на кухню.
— Я их есть не стану, они дохлые, — говорит бабушка и поправляет выбившиеся из-под платка волосы.
— А вот как они на сковороде запоют, так тебя и не оттащишь! — отвечает ей дедушка, натачивая нож.
Потом он снимает с зайцев шкуру. Мне он отдает мохнатые задние лапки. Я их беру с собой в школу. Ими очень хорошо стирать с доски. Зайцы совсем не жирные. Они, наверно, долго голодали. А когда они не захотели больше голодать, их взяли да удушили.
— В балансе оно что получается? — замечает дедушка. — Вот мы скуку-то и одолели.
А нашему солдату никогда не скучно. Он то читает в тоненьких книжках, то письма пишет. То на чердак залезет и уберет там все. То инструмент починит. Недавно вырезал новые зубья для граблей. Вечером его никогда нет дома. Куда это он все ходит по вечерам?
День весь белый, точно молочный. С утра пила нашего солдата хрипит в риге. На минутку он выходит, оглядывает двор и окна дома. Затем украдкой приносит какие-то доски и планки. Я потихоньку подбираюсь к большим воротам риги. Через щели и дырки от сучков мне видно, что наш солдат строит маленький домик. Вдруг его пила перестает визжать. Солдат выпрямляется и смотрит в мою сторону. Неужто он меня заметил? Я скорей бегу в дом.
К обеду у нас фасолевый суп. В супе плавают кусочки нутряного жира. У дедушки на усах застряла шелуха от фасоли. Он стучит ложкой по тарелке и спрашивает дядю-солдата через стол:
— Что это опять за безобразие?
— Ты о чем?
— Сам знаешь!
Дядя-солдат не поднимает глаз от тарелки. Начал было свистеть сквозь зубы, как он это обычно делает, но одумался и дует на ложку, словно она горячая.
Бабушка замечает:
— Зима на дворе. Пусть коротает время, как ему хочется, — и добавляет себе уксусу в суп.
Солдат благодарит ее добрым взглядом.
— Ему бы отдыхать да отдыхать, — говорит дедушка так, как будто наш солдат вовсе не сидит тут, за столом.
Дядя-солдат откладывает ложку в сторону.
— Довольно! — произносит он и грустно смотрит на меня. — Надоело мне это! Я парнишке хотел к рождеству подарок сделать.
— У меня в доме кроликов не будет!
— Удавленные зайцы тебе небось милей, а? — резким голосом вдруг спрашивает солдат.
— Десять кроликов пожирают столько же корма, сколько нужно на одну свинью, — отвечает ему дедушка.
