Николай Дубов - На краю земли
— Стоп! Привал и завтрак.
— Да еще ж рано! И совсем мало прошли! — запротестовали мы.
— Сейчас двенадцать, шли мы пять часов и прошли не так уж мало. Переутомляться нельзя: нам нужно идти и сегодня и завтра. И вообще с начальником не спорят… Геннадий — за хворостом!.. Павел — развьючивай лошадь!.. Катя — по воду, а Николай — кончай записи.
Дядя Миша помог Пашке развьючить Звездочку, ее пустили пастись. Катеринка схватила чайник и убежала к реке, а я, кончив записи, пошел помочь Геньке. Пока я собирал валежник, на привале уже запылал костер и над ним на рогульке повис чайник. Мы быстро позавтракали, и дядя Миша заставил нас лечь и положить ноги повыше, чтобы от них отливала кровь — тогда быстро проходит усталость. Мы совсем не устали, но протесты не помогли, и нам пришлось лежать.
Через час мы поднялись, навьючили Звездочку и тронулись дальше.
Батырган теперь занял почти четверть неба впереди нас. Кустарник становился гуще, и пробираться через него было все труднее. Звездочка то и дело цеплялась вьюком за сучья; тогда ее приходилось толкать назад и вести в обход. Скоро на склоне Батыргана уже можно было различить отдельные деревья, кое-где зажелтели проплешины обнаженного камня. Тыжа, стиснутая с одной стороны Батырганом и с другой — скалой, шумела все сильнее, сердито пенилась и клокотала…
Дядя Миша шел все время по берегу и внимательно приглядывался к камням. Мы тоже смотрели во все глаза, но камни были как камни: серые, желтоватые или темно-зеленого цвета.
У самой подошвы Батыргана лес расступился, и мы очутились на невысоком пригорке, густо заросшем травой.
— Вот и место для ночевки, — сказал дядя Миша. — Снимать амуницию, готовить костер и ночлег!
Звездочку стреножили и пустили пастись, натаскали ворох сухостоя для костра. Катеринка села чистить картошку для супа. Дядя Миша сказал, что погода, по-видимому, предстоит хорошая и потому строить шалаш не будем, а сделаем навес. Он и Генька вырубили длинные лесины, забили два кола с развилками, на них положили лесину, а к ней наклонно прислонили другие.
Я и Пашка таскали лапник и переплетали лесины ветками, пока не образовалась настоящая односкатная крыша. Потом мы нарубили много лапника, уложили его под навес, и у нас получилась высокая, пышная постель.
Катеринка повесила котел с супом над костром, а сама побежала искать дикий лук. Уже и суп был готов, а ее все нет и нет. Дядя Миша начал беспокоиться, как вдруг Катеринка примчалась сломя голову. Косички у нее растрепались, она исцарапалась, запыхалась и долго ничего не могла сказать, а потом выпалила, что нашла «ископаемое».
— Ну-у? — удивился дядя Миша. — Хорошо! Только прежде пообедаем, а потом пойдем смотреть твое ископаемое.
Мне стало немного обидно: вот Катеринка уже сделала научное открытие, а я должен, как пришитый, идти по маршруту и считать шаги — много так сделаешь открытий! Мне даже есть расхотелось, хотя суп был очень вкусный. Он, правда, отдавал дымом, но все-таки казался куда лучше всех домашних супов.
После обеда пошли смотреть «ископаемое». Катеринка, гордая и довольная, шла впереди. Мы пробрались через подлесок и вышли к небольшой полянке.
У поваленной бурей трухлявой пихты лежало несколько костей и широкий череп.
Катеринка, торжествуя, оглядела нас, и меня кольнула острая зависть: находка была налицо.
Дядя Миша посмотрел на кости, и вдруг на него напал такой же сильный кашель, как при первой нашей встрече. Генька все время морщился, вертел носом и наконец не выдержал:
— Ну и воняет твое ископаемое!
И правда, от костей нестерпимо несло падалью.
— Да… — сказал дядя Миша. — Боюсь, Катя, что ты ошиблась. Это не ископаемое, а совершенно современное животное, к тому же домашнее. Судя по черепу, это обыкновенный теленок.
Катеринка покраснела:
— Откуда же здесь теленок? Они ведь в деревне…
— Не знаю. Как-нибудь забрел, ну… и сдох. И, должно быть, не очень давно, если до сих пор не выветрился запах.
В кустах послышались возня, рычанье, и на лужайку вылетел Дружок. В зубах у него торчало что-то вроде мохнатой палки. Он трепал ее из стороны в сторону, бросал, с рычаньем отскакивал, потом снова хватал и начинал трепать.
Пашка подбежал и вырвал у него палку. Это был чей-то пегий хвост с пучком черных волос на конце.
— Ой, я знаю! — закричала Катеринка. — Это же тетки Егорьевны телка! Она же недавно пропала, и у нее был такой хвост…
Мы все подтвердили, что хвост у пропавшей Лыски был точно такой.
— Очень может быть, что это и она, — согласился дядя Миша.
— А отчего она сдохла?
— Ее, наверно, задрал медведь, — предположил Генька.
Нам стало не по себе. Что, если он где-нибудь поблизости и вдруг нападет на нас? Ну, будь еще у всех ружья — другое дело, а то на всех одно ружье дяди Миши и то осталось в лагере.
Мы сразу притихли и поскучнели, а Пашка вдруг побежал по кругу, и круг становился все шире. Дружок, вывалив на сторону язык, усердно бежал следом. Дядя Миша сразу догадался:
— Молодец, Павел! Только здесь трудно найти — трава…
Но Пашка уже нашел то, что искал. Там, где он остановился, травы не было, и на мелком песке четко отпечатались чьи-то следы.
— Вот, — сказал Пашка, придерживая Дружка, который порывался бежать дальше. — Видите? Это он…
Таинственный след был без пятки, сдвоенный — отпечаток находил на отпечаток — и короткий: всего каких-нибудь десять сантиметров длиной.
От овальных отпечатков пальцев вперед шли длинные, тонкие борозды — след когтей. Несомненно, это были следы зверя, только какого?
Пашка сказал, что медвежий куда больше. Но, может, это след медвежонка, а медведица прошла рядом по траве? Однако дядя Миша сказал, что у медведя и у медвежонка ступня отпечатывается полностью и они не ступают след в след. Это след зверя значительно меньшего, чем медведь. И, хотя все это очень интересно, пора возвращаться в лагерь, где остались без присмотра Звездочка и костер.
Нам очень не хотелось уходить, не выяснив, что за таинственный зверь ходил возле Катеринкиного «ископаемого» теленка, но пришлось идти.
Вернувшись, мы с Генькой немного повертелись в лагере, потом пошли к Тыже. Генька попробовал было «печь блины», но Тыжа бурлила, и камешки сразу же зарывались во вспененную воду.
— Знаешь, — сказал Геннадий, прислонившись к большому камню, — я вот думаю: хорошо бы так все время…
— Что?
— Путешествовать… Ты что станешь делать, когда вернемся?
— Ну что? Жить, учиться буду… Да ведь и ты тоже?
— Не знаю… Я, должно, опять пойду. Вот сейчас научусь все, как надо, делать и пойду… Пошли вместе? А?
— Как же мы пойдем? Нас не пустят.
— Сами пойдем! Что мы, маленькие?.. И будем искать. Здорово будет, если мы найдем изумруд! Ну, не такой, как тот, про который дядя Миша говорил, а пусть поменьше… Вот как эта галька.
Он положил на мою ладонь несколько камешков, и мне вдруг показалось, что они вспыхнули ясным зеленым светом. Свет нарастал, переливался, и внезапно в нем ожили, задвигались пароходы и самолеты, караваны верблюдов, сожженные солнцем пустыни, сверкающие льды полюса, тропические заросли и водопады, зеленовато-седые волны штормующего моря и подводная лодка, которой командую я… И так же внезапно видение погасло — все это были только мечты. Я вздохнул и швырнул камни в воду.
— Нет, Генька! Наверно, мы все-таки маленькие… Никуда нас не пустят. И потом, учиться ведь надо! Ну, пойдем мы, а сами ничего не умеем… Вот папанинцы или дядя Миша — они же ученые все… А мы что? Так только, шататься будем…
Генька не успел ничего ответить, потому что на нас налетела Катеринка.
— Чего вы тут прячетесь? — закричала она. — Я уже охрипла кричавши. Ни вас, ни Пашки… Дядя Миша сердится. Он и меня не хотел пускать… Идите скорей!
В лагере грянул выстрел и гулким эхом рассыпался по увалу.
— Во! Слышите? Это он сигнал подает… Бежим скорей!
Дядя Миша действительно сердился:
— Где вы бродите? Где Павел?
Мы не знали. Оказалось, что, хотя Пашка пошел впереди всех, в лагерь он не возвратился, не появлялся и неразлучный с ним Дружок. Заблудиться Пашка не мог — Дружок вывел бы его к лагерю. Значит, с ним что-то случилось. Катеринка предложила идти в разные стороны и искать.
— А потом мне всех вас искать? — еще больше рассердился дядя Миша. — Нет уж, сидите на месте!
Он поднял ружье и опять выстрелил вверх. Горы долго отталкивали гром выстрела, пока он не затерялся и не заглох в зарослях.
Но на него уже отозвался заливистый щенячий лай. Лай становился все громче, и наконец на поляну выбежали Дружок и запыхавшийся Пашка. Он еле стоял на ногах, но был такой счастливый, будто только что слез с самолета.
— Нашел! Нашел! — закричал он еще издали.
