Генрих Книжник - Петька
Нюська спала и шевелила во сне кулачками. Потом нахмурилась и задёргала носом, и Петька понял, что надо согнать с неё муху. Борька притащил откуда-то марлю и ловко натянул её над кроватью.
— Ну, теперь пошли, — сказал он.
— Куда? А если проснётся?
— Не, не проснётся. А мне мамка хлеба купить велела. Сегодня магазин приезжает. Пошли со мной? Пошли, мне мамка лишних сорок копеек дала, себе что-нибудь купим.
Петька задумался: что бы купить?
— Я тоже хлеба куплю. Тётя обрадуется. Пошли скорее.
Когда они выскочили на улицу, Петька вспомнил, что надо бы надеть тапочки, но поленился. Борька был босиком, пыль на улице была мягкая и тёплая, и он пошёл так, осторожно обходя корни и шишки.
По дороге Борька объяснил, что магазин приезжает два раза в неделю на поляну за деревней и привозит всё, что надо. Если не привезёт, нужно идти в посёлок, а то можно через лес дойти до шоссе и там на попутке в город. Если пораньше выйти, то за день обернёшься. Ещё он рассказал, что ребят в деревне мало, что в школу они ездят на всю неделю в большое село за двенадцать километров. Лесостанция даёт машину в понедельник утром и в субботу. Поэтому в понедельник уроки начинаются в полдесятого.
— Из нашего класса здесь живут только я и Машка Коровина. Витька ещё, но он из восьмого. Да ещё Нинка, она второклашка. Витьки и Машки сейчас нету, одна Нинка здесь.
— Это вас четверых только и возят?
— Ага. С этого года Славик ездить начнёт: в первый класс записали. Он болеет сейчас. Мы на вездеходе ездим. А когда он портится, директорскую «Волгу» на высоких колёсах дают.
— И всю неделю так и живёте в школе? Спите-то где, на партах?
— Во дурак! Кто же на партах спит? Спальни у нас. Это же интернат.
Петька не знал, что такое интернат, но подумал, что это похоже на лагерь. И впервые ему показалось, что лагерь — не такая уж плохая штука. Да ещё на машине возят туда и обратно. И не по городу, где машин полно, а по лесу. Петьке привиделся мощный, мягко ревущий гусеничный гигант, две волны снежной пыли, разлетающиеся от него, и Борькина голова из окошка, где-то наверху. А он, Петька, ездил только на такси, и всего-то раз пять, не больше. Его берегли от болезней и лишних впечатлений и старались держать дома. Стало завидно, и Петька подумал, не попроситься ли годик пожить у тётки и поездить в Борькину школу. А на каникулы — домой. Тогда же и в свою школу можно будет зайти на утренник какой-нибудь. Весь класс соберётся вокруг, а девчонки будут спрашивать: «Куда это ты пропал, Тёткин?» А он объяснит, что решил пожить в глухом лесу зимой и поездить в школу на вездеходе. И все сразу заинтересуются. А если Колька со своими дружками начнёт дразниться, ему можно будет не отвечать. «Не заметить» его, как говорит мама. А Сизова сначала будет делать вид, что ей неинтересно, а потом всё-таки подойдёт, как будто просто так. А он, Петька, и её «не заметит» и будет рассказывать всё другим девчонкам. Тонечке Клюевой например. Она маленькая и добрая и никогда его не дразнила. А потом он уедет, и все будут о нём разговаривать.
А на будущий год — опять в свой класс. Конечно, устроить это будет сложно. Маму надо будет уговаривать, да и папу тоже. Тётка может не захотеть. Да нет, она-то, наверное, согласится. Он будет ей помогать. Сам будет придумывать, что сделать. Как сегодня с хлебом. И изобретёт ещё что-нибудь по хозяйству. Но всё равно трудно будет всех уговорить. А может, и не — стоит этого делать? Вдруг в Борькиной школе тоже кто-нибудь дразниться будет или драться. А может, ещё хуже будет, чем в своей школе? Подумать надо. А вдруг Борька всё врёт? Хоть и не похож на вруна.
— Врёшь ты всё, — сказал Петька на всякий случай. — Пешком вы, наверное, ходите или на телеге вас возят.
— Пешком не ходим, — ответил Борька, — далеко очень. А на санях, бывает, возят. Два раза совсем домой не ездили: дорогу занесло. Старшие тогда домой на лыжах ходили, которые поблизости от школы живут.
— А вездеход как же?
— Он по хорошей дороге вездеход. Это ж просто козёл с цепями. И все колёса ведущие.
— Ага, понятно, — кивнул Петька и переменил разговор. В козлах с цепями и ведущими колёсами он не разбирался. А Машка — это кто?
— Девчонка, кто же ещё?
— А Витька?
— Увидишь, — коротко ответил Борька. — Пришли. Смотри, очередь уже.
На полянке под деревом сидели на траве две старые бабки, одна молодая женщина, девчонка с растрёпанной косой и двое дядек. Один из них был тот самый дед Трофим, который видел Петькин приезд в деревню, а другой был ещё довольно молодой мужчина. Бабки и девчонка были с сумками, а возле дядек лежали пустые бутылки.
— А что, здесь и бутылки принимают? — спросил Петька.
— Принимают.
— Борька, у тётки пустые бутылки есть. Давай сдадим и мороженого купим.
— Мороженого не привозят. А крючки, рыбу ловить, можно.
— Крючки и у дядьки попросить можно. Лучше батареек купим для фонарика. Штаб сделаем. Знаешь, как вечером в нём хорошо будет сидеть с фонариком?
— Давай. Я дома тоже сколько-нибудь бутылок найду. Магазину-то уж пора ехать.
Петька рассеянно поглядел по сторонам. Бабки неторопливо разговаривали друг с другом. Девчонка молчала и смотрела на него голубыми хитрыми глазами.
— Чего уставилась? — спросил Петька.
Девчонка отвернулась, но зато прекратили разговор и стали глядеть на него бабки. Теперь отвернулся Петька.
— Это у вас в Москве все такие? — вдруг спросила бабка постарше.
— Какие такие? — повернулся Петька.
— А гладкие такие. Небось сыто живёте, пьёте сладко, воду не носите, навоз не возите, хлеб не робите. Ходить и то незачем: метро возит. Почиркал день карандашом — и домой, телевизор смотреть.
— Не скажи, бабка Марья, — вступила в разговор молодая женщина. — Небось в Москве и худые есть. Его к нам такого специально прислали для наглядной агитации.
— Для какой агитации? — испугался Петька.
— А как на плакате: «Ешьте сосиски молочные, они самые сочные».
Девчонка прыснула. Бабки тоже засмеялись. Петька растерялся: взрослые так не разговаривали с ним. Они или спрашивали деловито-снисходительно, сколько ему лет и в каком классе он учится, или с непонятным оживлением удивлялись, как он вырос. И всегда добавляли, что он молодец, как будто рост и возраст были большой его заслугой. Здесь же над ним обидно смеялись. Петька оглянулся на Борьку, но тот рылся в сумке и, похоже, не обращал внимания. Защиты неоткуда было ждать. Петька почувствовал, что он сейчас разревётся и опозорится на всю деревню навсегда. Это он чётко понял: реветь ни за что нельзя. Эх, если бы сейчас оказаться вдруг дома, уж он бы устроил рёв! Петька поскорее отвернулся, потому что глаза налились уже слезами и всё вокруг стало расплываться и дрожать. Он стал смотреть в землю, чтобы слёзы не перелились через край.
— Чего к мальцу пристали? — услышал он вдруг. — Для языков ваших кудрявых он сюда приехал, что ли? Своих всех перечистили, сорочье племя? Соскучились? А ты чего, парень, молчишь? Скажи им: «Не я толстый, а вы, грабли тощие, настоящей красоты не понимаете!» Ну!
У Петьки разом высохли слёзы. Он повернулся и увидел, что молодой мужчина смотрит на него весёлыми глазами и ждёт.
— Разве можно? — ужаснулся он. — Они же взрослые.
— Ну и что? Взрослые, да глупые.
— Всё равно нельзя, — убеждённо сказал Петька. — Мама говорит, что взрослым грубить нельзя.
— А если я тебе, к примеру, уши сейчас нарву? За просто так? Неужто стерпишь, не обругаешь даже?
— Нет, — тихо ответил Петька.
— Ну и дурак, — сказал мужик и отвернулся.
— Чему, Мишка, ребёнка учишь? — сказала молодая женщина. — Парень, видать, тихий, уважительный, а ты его плохому учишь. Чтобы безобразничал да старших не уважал.
Она хотела ещё что-то добавить, но её уже никто не слушал, потому что девчонка увидела машину, и все стали вставать и строиться в очередь.
Это была не просто машина. Это была целая будка на колёсах с окном сбоку и дверью сзади. Через всю будку шла белая надпись: «Автолавка» — и ещё что-то помельче, но Петька не успел прочитать. Машина съехала с дороги на поляну и резко затормозила у самой очереди. Бабки шарахнулись и закричали, замахали руками на рыжего парня, который вылез из кабины.
— Дорогие вы мои! Как же я соскучился по вас, век бы вас не видать! — запричитал он тоненьким голосом, обходя машину, и Петьке вдруг стало весело и интересно. — Спешил я к вам, спешил, чуть машину не забыл, — продолжал парень, открывая заднюю дверь и залезая внутрь. — Торопился, бежал, чуть товар не растерял!.. — донеслось уже из машины.
— Ты растеряешь, — засмеялись бабки. — Скорее найдёшь.
Окно в лавке распахнулось изнутри, откинулся прилавок, и появился парень: в белом халате, в синем берете, очень важный, с весами и гирями.
